История Индии

В 1004 году Махмуд вернулся в Индию. На этот раз он перешел Инд и после ожесточенной битвы взял город Бхатия (предположительно, на реке Джелум). Но там его застал сезон дождей и стали тревожить вылазки противников — он растерял большую часть добычи и собственного обоза. На следующий год он решил напасть на Мултан, где эмир, хотя и был мусульманином, исповедовал исмаилизм — шиитскую ветвь ислама. Анандапал отказался обеспечить Махмуду безопасный проход через свои владения, и вскоре его земля снова ощутила на себе «длань убивающую, заточающую, отнимающую и сжигающую». Мултан пал, «мятеж, враждебность и ересь были подавлены», а слава о Махмуде донеслась до Египта. Аль-Утби восторженно писал, что она превосходит славу самого Александра.

Набеги продолжались. В 1008 году Анандапал потерпел от Махмуда самое сокрушительное поражение. В тот раз Махмуд овладел всем Пенджабом, а затем взял мощную крепость и храм в долине Кангра (Химачал-Прадеш), где хранились сокровища династии Шахи. Оттуда Махмуд вывез золотые слитки по 180 килограммов каждый и серебряную глыбу весом в 2 тонны, а монет — на семьдесят миллионов царских дирхемов. Там же оказался разборный дом, весь из чистого серебра. Но Махмуд никак не мог насытить жажду убийства, порабощения индусов и присвоения чужого добра — его аппетит разгорался. В 1012 году жажда привела его в Тканесар — древнюю столицу Харши, к северу от Дели. Анандапал, чье царство сократилось до маленького клочка земли в восточном Пенджабе и чье положение почти не отличалось от положения вассала, попытался вмешаться. Он предложил Газневиду выкуп слонами, драгоценными камнями и уплатой ежегодной дани. Предложение было отвергнуто, Тканесар вскоре пал, а «султан вернулся с таким количеством награбленного добра, что не смог его пересчитать». «Благодарение Богу, защитнику всего мира, что он снискал такую честь для ислама и всех мусульман», — пишет аль-Утби.

В 1018 году пришел черед Матхуры, знаменитого места паломничества, священного для почитателей повелителя Кришны, известного скульптурами времен династии Гуптов. Колоссальные каменные изваяния главного храма Матхуры поразили даже Махмуда. Уже озабоченный постройкой в Газни медресе и мечетей, он подсчитал, что для сооружения подобного храма требуется по меньшей мере двести лет и сто миллионов дирхемов. Аль-Утби указывает, что храм «просто невозможно описать». Но осквернить его посчитали возможным. После того как со священных изображений ободрали тонны золота, серебра и драгоценных камней, храм постигла та же участь, что и многих других до него — его «сожгли огнем и нефтью и сравняли с землей».

Когда Махмуд дошел до Ганга, разграблен был и сам Каннодж. Похоже, столица Пратихаров с ее «семью крепостями и десятью тысячами храмов» была почти беззащитна. И к ней подступили беспощадный Газневид и его кровожадные фанатики. Аль-Утби цитирует письмо, которое написал Бхимпал — вероятно, царский сын — одному из наименее склонных к пораженчеству советников отца. Он призывал индусов сопротивляться этой новой форме тотальной войны. Письмо выдает нерешительность Бхимпала.

Из этой кампании Махмуд вернулся с богатой добычей в 20 000 000 дирхемов, 53 000 рабов и 350 слонов. Затем последовали еще более дальние походы туда, где сейчас находится Мадхья-Прадеш, на раджпутов династии Чандела. Эти набеги оказались не столь успешны, но в 1025 году он нацелился на Сомнатх — еще один город-храм и место паломничества. Чтобы добраться до священного места берегом полуострова Саураштра, требовалось пересечь «пустынные земли» Раджастхана от Мултана до Джайсалмера и зайти далеко в глубь Гуджарата. Для Махмуда это были новые земли и самый рискованный поход. Но, взяв с собой только верблюдов и конницу, он пересек пустыню, чем сильно удивил врага, и в кратчайшие сроки добрался до Саураштры.

Укрепления Сомнатха выглядели весьма внушительно. Но оказалось, их охраняют не войска, а полчища брахманов и вереницы паломников. Плохо вооруженные, они бросались на врага в слепой ярости, защищая знаменитый храмовый лингам (фаллический идол повелителя Шивы). Для опытных солдат Махмуда с веревками и лестницами взобраться на стены было делом техники. Дальше последовало такое побоище, что даже мусульманские летописи не в силах скрыть, как тяжело пришлось захватчикам. Одна из них упоминает, что «ужасающая резня» произошла перед храмом.

Взятая в храме добыча золотом, серебром и камнями составила 12 000 000 дирхемов. Но больше, чем добыче, Махмуд был рад возможности разрушить огромный позолоченный лингам. После того как с лингама сняли позолоту, он самолично «обрушил на него свой меч», хотя здесь скорее потребна кувалда. Затем куски идола были увезены в Газни и вделаны в ступени новой мечети Джами Масджид, чтобы их там попирали ногами правоверные мусульмане.

Этот жест набожности (или, если угодно, святотатства) ознаменовал зенит в судьбе Махмуда. Он предпринял еще один поход в Индию, вылазку в Синд, но в 1030 году умер. Память он оставил о себе долгую. «Махмуд был царем, давшим миру счастье и прославившим мусульманскую веру», — пишет Феришта. Историк признает, что иногда Газневи был подвержен, как говорили некоторые, «презренному пороку алчности», но всякий раз, как он утверждает, это делалось из благородных побуждений^{153}. Махмуд оказывал покровительство великому ученому аль-Бируни, а также поэту Фирдоуси, хотя последний и считал его скрягой. Он украсил город Газни и превратил его в процветающую столицу. Даже противники-индусы не могли обвинить его ни в чем, кроме жестокости и идолоборчества.

Трудность изучения столь хорошо задокументированной биографии состоит в том, что избыток сведений может запутать. Излишнее прилежание летописцев порождает преувеличения и повторы. Несмотря на все жестокие и грабительские походы, Махмуд захватил очень мало земель. Во время его правления были присоединены только владения Шахи в Пенджабе. В других районах — в Кашмире, центральной Индии, в Гуджарате — он даже не пытался ни закрепить завоевания, ни обеспечить присоединение новых территорий. На самом деле ему и самому не всегда бывало просто уйти. Крупные раджпутские крепости Гвалиор и Калинджар так и не покорились, хотя он нападал на них. Все попытки обратить индийских князей в ислам и сделать своими вассалами принесли очень скоротечные результаты.

Превосходные качества конницы Махмуда во многом объяснялись возможностью получать коней среднеазиатских пород. Его войска вдохновлялись религиозным фанатизмом, перспективой богатой добычи и женщин на этом свете и чем-то не менее хорошим на свете том. С другой стороны, отсутствие рвения у индийских воинов вполне понятно. Самое большее, на что они могли рассчитывать, сражаясь с дикими гази, — быстрый конь и невеликий шанс остаться в живых. Если удавалось одержать победу, то она сулила лишь возврат отнятого. Истребление млеччха индусам радости не доставляло. Есть многочисленные свидетельства об индусах северо-западных областей, которые принимали и ту и другую веру и время от времени сражались за Газневидов.

Трудно их за это упрекать. Такая решительность, какую выказывали Шахи, редко встречалась среди соседей-правителей. Калхана, в летописи которого «Раджатарангини» встречаются ссылки на немусульманские источники того времени, приводит интересный пример. В 1013 году Трилочанапал, сын Анандапала и последний из рода Шахи, чтобы оказать Махмуду сколько-нибудь серьезное сопротивление, вынужден был просить разрешения пройти на территорию Кашмира. Газневид шел по его следам, и царь занял укрепленную позицию над обрывистым краем долины, в районе горного хребта Малых Гималаев Пир-Панджал. Оттуда он попросил помощи у кашмирского царя Самграма-раджи. Тот прислал своего военачальника по имени Тунга. Некогда Тунга был пастухом, затем полюбился царице Кашмира. Будучи опытным воином, он решил, что сможет выгнать Газневида в два счета. Он был так уверен в своем успехе, что не принял никаких мер предосторожности — не выслал разведки, не поставил на ночь караулы. Трилочанапал попытался остудить его задор. «До тех пор, пока не узнаешь, как собрались действовать туруски, тебе следует укрепиться на этой горе и смирить нетерпение», — сказал он воеводе. Но Тунга не послушался. Он даже перешел реку, чтобы сразиться с малым разведывательным отрядом Махмуда. Тут подоспел и сам Махмуд — непревзойденный тактик — со всей военной мощью. Тунга взглянул на сплоченные ряды врага — и бросился наутек, а его войско рассеялось в горах.

Однако сообщают, что Шахи еще некоторое время сопротивлялся. По всей видимости, Трилочанапал был вытеснен с последнего рубежа обороны и начал отступать в Кашмир. Пока он тянул время, Махмуд сам ушел из долины. Так Самграма-раджа сохранил независимость страны, и Кашмир еще три столетия простоял под управлением индийских царей из династии Лохара. «Кто может описать величие Трилочанапала, которого даже бесчисленные враги не смогли одолеть в битве?» — вопрошает патриотически настроенный Калхана. Как ни странно, это смог сделать мусульманин, верноподданный Махмуда Газневи. Шахи обязаны своей эпитафией аль-Бируни, величайшему ученому того времени.