История Индии

Пирог «постепенного развития» оказался слишком жестким для конституционных зубов. Его выплюнули, с возмущением заявив, что на вкус он не лучше гомруля. Как только Конгресс перевел дух, Монтегю и Челмсфорд постарались поскорее предложить окончательный вариант пакета реформ. Анни Безант отпустили после трех месяцев ареста, и в сентябре 1917 года она была избрана председателем Конгресса. Консультации по реформам шли весь 1918 год. Тем временем подошла к концу война, и правительство вместо столь эффективного против гхадровцев закона об охране порядка стало применять превентивные суд и заключение. Законы Роулатта с формулировкой «без обвинения, суда и обжалования» сделали обстановку совершенно невыносимой. Они противоречили духу реформ, оскорбляли чувства людей, имевших перед империей большие заслуги, и давали дорогу дальнейшим репрессиям со стороны британских властей. Даже те индийцы, которые заседали теперь в вице-королевских советах, яростно отвергали эти законы. Лиги гомруля под руководством Безант и Тилака приготовились сопротивляться. И, что самое важное, они доверились Ганди, который, перестав глядеть на события свысока, объявил первую общенародную сатьяграху. Хотя многие националисты и заглотили наживку обещаний «Монтфорда», но с репрессиями Роулатта примириться не смог никто.

Первый общенародный хартал («закрытие лавок», прекращение работы и торговли), проведенный 6 апреля, принес неоднозначные результаты. В Дели дату проведения акции не согласовали и провели ее 30 апреля. Народ всюду выражал протест, кое-где даже гремели выстрелы. Бомбей был полностью парализован. В большинстве городов происходили беспорядки. Ганди, который поехал на север, чтобы посмотреть, как проходит сатьяграха в Дели и Пенджабе, высадили из поезда. Его свобода передвижения была ограничена Бомбейским округом. Такой «арест» вызвал еще больше недовольства, особенно в Бомбее и Гуджарате. Но именно в Пенджабе, где еще хватало отчаянных гхадровцев и где заправлял делами лейтенант-губернатор Майкл О’Двайер, произошла трагедия.

Хотя большая часть пенджабцев плохо понимала идею сатьяграхи, а многие не знали, что такое «Ганди» — человек или название^{381}, его призыв нашел отклик даже в Амритсаре, священном городе сикхов. Там двое из тех, кто участвовал в протестах 6 апреля, 10 числа были арестованы за подстрекательство. Их сторонники вышли на улицы 11 апреля. Их остановили войска, обстрелявшие шествие. За этим последовала волна насилия и поджогов, унесшая жизни пяти европейцев. Как гласит бесстрастное заключение, «судя по особым методам, принимавшимся в Пенджабе в отношении протестующих, и по реакции толпы, трудно отрицать, что насилие вызвано в основном действиями правительства»^{382}. Не смягчив своих бескомпромиссных методов и не пытаясь с кем-нибудь посоветоваться, О’Двайер запросил подкрепления. То прибыло уже на следующий день, и командовал им бригадный генерал Реджинальд Дайер, которого из-за его заносчивости и похожей фамилии стали путать с губернатором. Дайер установил по всему городу пикеты и издал указ, запрещавший любые митинги и демонстрации.

В воскресенье, 13 апреля, поступило сообщение о том, что на Джаллианвала Багх — площади, со всех сторон окруженной домами — собрался народ. В этот день сикхи отмечали Байсакхи — праздник весны, — и на площади собралось несколько тысяч человек, в том числе приехавших из окрестных деревень. Вполне возможно, что Дайер ничего не знал о празднике. Он прибыл на площадь и растерялся, увидев столько народа, что его броневик не может проехать. Он укатил обратно и вернулся в сопровождении индийских и гуркхских солдат, которым приказал стрелять по толпе. Солдаты стреляли, пока патроны не закончились.

Людей не предупреждали, им не угрожали, все общение свелось к ружейным залпам. Поскольку главный выход с площади был перекрыт солдатами, образовалась страшная давка возле второго выхода. У стрелявших попросту не было возможности промахнуться, да они и не пытались. Получив приказ прекратить стрельбу, они взяли оружие на плечо, развернулись и ушли. Никто не подбирал раненых, не оттаскивал убитых. Дайер уехал, посчитав дело сделанным.

Позже официальное расследование показало, что выпущено 1650 зарядов, более 1200 мужчин, женщин и детей получили серьезные ранения, 379 убиты (в другом, надежном, хотя и неофициальном источнике говорилось о 530 погибших). И это если не считать задавленных насмерть. В тот апрельский день в Амритсаре все усилия военных лет, все надежды на мирное сотрудничество Британии и Индии были развеяны в прах.

Этому убийству не может быть оправданий. Чрезвычайное положение никто не вводил, но даже если бы оно и действовало, приказ Дайера нельзя оправдать никакими военными законами. И, что хуже всего, Дайер гордился своим поступком. Он считал, что отомстил за предыдущие убийства и преподал урок всякому, кто вздумает бунтовать в Пенджабе. Для этой цели он также избивал заключенных, иногда публично, и велел индийцам ползать по улице, где до этого случилось нападение на даму из английской миссии. И он не был одинок в своих зверствах. Те же провокационные методы применялись в Лахоре, где тоже случались поджоги. В городе Гуджранвала, когда ситуация грозила выйти из-под контроля, ОДвайер попросту приказал поднять в воздух аэропланы и бомбить город.

Дайер был родом из британской семьи, давно проживавшей в Индии. Семейство владело пивоварней под Симлой и там же впитало все расистские страхи, какие терзали белых сельских жителей с 1857 года. Определенно, Дайер знал историю своей семьи. Репрессии, которые он проводил в Канпуре, и все его поведение соответствовали 1857 году, когда бытовала идея «спасения Пенджаба» и Дели тоже охватывали беспорядки. Более того, вскоре стало ясно, что многие британцы с ним солидарны. Дайера хоть и отстранили от командования, но серьезного наказания он не понес. Считалось, что если его наказать, это вызовет недовольство белой части населения, как реакция на Илбертский законопроект. Но и в Англии он продолжал пользоваться почетом. Газета «Морнинг пост» собрала пожертвования в честь «Спасителя Пенджаба», которые составили 26 000 фунтов стерлингов. Ему была вручена почетная позолоченная шпага с надписью «Защитник империи».

Насколько репрессивными были методы пенджабских властей, настолько остро отреагировало индийское общественное мнение на зверства Дайера. Подробности амритсарского убийства дошли до правительства и Конгресса не сразу, а только после многократных протестов. Ужас индийцев перемежался одобрительным бормотанием индийских британцев. Для многих умеренных националистов этот момент стал переломным. К примеру, Тагор отказался от рыцарского титула.

В декабре 1919 года Конгресс рассматривал амритсарское дело уже как государственную измену. Председательствовал Мотилал Неру, преуспевающий юрист из Аллахабада, которому незадолго до того не позволили приехать в Пенджаб, чтобы защитить интересы одного из амритсарских «мятежников».

До того дня трудно было найти в Индии человека, настроенного более пробритански, нежели Мотилал. Он восхищался британскими идеалами гуманизма и законности, так надеялся на сотрудничество Британии и Индии, что отправил единственного сына Джавахарлала в школу в Харроу и в университет Кембриджа. Когда Джавахарлал вернулся домой, отцу пришлось усмирять его радикальные выпады против Британии. Теперь же он их поддержал. Британия потеряла уважение индийцев. Из дома Неру в Аллахабаде, который назывался Ананд Бхаван (Обитель Радости), выбросили всю европейскую мебель. Неру выкинул костюмы с Сэвилроу и надел одежды из домотканного хлопка, которые советовал носить Ганди. Одним из самых ранних воспоминаний его внучки Индиры, родившейся в 1917 году, был огромный костер, в котором горели платья, галстуки, боа и шляпы, выброшенные Неру. Хотя Мотилал по-прежнему оставался противником любых действий, которые шли вразрез с законом, он присоединился к движению несотрудничества и принес дорогую жертву, отказавшись от практики юриста.