Госсмех. Сталинизм и комическое

Без «мамы» Серафима просто не может функционировать: все ее мизансцены разыгрываются с Аглаей Ивановной, которая и создает «мещанский фон» своей озабоченной женихами дочери:

Серафима. Мама, я должна тебе что-то сказать…

Аглая Ивановна. Сима, ты меня пугаешь. Что случилось? (Опускается на диван.)

Серафима. Ничего особенного не случилось, но вопрос очень, очень серьезный.

Аглая Ивановна. Бросила институт?

Серафима. Мама! Гораздо серьезнее!

Аглая Ивановна. Тебе в ателье испортили пальто?

Серафима. Я выхожу замуж!

В репликах Аглаи Ивановны дана вся система ценностей лопоуховской семьи (испорченное в ателье пальто куда серьезнее брошенного института), как, впрочем, и уровень культуры: узнав, что фамилия жениха Серафимы Ленский, Аглая Ивановна восклицает: «Это какой Ленский? Где-то я уже слышала эту фамилию… чуть ли не по радио…» Аглая Ивановна представляет целую галерею «просто» мещанок. В отличие от культурных мещанок, они не занимаются просвещением мужей, не возводят в квартире арки и не строят концертный зал или салон на дому. Их мир прозаичен и полон старыми добрыми слониками, фикусами и картинами Шишкина.

Пара Диана и Поэма из пьесы украинского драматурга В. Минко «Не называя фамилий» зеркально отражают михалковскую пару Аглая Ивановна и Серафима. Разница между ними в том, что Минко, как будто следуя совету Погодина, сделал своих мещанок центральным объектом сатирического осмеяния. Они и пускают под откос карьеру замминистра Карпо Карповича.

Схожесть ситуаций не должна смущать. Эти пьесы похожи на идеологический конструктор, из деталей которого можно собрать в бесконечных комбинациях самые разные предметы. Так, в пьесе И. Муратова и М. Аваха «Сам себе враг» перед нами — номенклатурный начальник, который ни в чем не разбирается. Его поставил на высокий пост некий зазнавшийся вельможа Иван Иванович, жена которого — типичная культурная мещанка Валерия Сидоровна, устраивает скандал из-за того, что ее заболевшего песика поместили в «собачьи условия» — в общей палате, среди овчарок и дворняжек, тогда как он благородной японской породы. Сам главный сатирический персонаж пьесы, бывший ветеринарный работник, ставший по воле влиятельного Ивана Ивановича руководителем культуры в области, Даниил Семенович Бычко (к которому подбивается «глупая фифочка» (вариант погодинской Милы — Лидочка Козенко), с позором проваливается и в должности директора ветеринарного института, куда он тоже был определен по протекции, и на посту «шефа» культуры (Бычко пригласил на гастроли в город квартет, а потом высказывал недовольство тем, что приехали только четыре музыканта). Дети Бычко смело выводят на чистую воду и его, и Лидочку.

Повторяются даже детали. Так, в комедии Минко отвергнутый жених агроном Нетудыхата вытаскивает из карманов огромные опытные помидоры, а в пьесе «Сам себе враг» Ковальчук приносит с собой яблоки… Лида во многом смахивает на Поэму, а Валерия Сидоровна заставляет вспомнить Агу Щуку из «Калиновой рощи». Эта героиня Корнейчука явилась прародительницей многих подобных образов, вроде Дианы Михайловны из комедии «Не называя фамилий», Олимпиады Ивановны из «Дорогой мамочки» И. Багмута и В. Сокола, Киры Карловны из «Дочери прокурора» Ю. Яновского (и это только украинские сатирические комедии начала 1950-х годов!). Валерия Сидоровна напоминает Агу Щуку даже в мелочах: та два раза в год ездит в Сочи, так же поступает и Валерия Сидоровна. У Минко Карпо Карпович вспоминает свою лихую молодость. То же делает и Бычко. Болезнь как способ маневрирования в критические моменты фигурирует в «Извините, пожалуйста» А. Макаенка. Калиберов симулирует припадок болезни печени — и в пьесе П. Ластивки «Моль», где у главного носителя зла Пятнова, стремящегося избежать наказания, тоже вдруг заболевает печень. Нечто подобное происходит в комедии «Сам себе враг», где Бычко прикидывается больным, чтобы не идти на заседание кафедры и не выступать против влиятельного Петра Петровича. Иногда меняется направленность действий. Так, в пьесе Минко все вращается вокруг нежелания Поэмы уезжать из Киева на периферию, а в «Дорогой мамочке», наоборот, положительный герой выпускник-геолог Павел Богатырь изо всех сил рвется на работу на далекую периферию, где хочет стать «первооткрывателем», тогда как его ограниченная и эгоистичная «дорогая мамочка» Олимпиада Ивановна, жена главного бухгалтера конторы «Заготсено», идет на всяческие махинации, чтобы сын остался в аспирантуре в университетском городе, что должно обеспечить ему хорошее будущее.

Эти бесконечные переходы одинаковых мотивов (и это лишь в одной национальной литературе, в одном жанре и в один короткий период!) объясняются не только отсутствием изобретательности у авторов, но тем, прежде всего, что из пьесы в пьесу перемещаются практически одни и те же персонажи. Тем важнее рассмотреть ключевых из них.

Пьеса Минко, в которой изображаются, говоря словами критика тех лет, «избалованная, легкомысленная тунеядка Поэма и ее достойная мать — воинствующая обывательница Диана Михайловна»[696], в этом смысле особенно примечательна. Она как бы собирает в фокусе те типологические черты, которые были разбросаны в рассмотренных выше пьесах. Здесь есть и мещанки, и противостоящие им правильные «простые советские люди», и непременный бюрократ, осуждаемый, подобно Лопоухову, за «ротозейство». Как писал тот же критик, «в судьбе благодушного ротозея Карпа Карповича драматург показывает, как бытовое мещанство перерастает в политическое»[697].

Пьеса Минко — образцовая сатирическая комедия 1953 года. Заложенный в ней принцип сатирического осмеяния дан в самом заглавии: не называя фамилий — означает принцип «реалистической сатиры» и «типизации». Но в отличие от других номенклатурно-мещанских комедий сатира Минко прямо обращается к генезису советского мещанства с целью его идеологического смещения и переакцентирования.

Жена замминистра Карпо Карповича Диана Михайловна, «женщина со следами былой красоты», и дочь Поэма, девица «давно на выданье», — карикатурные мещанки, которые обсуждают почти исключительно сорта шампанского и наряды:

Поэма. Какое мне платье надеть?

Диана. Лучше всего марокеновое… Терракот.

Поэма. Терракот… фу, оно меня старит.

Диана. Тогда надень перванш реглан труакар… Без плечей.

Дочь всеми в доме командует и ведет себя, в том числе и с матерью, по-хамски. Мать побаивается дочери, во всех конфликтах принимая ее сторону. А конфликты здесь связаны почти исключительно с женихами Поэмы. Она хочет найти «статусного» жениха, но каждый раз ее представления о статусе расходятся с представлениями ее избранников.

Мы застаем Поэму разрывающей отношения с прежним женихом, агрономом Василем Нетудыхатой. Он не подходит ей, поскольку решил уехать в Полтаву. Она же уезжать из Киева категорически не желает, в чем ее поддерживает Диана («Поезжай, поезжай к нему. Будешь помидоры с ним разводить. Блестящая перспектива: Поэма Нетудыхата!»). Объясняясь с Василем, Поэма заявляет ему, что в Полтаве ей делать нечего, хотя она закончила мединститут и не может найти в Киеве работу по специальности. Она решила поступить в консерваторию, лишь бы остаться в столице, говоря словами жениха, «под крылышком у отца-замминистра». Разрыв назревал давно. Оказывается, мать Дианы ездила в Полтаву «на разведку»: узнать, как и где живет жених дочери, сколько зарабатывает. Ей не понравилось, что он «возится с какими-то помидорами, живет на одну зарплату и разъезжает не на „Победе“, а на обыкновенной тележке».

Увлечение Василем прошло. Теперь у Поэмы новый многообещающий жених. Она рассказывает подруге: «Ты была на Крещатике? Видела, какие дома растут? Мой Макс там работает. Инженер! Талантливый! Все прочат ему лауреата!» Но Диану ожидает страшный удар: жених решает уехать на строительство нового города в районе Каховки. Место, где будет строиться новый город, — село Захлюпанка, откуда родом Карпо Карпович. В этом селе живет вся его семья. На глазах Захлюпанка превращается в город Ясные Зори. И строит его Максим Кочубей.

Здесь, на строительстве, и происходит его решительное объяснение с Поэмой, которая отказывается здесь оставаться. Она объясняет Максиму свою «жизненную философию»:

Вот таким был и мой папа. Всю свою жизнь он горел, метался как неприкаянный по свету. Куда его только не бросали! Но он наконец понял и… сейчас живет по-человечески. […] Он завоевал эту жизнь и для себя, и для семьи, для тебя… Пойми, что мы — я, папа, мама — все сделаем, все!.. Перспектива какая! Ты будешь строить в Киеве высотные дома, учиться. Я тоже буду учиться, петь. (Тихо напевает лирическую песенку.) Ну, и (как бы извиняясь) будем ходить в оперу, театры… В свободные вечера. Счастье для многих — жар-птица, и мы ее поймаем!.. И кроме того, что мы, хуже других? Кто-то будет жить в столицах, a мы…

Максим заканчивает прерванную Поэмой мысль:

Другие по институтам красоты ходить будут, а на этих стройках путной маникюрши не сыщешь! Другие… […] Не консерватория и Академия тянут тебя в Киев, a комиссионные магазины, ателье мод и парикмахерские. Не опера и театры, a их фойе, киевские улицы и сады, где бы ты могла показывать свои новые наряды и модные прически.

Отец семейства пытается противостоять ненасытному приобретательству жены и дочери, но чаще ретируется.

Карпо Карпович представлен барственным бюрократом. Дома мы видим его помыкающим домработницей и требующим, чтобы ему подавали боржом только со льда. Он грубо разговаривает с подчиненными. Отец и сестра Ивга пытаются вразумить замминистра. Ивга стыдит брата, оказавшегося под каблуком у жены: «Мне, сестре, обидно. Такой орел был, комиссар. И дожил, что им славгородская вертихвостка командует. <…> учить ее надо, выбивать дух славгородский! Ты же коммунист, и старый».

Но старый коммунист «разложился». И привели его к этому дочь и жена. При том образе жизни, который ведет Поэма, не удивительно, что вокруг нее вертятся всякие темные личности, аферисты и жулики. Таков новый жених Поэмы Жора, занимающийся, как потом выясняется, списыванием кирпича со стройки спекулянтам. Он дарит ей дорогие подарки, панбархат и бриллиантовые серьги, присылает вазу с цветами и запиской: «Цветку душистых прерий»…

Но тут рушится благополучие Поэмы: Карпо Карпович снят с должности. Только теперь Диана понимает: «Пропали мы, пропали». Карпо Карпович объясняет происшедшее с ним:

За что выгоняют плохих работников? Думаешь, если заместитель министра, то уже и неприкосновенная цаца? <…> За бюрократизм — раз! За то, что не рос ввысь, а больше вширь, — два! За то, что превратился в шляпу и ротозея, — три! За то, что окружил себя свояками и знакомыми, — четыре!..

Оказывается, лучшая подруга Поэмы «крутила делишки» с женихом Поэмы, подсунув на подпись замминистра наряд на двадцать вагонов леса и тридцать тонн цемента. Тут же он сообщает потрясенной Поэме: «Твоего милого женишка два часа тому назад посадили <…> как сажают пройдох и хапуг. Пришли, забрали и увезли. Из министерства — в тюрьму».