Белый камень в глубине колодца

***

Поначалу я складывала и делила месяцы.

Полтора месяца тупого собачьего ожидания, когда выбираешься из дома раз в неделю, короткими перебежками, чтобы купить еды.

Фанатично драишь квартиру до блеска, каждое утро, по десятому кругу, лишь бы чем-то занять голову и руки.

Вяжешь под бурчание телевизора кривые километровые шарфы, из которых в итоге вышел небольшой плед.

Читаешь вслух книжки, играешь с сыном и при нем старательно ведешь себя как обычно, чтобы нельзя было и заподозрить, что ты на грани. Хотя кого я пыталась обмануть? Юрка замечает и понимает гораздо больше, чем хотелось бы нам с Костей. С тех пор ровным счетом ничего не изменилось.

Коммуналку нам оплатили за полгода вперед, лишив меня еще одной головной боли и возможности отвлечься. Манюне пришлось научиться делать свои дела в детский пластмассовый горшок, за что я была удостоена двух или трех актов ожидаемой мести. Поощрять собаку за пакости нельзя, и я не поощряла, однако в глубине души была благодарна ей за разнообразие.

Отдавая себе отчет, что от неврозов мало толку, я все равно продолжала нервничать.

Мечта о нормальной жизни — без явок и паролей, фальшивых документов и подставных людей, конспирации и редких, рассчитанных по минутам встреч, без криминала и реальной угрозы быть застреленными средь бела дня — была как никогда раньше близка к осуществлению, но тогда я ни о чем таком не думала. Возвышенные мысли счастливо избегали мою голову, сузив сознание до единственной цели: дождаться Костю, не свихнувшись при этом.

Вариантов исхода событий было немного. Всего два: либо дождемся, либо нет. Мне в любом случае дадут знать, откроют доступ к банковскому счету миссис Эванс и подарят возможность распоряжаться нашими жизнями по своему усмотрению.

С тем же успехом в этот абстрактный сейф можно было сунуть мою путевку в преисподнюю.

Когда кончился условленный месяц, начался второй, а вестей от Кости по-прежнему не было, я открыла ежедневник и, размяв ватные пальцы, всерьез расписала план дальнейшей жизни — той, что предусматривалась вторым вариантом. Никто не дал мне естественного человеческого права опустить руки и спиться, если станет совсем паршиво: надо думать о будущем сына. Что бы ни случилось со мной, с Костей или с нами обоими, Юра должен твердо стоять на ногах, иначе все теряет смысл.

Можно сказать, что в тот день, после долгих и многолетних мучений, умерла моя детская вера в чью-либо непобедимость. Позже я узнаю, что в этот же день Соня проводила похороны. Костя, который не верит вообще ни во что, иронию оценит и не обидится.