NWT. Три путешествия по канадской Арктике

22 апреля

Казалось далеко по карте,Но вот что значит верный след:И к вечеру мы в Арвиате,И лучше для нас места нет.После холодной белой тундрыТепло знакомых, незнакомых лиц,Горячий душ и кофе утром,Не надевая рукавиц.И северным гостеприимствомСегодня вдохновленный гимнЗвучал, торжественен и истов,Нашей спасительнице Линн.

Утро дня рождении вождя мирового пролетариата было отмечено сатанинским холодом – минус 27 градусов со свежим ветром от северо-запада. Движение и только движение, а не теплые штаны по-настоящему согревают истинного полярного путешественника. Собрав волю в кулак, мы вышли навстречу морозной неизвестности. План, однако, был вполне реальным – пройти сегодня миль двадцать пять и оставить миль десять – двенадцать на завтра, на неспешный финишный рывок в Арвиат.

Однако события развивались не совсем по плану. Для начала дорогу нам пересекло стадо мигрирующих карибу – их было бесчисленное множество. Собаки совершенно осатанели. Мы с Джоном, конечно, решили не упускать случая и поохотиться – показать, на что мы способны. Положив ружье на сани, мы погнали. Собаки неслись так, что я с трудом держался на лыжах, потому что поверхность была неровной, встречались высокие заструги. Карибу, правда, тоже не зевали, поэтому, когда мы подъехали на расстояние выстрела, они, к большому моему удовольствию, уже стояли в отдалении на холме, ожидая, что же будет дальше. А дальше, собственно, ничего и не было.

Мы помчались, с трудом удерживая собак на нужном следе и не позволяя им сворачивать в сторону, на что был очень горазд Седар. Мартину, однако, сдержать собак не удалось, и те свернули за четырьмя молодыми карибу, которые пересекли след. Мы с интересом наблюдали, как резво он удаляется в совершенно противоположную сторону, выкрикивая свое знаменитое, но, увы, в этот раз совершенно бесполезное «Воу!». В конце концов ему удалось остановить собак, и он присоединился к нам. Картина, которая после ланча открылась нам вдалеке, напоминала ту, что мы видели год назад, когда приближались к Арвиату.

В конце концов мы вышли на накатанный след, а скорее, даже дорогу, которая шла немного под углом к нашему курсу и, без сомнения, вела в Арвиат. Мы свернули и помчались по ней в сторону невидимого пока Арвиата.

По дороге нас обогнали низкие эскимосские сани, запряженные восьмеркой довольно худосочных, но резвых собак. В санях сидел закутанный в парку старенький дедок с обветренным, как полагается, лицом. Он обошел нас достаточно легко, приведя наших собак в полное неистовство, хотя им, конечно, не привыкать. Потом один за другим нас обошли еще три таких ездока.

На этот раз у нас вперед вышел Уилл, и нам с Джоном приходилось его все время догонять, а Ульрик и Мартин сильно от нас отстали. По нашим прикидкам получалось, что до шести часов мы вполне можем попасть в Арвиат. Хотя это и оказалось для нас совершенно неожиданно, мы, естественно, не возражали, потому что Арвиат – это теплая постель, душ и так далее, и тому подобное.

И, действительно, в шесть часов мы въехали в Арвиат, встреченные, как всегда, командой местных ребятишек на снегоходах и, вообще, всех тех, кому было интересно посмотреть на таких больших собак, которые гораздо больше, чем местные. Мне показалось, что по сравнению с предыдущим годом собак стало заметно больше, что отрадно. Вокруг всего поселка достаточно много собачьих будок, на цепях сидят собаки, а рядом валяются обглоданные кости карибу – знакомая картина.

Мы уже знали, куда нам следует идти, и, обогнув поселок, разместили наших собак на морском льду, на том же месте, где и в прошлом году. Визитеров и желающих помочь по-прежнему было много, даже пожарники в своих праздничных нарядах подкатили. Что они там тушат, не знаю, но восемь человек подъехали и предложили нам свои услуги. К нашим собакам они относятся с опаской, но с большим интересом.

Мы с Уиллом пошли в здание, где рассчитывали застать Линн, однако вместо нее встретили Барбару. Эта эскимосская девушка, страдавшая незначительным психическим расстройством, сбежала от родителей, и Линн взяла над ней опекунство. Барбара сообщила нам, что Линн здесь нет, и будет она через неделю. Это известие нас совершенно огорошило. Мы даже слегка растерялись, поскольку были уверены в том, что нас здесь встретят. Однако тут на довольно лихом с виду «форде» к нам подъехал наш знакомый незнакомец Тимоти в рваных джинсах, в которых, по его рассказам, он пересек все полюса. Он коротко сообщил нам, что Линн действительно отсутствует и нам надо обратиться к ее подруге Анджелине, которой Линн оставила ключи от дома. От Анджелины мы узнали, что Линн просила ее нас встретить и что сама она возвращается завтра.

Картина сразу изменилась. Обрадованные, мы пошли по известному нам адресу, но там нас вновь ожидало некоторое разочарование: оказалось, что там проживает большая и, по-видимому, очень дружная эскимосская семья. Однако тут же выяснилось, что Линн переехала в другие, несравненно более благоустроенные, апартаменты с двумя спальнями, гостиной, большой кухней, двумя туалетами и так далее. Все в коврах, везде зелень в горшках, цветы распускаются – и вот сюда, в этот райский уголок, мы и попали сразу после тундры!

Разместились по комнатам: в одной я, Джон и Мартин, а в другой Уилл с Ульриком – уже сколотили компанию. Ну, и, конечно, как всегда, неизгладимое впечатление произвел душ. Красота! После душа был ужин, и вот мы уже расположились в креслах – к цивилизации привыкаешь очень быстро, как будто и не отвыкал!

В таком блаженном состоянии мы пребывали достаточно долго – до 26 апреля, когда прилетели ребята, которые должны были вести собак дальше, в Черчилл. Мы же по плану собирались продолжить наше путешествие на каноэ, но каноэ нам, как это водится, все еще не доставили. Загадочный человек из «Эйр Манитоба» пообещал, что, скорее всего, мы их получим во вторник, а на среду был назначен наш выход. Оставалось надеяться на лучшее.

Вторник был у нас отмечен печальным событием. Пока мы увлеченно играли в теннис с местными ребятами, которые нас достаточно легко разделали, между собаками произошла потасовка. Веревка, которой они были привязаны три дня, ослабла. В эти дни к собакам специально никто не подходил – только кормили, особо не обращая на них внимания. В результате Бинг, сын Баффи, очень симпатичный, здоровый и красивый пес, запутался ногой в проводе и был изрядно потрепан отвязавшимся Тотемом. В это страшное утро выяснилось, что его лапа совершенно одеревенела – произошло сильное, очень глубокое обморожение. К сожалению, подобный опыт мы уже имели в Антарктиде. В тепле лапа, естественно, раздулась, и гангрена была неминуема. Поскольку здесь, в Арвиате, есть возможности для операции, сначала предполагали, отняв лапу, вылечить пса, чтобы он мог впоследствии давать потомство. Однако выяснилось, что он стерилизован, поэтому было принято решение его пристрелить, чтобы он не мучился. Вот, к чему приводит отсутствие должного внимания к собакам. Это, событие, конечно, омрачило все наше пребывание в Арвиате.

Линн приехала на следующий день после нашего прибытия и была, конечно, несколько ошарашена, потому что ждала нас в начале мая. Тем не менее виду не подала, потому что человек она очень хороший. Мы ее пригласили на ужин с ее же салатом, который усилили имевшимся у нас в изобилии диким рисом. Этот замечательный продукт, произрастающий на полях Миннесоты, обладал совершенно чудовищным коэффициентом расширения. Может быть, этим и объясняется его отнюдь не кулинарное название. Одной ложкой можно накормить, я думаю, семнадцать тысяч человек. Он разбухает без остановки, поэтому блюдо это очень выгодное.

Потом к нам пришел Питер, глава местных охотников, – немногословный эскимос лет шестидесяти с обветренным лицом. Немногословность его, судя по всему, объяснялась не слишком хорошим знанием английского языка. Питер пригласил нас к себе в гости, сказав, что хочет взять у вас интервью для местного канала Си Би Эс, познакомить со своей семьей и так далее. Мы, конечно, согласились.

Вечером Питер заехал за нами, погрузил нас в некий деревянный короб, прицепленный к снегоходу, и пять путешественников, влекомые мощной машиной, поехали на край поселка, к его дому. В доме было полно народу: женщины крутятся, малыши бегают голышом, один спит на диване. Мне детей даже не удалось сосчитать – наверное, человек семь-восемь. Все вокруг в живописном беспорядке. На стенах висят фотографии – Питер позирует около убитого моржа и тому подобное. На полу лежит большая нога карибу, только что подстреленного Питером.

Ужин оказался на удивление европейским: вареная картошка, кукуруза и жареный кусочками карибу – никакой экзотики, все строго. Пили молоко. В общем, сидели чинно. Женщина, говорившая по-английски, – она работает в школе и кем приходится хозяину, непонятно – переводила. Пока Питер поочередно у всех нас брал интервью, я вволю фотографировал.