Белый камень в глубине колодца

***

Соня одевала Алису. Подтягивала шуршащие болоньевые штаны, расправляла горловину на свитере, осторожно, чтобы случайно не ущипнуть подбородок, застегивала молнию на курточке. Алиса вполне могла справиться со всем этим самостоятельно, но им обеим нравилась процедура совместного одевания. Соня одевала Алису — девочка, сосредоточенно морща лоб, застегивала большие круглые пуговицы на материнском пальто.

Ничто в Сониной квартире не предвещало скорого наступления Нового года. Разве что сухая мандариновая корочка на комоде и блестящая наклейка в верхнем углу зеркала — щекастая голова Деда Мороза, хитро прищурившая глаз.

Нарядная елка, гора подарков и неизменные бутерброды с полусантиметровым слоем икры — все это дожидается у Кости. Семейные праздники принято отмечать в кругу семьи, а их первый совместный Новый год — особенно, пусть у Сони и нет никакого желания веселиться. Когда Костя предложил эту неделю пожить у него, Алиса радостно скакала на кровати и в тот же вечер собрала свой рюкзачок с принцессами. Соне просто не хватило духу отказать.

По крайней мере, им будет чем заняться.

— Жарко, — пожаловалась обычно терпеливая Алиса. — Не надо шапку, мам!

— Надо, — отрезала Суворова, проверяя, чтобы уши ребенка были надежно закрыты. — На улице холодно.

— Но мы же на машине! — Девочка важно развела руками, как всегда делала, пытаясь объяснить маме, что права. — Там печка есть.

— А во дворе кто играть собирался?

— Но дедушка ходит без шапки! И ты. И дядя Саша. И…

— Давай так: если будет жарко, мы снимем шапку и затянем капюшон.

Соня понимала, что уступает слишком быстро, но ей не хотелось знать, кто будет следовать за этим «и». Лишний раз слышать и убеждаться — не хотелось.

Однако шестилетняя Алиса снова перехитрила свою маму.

— А папа с нами поедет?

— Нет, лисенок. — Соня занималась тем, что пыталась сплести завязки на Алисиной шапочке в красивый бантик, но уже дважды промахивалась с петлями. — У папы теперь другие дела, он не сможет приехать.

— Но почему?! Новый год же! Или… мы ему больше не нравимся?

«Втулкин, где бы ты сейчас ни шлялся, знай: вернешься — убью! Нет, сначала впущу, а потом убью. По белому билету мне ничего не сделают… Какого черта ты стал ей отцом?!».

— Конечно, нравимся, — серьезно сказала Суворова и поцеловала дочь в щеку, — но, знаешь, так бывает, что маме и папе приходится жить отдельно.

Она бы выдала заезженную версию «так_бывает», не спроси Алиса:

— Почему? Папа же тебя любит, и ты его любишь.

Соню спас телефонный звонок от Шурика. Появился повод сказать дочери: «Дедушка нас уже ждет, пойдем скорее» и ненадолго отвлечь ее внимание. Ненадолго — потому что Алиса обязательно напомнит, и объяснять все равно придется. Третий месяц повторять одно и то же, только разными словами: папа не придет, Алиса, потому что наш папа — козлохрен. Но тебе я опять скажу, что он летчик.

В машине Шурик болтает с Алисой, включает «дворники» чаще чем нужно и смотрит куда угодно, только не на Соню. Соня, напротив, открыто смотрит на Шурика, но ей искренне жаль, что между ними все так получилось.

Неправильно. Бессмысленно. Глупо. Да что там глупо — откровенно по-идиотски! Лишиться дружбы хорошего человека таким аморальным образом способна только она.

Хотя, если взглянуть правде в глаза, отличились оба: она делала вид, что ей все равно с кем спать, — он делал вид, что сильно сопротивляется. Один-ноль в пользу мсье Лаперуза.

И что, Софья Константиновна, полегчало? Закрылись чакры, отвечающие за центр по имени «Паша Втулкин»? Или за что они там отвечают, чакры эти.

Итог один: Паша Втулкин закрываться не захотел. Наоборот, проснулся и заорал во всю глотку. Во всю свою луженую пьяную глотку заревел, что она взорвалась в той же воронке. Споткнулась об подводный камень и плюхнулась в ту же реку. Задрала юбку и…

Да помнит она, помнит про его особую художественную одаренность, чтоб на него радужный Пегас бабочками нагадил! Скотина.

— Американцы наши не приехали, Сань? — нарушила тягостное молчание Соня.

Шурик вопросу не удивился: отец и дочь редко делились новостями и планами по телефону, только лично или через доверенных людей.

— Обещали после праздников. Там сейчас напряженка с перелетами.

— Из-за погоды? — рассеянно уточнила Суворова.

— В том числе. — Он глянул в зеркало заднего вида и улыбнулся: автомобиль успел съехать с шоссе на пролесок, и Алиса, утонув коленками в сиденье, рассматривала, как вьется, закручиваясь и разлетаясь хлопьями, снежок вслед за машиной.

Шурик умел хранить тайны. Молчал он и Сониной… мести? Порыве отчаяния? Попытке доказать всему миру и самой себе, что Втулкин для нее ничего не значил? Сильная независимая женщина — оторвала, выбросила, забыла. А горечь пройдет. Когда кусаешь огурец с горькой попкой, ощущение тоже не из приятных, но проходит. Должно.

В прошлый раз было иначе: месяц бурных истерик и годы странного отупения. Костя обо всем знал и мог поддержать. В случае с Пашей Софья молча закрыла дверь, никак это не афишируя. Не было ни слез, ни криков, только маленькая Алиса, которой нужна адекватная мама. И жжение во рту, как от треклятого огурца с горькой попкой, преследует практически постоянно.

— Саш, включи музыку, пожалуйста.

Шурик послушно ткнул пальцем в кнопку магнитолы, и по салону разнеслась дурашливая праздничная песенка. Алиса подпрыгивала на сиденье, размахивая шапкой с помпоном, и подпевала на псевдо-английском. Строгая мама Соня смеялась.

Все будет хорошо, она зажует. Перестанет скучать. Обязательно. Со временем.

Отвыкать от тех, кого добровольно пустил под кожу, всегда непросто.