Белый камень в глубине колодца

***

С чего это Соньку вдруг резко потянуло домой, Паша так и не понял. Правда, когда он предложил допить бутылку, она согласилась, расслабилась, а потом упорхнула, как она сказала, припудрить носик и попрощаться с Виталиком… Виталиками… Да ну их в баню!

Соня действительно шла к старшему Баренцеву и удачно отцепила его от Ольги Воронцовой. Улыбка, предназначенная этой светской лошади, вышла кривой и натянутой, да Воронцова от избалованной дщери Кости Рязанского другой и не ждала. Поджала силиконовые губы, отпустила старшего Виталика и, не тратя время попусту, вцепилась в младшего.

— Виталь Витальевич, я поговорить…

— Э-э, девочка моя, да ты, гляжу, не рассчитала, — цокнул языком Баренцев. — Пойдем-ка в кабинет, там можно открыть окна. Вызову кого-нибудь из твоих болонок, пускай домой везут. Куда смотрел Александр?

— У него и-инструкция: без угрозы для жизни не лезть.

— Да уж, вижу. — Виталий умело взял ее под локоть. — Что, не знает Костя про твоего ухажера?

— Не-не-не, он не ухажер, он так… знакомый. Там просто история такая… непростая. Вы не говорите, что я хряпнула. Просплюсь — сама скажу. Кстати, — она обвиняюще ткнула его пальцем в грудь, — почему вы не сказали, что Суворов здесь?

— Приставал?

— Даже не взглянул, — вздохнула Соня, — не до меня ему было. У него там такие… бриллианты. Стопроцентный силикон, аж зависть берет. Ох, Виталь Витальевич, если бы вы знали, как я попа-а-ала…

Баренцев хлопал себя по карманам в поисках ключа.

— Куда я его засунул? А, вот. — Ключ беззвучно повернулся. Соня оценила старую закалку и правильное отношение к замкам. — Заходи.

Вразрез со своими словами он резко захлопнул только что открытую дверь.

— Подожди здесь, Соня.

— Что, кролики плодятся? — криво усмехнулась Суворова. — А я вам говорила, жените Виталика. Помирает, бедный, без любви… А давайте их напугаем?!

Дежавю. Идиотское, свинячье дежавю.

Кто-то узнаёт милого по походке. Кто-то — по словам, по глазам, по голосу.

А у нее все не как у людей. Она по заднице узнаёт.

Задница у Суворова классная, спору нет. Раздавать гадам такие задницы — значит, не уважать хороших людей, слышишь, природа?

А вот раздвинутые окорока в туфельках сорок третьего размера гадам отдать не жалко. Это справедливо даже. От такого контраста не захочешь — протрезвеешь.

Жалко стол Виталия Витальевича. Ему, бедняжке, сейчас хуже всех приходится.

— Плохой день надо просто пережить, — философски заметила Соня и ушла доедать десерт, любимый «муравейник» с мармеладом. Если, конечно, прозябающий в одиночестве Втула не успел сделать это раньше нее.