История Индии

Интересно, что именно на волне свадеши парс Джамшед Ткта, владелец фабрики, получил большую прибыль и построил литейный завод. Он основал «Тата айрон энд стил компани» на базе предприятий «стального города» Джамшедпура в Бихаре. Его завод станет одним из крупнейших в мире, а семейство Тата — одной из главных опор индустриализма в Конгрессе и Индии в целом. Ограничение импорта товаров и развитие отечественного производства грело души националистам. Самостоятельность, провозглашенная Ганди, и замещение импортных товаров, провозглашенное Неру, определяли подход к экономике еще долгое время после обретения Индией независимости.

В памфлетах, газетах и устном пересказе свадеши распространялось по всей Индии так быстро и с таким эффектом, что скоро затмило собой то разделение, которым оно было вызвано. В это же время, в 1905 году, Япония одержала громкую победу над европейской державой. Русско-японская война подогревала чувства индийских патриотов, вызывала ощущение близости происходящего. В Бенгалии самые жесткие формы бойкота, распространявшиеся на правительственные заведения, коллегии и конторы, жестоко подавлялись охранкой. Бойкот не признавало «охвостье» Конгресса, высказывавшееся за постепенность борьбы. В 1906 году Конгресс избежал раскола, в третий раз пригласив восьмидесятилетнего Дадабхаи Наороджи на роль председателя и напридумывав разной чепухи. Одно из решений, принятых Конгрессом прямо, но абсурдно, призывало к свараджу («самоуправлению»), «как в Соединенном Королевстве или в колониях». В 1907 году в Сурате противоречия между экстремистами вроде Тилака и умеренными вроде Гакхале достигли предела. Суратский Конгресс утонул в хаосе и был распущен.

Экстремисты, отколовшиеся как группа под названием «Лал, Бал и Пал», прельщали молодежь своей решительностью. Их название звучало, как мантра. Лал — это Лала Ладжпат Рай, военный лидер Арья Самадж из Пенджаба. Бал — яростный ревайвалист из Маратхи, Бал Гангадхар Тилак. Пал — радикальный бенгальский лидер Бипин Чандра Пал. Еще Пал издавал журнал «Банде Матарам», названный в честь патриотического бенгальского гимна, который написал Банким Чандра Чаттерджи на слова Тагора. Идеи свадеши довели до реформы образования, организации труда, программ взаимопомощи и культурных мероприятий. Но, защищая бойкот и выступая за прекращение сотрудничества с англичанами, в том числе за неуплату налогов, «Лал, Бал и Пал» обратила на себя жестокие репрессии правительства. В 1907 году, через полвека после того, как Великих Моголов выпроводили в Бирму, незадачливый Лал отправился дорогой изгнанника в Мандалай. В 1908 году за ним последовал Бал. Подстрекательства Тилака остановили промышленность Бомбея, поскольку левый национализм, эта «массовая вспышка пролетарского гнева, стал основной приметой времени»^{376}. Еще большим взрывом недовольства обернулся приговор Тилака к шестилетнему заключению. На улицы вывели войска, сообщалось о 16 убитых. В более спокойном Мандалае Тилак пересмотрел свои взгляды. И ожидая, пока «зарю раскатом грома из-за моря пришлет Китай», писал комментарии к «Бхагават-гите».

Тилака обвиняли в том, что его выступления способствовали терроризму. Когда в ответ на репрессии правительства заговорили бомбы, как выражался Тилак, их голос впервые раздался в Бенгалии в 1907 году. Подорвали поезд лейтенант-губернатора. Другая трагедия произошла в 1908 году в Бихаре, когда в Музаффарпуре были убиты двое Кеннеди, мать и дочь. Бомбу в их экипаж бросили по ошибке, приняв за экипаж непопулярного магистрата. Признание преступников помогло обнаружить целую фабрику по изготовлению бомб в саду дома братьев Гкош в Калькутте. В числе прочих под суд попал Ауробиндо Гкош. Разочаровавшись, подобно Тилаку, он нашел «царский путь для почетного отступления»^{377} в религии. В Пондишери (где у власти еще оставались французы) он отыскал убежище от английских властей, место, где решил построить Ауровиль — интернациональный город, в котором представители разных культур могли бы найти общий язык. В отличие от Тилака в Мандалае, он там и остался.

Отдельные убийства и свадеши дакаити (политический террор) продолжались, особенно в Махараштре и Бенгалии. Подпольные революционные группировки возглавляли Вир Саваркар, Раш Бихари Бос и другие лидеры, имевшие связи за пределами Индии. В 1909 году Лондон своими глазами увидел, каков из себя гнев Индии. Керзон Уилли, чиновник Индийской службы, был застрелен пенджабцем по имени Мадан Лал Дхингра.

Подобные покушения, многие из которых не удавались, были постоянной угрозой, как для британских, так и для индийских чиновников. Только один — последний — вице-король Индии был убит террористами, и то скорее ирландскими, чем индийскими. Это лорд Луис Маунтбеттен. Но в 1913 году лорд Хардиндж, один из предшественников Маунтбеттена на высоком посту, совершал торжественный выезд в Дели в честь назначения города столицей. В его хауду бросили бомбу. И вице-король, и слон были жестоко изранены, но выжили. Виновником оказался бенгалец, один из последователей Раша Бихари Боса. «На наше мужество они ответили надменностью», — писал один безответственный, но типичный апологет революционеров^{378}. К счастью, к 1910 году угрозы удалось смягчить, и «умеренное охвостье» Конгресса наконец приложило какие-то усилия к тому, чтобы доказать свою умеренность.

Керзон правил во время разделения Бенгалии, но в результате этого раздела его правление окончилось. Настоящим унижением для него было находиться рядом с главнокомандующим, лордом Китченером, более прославленным, чем он сам. Пережить такое оказалось труднее, чем свадеши. Его преемник, лорд Минто, попал в Индию в конце 1905 года, как раз когда власть в Лондоне перешла к либеральным министрам. Когда государственным секретарем Индии назначили ученого-либерала Джона Морли, на рассмотрение поступила новая программа реформ и уступок. Приняли ее только в 1909 году, но слухи о ней, и еще требования индусов, выраженные в свадеши, привели к тому, что в конце 1906 года в Симлу, в резиденцию вице-короля, явилась делегация мусульман.

Депутаты, ободряемые британцами, пожаловались на притеснение мусульман со стороны тех индусов, что избраны в официальные структуры, и потребовали, чтобы в дальнейшем для мусульман проводились отдельные выборы. Еще им хотелось, чтобы была создана сбалансированная система, учитывавшая процент мусульманского населения и важность его вклада в безопасность империи. Делегацию возглавлял Ага-хан, она представляла интересы землевладельцев и торговцев Соединенных провинций (то же самое, что Северо-Западные провинции в начале XIX века или будущий Уттар-Прадеш). Депутаты разделяли недоверие Саида Ахмад-хана к Конгрессу. В начале 1907 года это недоверие вылилось в создание Всеиндийской Мусульманской лиги. Однако не все мусульмане ее поддержали. Некоторые группы остались верны Конгрессу. Одну из таких групп возглавлял блестящий молодой правовед из Бомбея Мухаммед Али Джинна.

Реформа Морли-Минто, принятая в 1909 году, была первой серьезной реформой с 1892 года, но не более того; Минто говорил о «небольшом расширении» принципа формирования советов. Эти советы в Калькутте все еще относились к центральному правительству, но в Дели и других местных управлениях, теперь многочисленных, — в Мадрасе, Бомбее, Агре (Соединенные провинции), Лахоре (Пенджаб и Северо-Западные Пограничные провинции) и так далее, — перешли в ведение местного правительства. Повсюду возникали так называемые законодательные советы. Все больше в них становилось неофициальных представителей и все больше последних избирали непрямым голосованием. Индийцев устраивало, что численность законодательного совета превышает 60 человек. Среди них находились люди, представлявшие самые разные взгляды. Эти советы превратились, скорее, в палаты и. хотя Минто отрицал самую мысль об этом, служили предвестниками парламентской системы.

Но законодательными они не были и не обладали правом предлагать или отменять закон. Они могли только обсуждать и критиковать. Индия оставалась под эгидой британского самодержавия, хотя и получила совещательный голос. Кроме того, индиец Сатьендра Синха был принят в исполнительный совет при вице-короле, и в Лондоне двое индийцев служили в совете при государственном секретаре по делам Индии.

С самого начала реформы поддержал Конгресс, но не Мусульманская лига. Когда позже были внесены поправки и оказалось, что часть мест резервируется для мусульман и избирают на эти должности мусульмане, ситуация изменилась. Теперь протестовал Конгресс, а Лига поддерживала. Другая часть мест резервировалась в интересах различных сект. Противоречия вызывал не сам принцип резервирования, но раздельное голосование, поскольку оказалось, что ислам исповедуют около 20 % населения и они рассеяны по всему субконтиненту. По мнению мусульман, было справедливо, чтобы пятая часть Индии голосовала отдельно.

Уже не узнать, какой порядок устроил бы британцев больше всего. Но они опять умело и твердо использовали принцип «разделяй и властвуй». Тот не давал сбоев при текущем положении дел и не грозил проблемами в будущем. Разделение не создавало ничего, что не существовало бы раньше, не налагало невыполнимых требований. Фактически, семь лет спустя Конгресс и сам согласился разделить электорат. В 1916 году в Лакхнау был подписан пакт Конгресса и Мусульманской лиги о совместной программе, согласно которой Лига формирует представительства в областях с мусульманским большинством населения (как в Восточной Бенгалии), а Конгресс — с индусским (как в Соединенных провинциях). Это была политическая махинация в угоду рабочему большинству. Обе стороны это понимали, даже такие экстремисты, как недавно вернувшийся Тилак. На стадии, когда одно разделение провалилось, думать о другом было не просто легко. Невозможно было не думать.