Белый камень в глубине колодца

***

Помимо двух сестер, у Кости было три младших брата: Иван, который в этом году оканчивал школу, и двойняшки-десятилетки Тима и Дима. Мальчишки таращились на Таню, как на Чудо-Юдо из народной сказки, а когда мать начала ненавязчивые расспросы, аж заерзали на своих местах, но спросить ничего не решились. Зато из маленькой Альки вопросы сыпались, как из рога изобилия.

А у вас большая квартира, размером с дом? А в Москве динозавры есть? А метро — это очень страшно? А Костя теперь с тобой будет жить? А вы с ним целуетесь?..

Наташа погрозила сестре ложкой, на что Алька недоуменно округлила глаза: «А почему маме спрашивать можно, а мне нельзя? Она же самое интересное не спрашивает!» Взрослые добродушно посмеивались: Алевтина была всеобщей любимицей, ее баловали.

Тане очень понравилась Костина семья. Невольно вспомнились «светские рауты в кругу советской интеллигенции» — любимые развлечения Регины, где они обе, наряженные, как куклы, вынуждены были улыбаться теми же кукольными улыбками и выслушивать двусмысленные комплименты подвыпивших интеллигентов.

Или редкие семейные обеды или ужины, когда папа больше читал за столом, чем ел, а мачеха ковырялась в тарелке, выбирая только низкокалорийное, и никто никому не был интересен.

«Как дела в консерватории? — Нормально. — Татьяна, что ты сгорбилась? Выпрями спину, смотреть противно». Вот и весь разговор.

Ларионовы же были единым организмом. И, несмотря на дружеские перепалки между Костиным отцом и его языкастой сестрой Антониной (вот уж кто спросил у Тани все самое интересное), шепотки мальчишек, сетования старенькой бабушки Оли, что, мол, достойную свадьбу они не потянут, а невесте не мешало бы родиться пошире в бедрах, чувствовалось: они друг за друга горой, своих не бросают. А Таня теперь почти официально своя, осталось только сменить фамилию да «порадовать бабушку правнуками».

От радости она пожала под столом Костину руку, и тот легонько сжал ее пальцы в ответ. И ничего нарочно хвалить не пришлось — все само собой хвалилось.

После завтрака Костю узурпировала мужская часть семейства, девочек Ларионовых отправили на борьбу с сорняками (Алька так страдальчески поджала губы, что ей нельзя было не посочувствовать), а Таню оставили на попечение Анны Ильиничны.

Эта удивительная женщина к своим неполным сорока годам успела выносить и родить шестерых детей, оставшись тонкой, как тростиночка, и непосредственной, как ребенок. Нет, никто в доме не ставил под сомнение авторитет Анны Ильиничны, но открытость и доверчивость, с какой обращались к ней дети и она — к ним, подкупали и удивляли одновременно. Безграничная любовь к семье, любовь к жизни, без всякой озлобленности на тяготы и невзгоды — Татьяна дорого бы отдала, чтобы быть на нее похожей.

— Я так рада, что Костя тебя нашел, — говорила Анна Ильинична, показывая будущей невестке дом, двор, пристройку, баню, огороды — все очень скромное, но содержащееся в безукоризненной чистоте и порядке. — Он мальчик хороший, только закрытый больно, тяжело с людьми сходится. Наша с отцом вина: бирюками жили, не общались ни с кем, пока сюда не приехали. У Коли только мать, Антонина много позже подтянулась, а я детдомовская. Привыкли жить закрыто, потом отогрелись. Тот же Ванька другой совсем, нет отбою от друзей-приятелей, да мы и не отбиваемся. — Она вздохнула. — Просьба у меня к тебе будет, Танюша. Постарайся стать ему опорой, не давай в одиночку все решать. Мой Николай так однажды нарешался — под суд попал, еле выпутались. Костя смеется, что я у него все выспрашиваю, а ведь пока не спросишь, не скажет. Такой он у нас.

— Я… я обещаю, я все сделаю…

Анна Ильинична гладила ее по голове, а Таня жалела только об одном: что поехала к Ларионовым, ничего не сказав собственной семье.