Белый камень в глубине колодца

***

Динка любила книги. Книги заменили ей родителей, друзей, учителей и телевизор. Она пила жизнь через пожелтевшие страницы, дышала этой придуманной кем-то жизнью и этими страницами, как воздухом. Иногда ей казалось, что именно там, в книгах, правда, а она сама, Динка — всего лишь горстка букв на бумаге. Надин, Ляна, Паганини. Небо за окном, грязь во дворе, голуби в лужах. Серый снег, ломота в пальцах после мороза и кисловатый запах щей в подъезде, холод и смерть — все это ненастоящее, книжное. Нет этого на самом деле, только в книгах.

После очередного «заплыва» в очередную захватывающую историю Динка возвращалась в реальность пришибленной. Зрачки становились огромными и пустыми, как у наркоманки. Динка бродила по квартире, бухая пятками, то снимала кофту, то надевала обратно, пила из-под крана воду маленькими глотками, но не осознавала, что делает. Она была не здесь, а где-то там.

«Опять начиталась, дура косматая», — сетовала Надин и сажала внучку чистить картошку.

Динка чистила и тихонько напевала на тарабарском языке, похожем на английский с примесью хинди. Слова придумывались сами — длинные, тягучие, некоторые из них бабушка даже записывала в специальную тетрадь в клеенчатой обложке. Эта тетрадь пылилась в шкафу давным-давно, еще до Динки, и по ее ровно расчерченным просторам плавали толстохвостые русалки с бицепсами, как у культуристов, гуляли одноглазые коты с лапами-колбасками и складывались в загадочные слова корявые печатные буквы: «БАБАМА МАПА ПАДИ НАПА». Динке было четыре, когда она возомнила себя Пикассо.

Однако сегодня «уплыть» ей не дали. Читатели посыпались в библиотеку, как об стенку горох: пять человек за час. Целых пять! Динка под шумок сбежала в подсобку и ждала, пока библиотекарь Зоя Семеновна не разберется с этой неуправляемой толпой.

Только убедившись, что все спокойно, Динка вернулась в зал, сняла с полки аккуратный бежевый томик, который давно приметила, и забилась в дальний угол. Угол был удачный: кресло, окно. За окном снег и холодно, в библиотеке тепло, нет снега и есть книги. До донышка впитав всю прелесть этого контраста, Динка открыла книгу и погрузилась в чтение, изредка водя носом над книжными страницами.

— Девушка, вы такая красивая! Скажите, кто заточил вас в этот склеп?

Она вскинула подбородок так резко, что перед глазами полыхнуло. Захлопнула книгу, вскочила.

Молодой человек с шапкой светлых кудрей, маленьким носом с чересчур большими ноздрями и веселыми голубыми глазами смотрел на нее и улыбался. Поверить в то, что он пришел за обязательной литературой или каким-нибудь малоизвестным произведением, оказалось непросто, но других версий у нее не было.

— Здравствуйте, — помедлив, сказала Динка. — Вы ошиблись: это не склеп, а библиотека, и я здесь работаю. Я могу вам чем-нибудь помочь?

Предлагая ему помощь, она смотрела в пол. У пола, к счастью, не было голубых глаз с длинными ресницами, непонятно чего ждущих.

— Да я, в общем-то… — Молодой человек переваривал ее ответ. Чем интенсивнее шел процесс, тем меньше оставалось в нем игривости. — У вас есть какая-нибудь фантастика?

— Есть, — обрадовалась Динка. — Пройдемте во-он к тому стеллажу.

Пока она с затаенным чувством гордости, глотая слова, рекламировала ему отечественных фантастов, молодой человек пожирал глазами ее гладко зачесанные и собранные в хвост длинные темно-русые волосы, простую серую кофту с белым воротничком, тонкую талию и худые ноги — прячущиеся под серой же юбкой почти до пят. Были видны только маленькие лодыжки в черных балетках. Динка приподнялась на носочки, чтобы дотянуться до следующей книги, и юбка чуть приподнялась вместе с ней.

— Что вы решили? — Динка обернулась, поймала на себе голодный взгляд и вновь уставилась в пол.

Почему он так смотрит? Есть, что ли, хочет с мороза?

— Да давайте этого… как вы сказали?.. Беляшова. Про амфибию.

— Беляева? — вежливо уточнила Динка.

Беляев стоял выше всех, и ей снова пришлось вставать на носочки.

— Вот, пожалуйста.

— Благодарю, прекрасная фея. — Он как бы невзначай коснулся ее руки, и Динку будто током ударило.

Не понарошку, а как тогда, из сломанной розетки. Давно это было, но Динка запомнила ощущение: толчок, резкая боль — такая, что не вскрикнуть. Рука потом долго дергается, и страшно очень. Все чаще натыкаясь на это выражение в романах, она от души сочувствовала бедным главным героиням.

— Могу я узнать ваше имя?

«Как забавно он говорит, — подумала Динка, — будто читает мне вслух».

— Дина Кудряшова.

— Дина, почему вы не смотрите мне в глаза?

— Мне неприятно, — честно призналась она. — Не могу долго смотреть. Глаза новые, трудно привыкнуть, но я стараюсь.

Молодой человек открыто взял ее за руку, и Динка дернулась всем телом. Слишком близко друг к другу они стояли. Она чувствовала его запах — густой, чужеродный, царапающий ноздри. Ни от Ляны, ни от Надин так не пахло. Разве что от Попика иногда пахнёт чем-то подобным, но все равно слабее. К Попику она привыкла, а к этому, незнакомому, чужому — нет.

— Да оставь ты девку в покое! Она уписается щас со страху, а мне убирай!

Из подсобки выползла уборщица тетя Рая и смотрела на них безо всякого одобрения. Косынка сбилась на бок, подбородки дрожали, розовая бородавка над правым уголком губ подрагивала торчащим из нее черным волосом.

— Больная она, не видишь?! — продолжала надрываться тетя Рая. В зале библиотеки хорошая акустика, и вместе с тетей Раей, наверное, негодовали все, кто в этом зале находился. — Блаженная. Не даст она! Стоит вон, глазами лупает, не понимает, чего тебе от нее надо! Не дают такие, обломись. — Тетя Рая скрутила из толстых пальцев выразительный кукиш. — Бери книжку и чеши отсюда, а нашу Динку не тронь! Фею он себе нашел. Тоже мне фея…

Молодой человек сделался красным, как висевшее над стендом с рассказами о Ленине советское знамя, и, бормоча извинения, метнулся к столу Зои Семеновны. Та отыскала его формуляр, невозмутимо внесла туда необходимые сведения и отпустила восвояси. Молодой человек умчался — только звякнул колокольчик над тяжелой дверью.

А Динка стояла, хлопала ресницами и действительно не могла взять в толк: почему разозлилась тетя Рая? Чего не даст-то? Книгу? Чаю горячего? С удовольствием дала бы, попроси он ее. Сказал бы прямо: «Дина Кудряшова, я замерз, хочу чаю с печеньем. Налей, а?», и Динка напоила бы его чаем, не жадная. И рассказала про Беляева и Ихтиандра. Она привыкла бы к его глазам, и все было бы замечательно. А он зачем-то стал за руки хватать. Глупый.