Белый камень в глубине колодца

***

Солнце еще не взошло, даже не начинало светать. Динка на цыпочках вышла из своей палаты и побрела по коридору. Напротив безликой двери с таким же безликим номером, вместо скрипучих стульев, склеенных вместе, стояли две кушетки с мягкими сиденьями. Дернув запертую дверь, Динка опустилась на ту кушетку, что поближе. Поджала под себя худые голые ноги и стала ждать. Ковыряла пальцем дырочку в сиденье, обтянутом тонкой, похожей на человеческую кожей, пока не начинала лезть набивка.

Динку не гнали. Знали, что не буйная, а приезжий доктор Сергеев велел поменьше ее беспокоить. Мешает кому-то разве? Да и деньги за пребывание этих двоих, не считая Сергеева, уплачены очень хорошие. Можно и потерпеть, и глаза на кое-что закрыть.

Правда, о ее уже второй по счету заутренней отлучке Александр Борисович, который ночевал в ближайшей гостинице, не подозревал. Как и бабушка с Ляной, иначе бы точно привязали Динку к кровати.

Динка им не говорила. Не говорить — это совсем не то же самое, что обманывать, верно? Или получится как с тем смертельно больным человеком, о котором спрашивал ее Олег? Но ведь она не больна! Просто не может спать, когда он здесь, рядом. За стеной, надо только дверь открыть. Один, в темноте, без нее. Это неправильно!

Приходя утром, Ляна заставала сестру дремлющей на кушетке. Будила неласково и вместо приветствия ругала за голые ноги. Если Динке не было назначено убойных утренних анализов, Ляна совала ей в руки бумажный пакет с завтраком и стояла над душой, пока Динка все не съедала. Ляна поставила себе цель «Не жалею, не зову, не плачу и не даю раскиснуть» и теперь уверенно двигалась к этой цели.

Надин заходила через день. Она храбрилась, ворчала на всех с показной бодростью и фирменным ехидством, однако после похищения заметно сдала. Стала жаловаться на поясницу, чего сроду не делала. Исправно глотала «отраву», хотя раньше при любом удобном случае филонила. А как-то раз, дождавшись, когда старшая внучка уйдет на поиски Сергеева, Надин подсела к Динке и серьезно так заявила:

— Как очнется твой окаянный, попроси его, пусть поскорее мне правнука сделает. А то, чую, помру раньше, чем сам сподобится…

Динка поймала себя на том, что вздыхает, и подавила вздох. Уже почти утро, скоро придет Ляна. Возможно, и бабушка заглянет. А ей впервые не хочется с ними встречаться.

Рядом кто-то от души чихнул, и потерявшаяся в пространстве и времени Динка вздрогнула всем телом. Заправила за левое ухо волосы: они мешали увидеть того, кто чихает. Чуть повернула голову.

На соседней кушетке сидели немолодые мужчина и женщина. Женская фигура, почти полностью заслоненная мужской, что-то гудела раздраженным шепотом. Лысоватый мужчина тер нос тыльной стороной ладони. Заметив, что Динка на него смотрит, насквозь пробуравил ее ответным колючим взглядом, буркнул: «Извините», — и спешно отвернулся.

— …разрешают бродить по коридорам? Бардак тут у них, — донеслось до Динки.

Она и не догадывалась, что обсуждают ее — бледную до синевы, как куриная тушка на рыночном прилавке, с черными кругами под глазами и до сих пор не сошедшими синяками на запястьях, которые оставил Динке один из ужасных людей. Косоглазый Соварий в нервных пальцах с частично обломанными, частично обкусанными до заусенцев ногтями нормальности ее внешнему виду не прибавлял.

Чужое бурчание сильно действовало на нервы. Динке хотелось попросить этих людей замолчать, но она не могла этого сделать. Уйти самой? Но она пришла сюда первой!

Динка обхватила голову руками, закачалась в гипнотическом ритме.

— Девушка, вам плохо? Де-вуш-ка!..

Она очнулась в палате. Рядом на стуле примостился недовольный Александр Борисович и, обхватив Динкино запястье горячими пальцами, считал пульс.

— Дина, так нельзя, — строго сказал доктор Сергеев, убирая руку. — Разгуливать ночью по коридорам не выход. Этим вы ничего не добьетесь. Я сочувствую вашей семье и лично вам, но, поймите, мы здесь и так на птичьих правах!

— Я ничего не добиваюсь, — прошептала она. — Я просто хочу увидеть Олега.

— И увидите! Я был у него: стабилен, в сознании, сознание ясное. На удивление…

За спиной врача кто-то шумно выдохнул. А Динка спрятала лицо в ладонях и заплакала.

Ляна бросилась к сестре, но была остановлена Сергеевым.

— Пусть поплачет, Ляна Романовна. Ей станет легче.

Ляна беспомощно запустила пальцы в волосы, однако быстро опомнилась.

— Может лучше дать… не знаю, успокоительное? Снотворное? — с сомнением уточнила она. — Вы врач, вы лучше знаете. Да сделайте уже что-нибудь!

— По башке ей надо дать, шоб дурью не маялась.

— Баба Надя!

Если у доктора Сергеева и были по этому поводу какие-то мысли, то он благоразумно оставил их при себе, лишь осторожно погладил Динку по макушке.

— Что касается успокоительных… Мне нужно поговорить с кем-нибудь из вас. Вопрос достаточно деликатный. Надежда Эммануиловна?..

Бабушка кивнула и без лишних слов вышла из палаты. Сергеев ушел за ней. Одной рукой прижимая к себе икающую Динку, а другой — доставая из тумбочки минералку, Ляна краем уха уловила «…давно замужем?», и вопрос ей отчего-то совсем не понравился.

— Динь, ну перестань. Все хорошо. Раз к Дубровину будут пускать, значит, вообще шикарно, только… — Она замялась, не зная, стоит ли сейчас об этом упоминать. — Там его родители приехали. Вы с ними как бы… короче, пересеклись вы. Случайно. Они тебя видели.

Динка отпила минералки и немного успокоилась.

— Эт-то были роди… родители Олега?

— Ага. Редиски те еще, но не переживай. Баб Надя сказала, пока профилактическую беседу с ними не проведет, и близко к тебе не подпустит. Уже успели ее вывести, ты прикинь!

— Разве это важно? — Динка попыталась высвободиться. — С Олегом все в порядке, я его увижу, Ляна. Пожалуйста, отведи меня к нему!

Ляна не стала удерживать.

— Сначала умойся, а то он испугается. И — завтракать. Без завтрака никуда не пущу!

Динка буквально вцепилась зубами в булочку. Она уже забыла, что такое по-настоящему хотеть есть. Ляна отправилась за чаем и по пути столкнулась с бабушкой.

Надин шла мрачнее тучи, шаркая тапками. В руках она держала внушительную стопку каких-то бумажек медицинского вида. «Динкино полное обследование», — догадалась Ляна.

— Что там, баб Надь? Все плохо?

— Глисты, — проворчала Надин. — В единственном экземпляре. Хотя, может, и в двух, и в трех, пока неясно. Время покажет.

— Серьезно?!

— Серьезнее некуда.

В Ляне зашевелились остатки знаний по детской паразитологии.

— Что, аскарида какая-нибудь?

Надин остановилась и посмотрела на старшую внучку, как на идиотку.

— Ага, человеческая. Лянка, кончай тормозить! Беременная она!