Белый камень в глубине колодца

***

Динка смотрела в окно. За окном что-то усиленно взрывалось, а молодежь со всей больницы махала бенгальскими огнями и провожала уходящий год восторженными воплями. Кто-то, не стесняясь, целовался, но в основном вопили, прыгали и тыкали пальцами в небо, как дети.

— Хочу на улицу, — мечтательно вздохнула Динка.

— К этим придуркам, что ли?

Голос Ляны прозвучал невнятно: она закусывала шампанское мандарином.

— Нет. Гулять всю ночь, пока город спит. — Динка нехотя отвернулась от окна и села обратно на кровать, поджав под себя ноги в шерстяных носках.

— Сегодня город точно будет бодрствовать. Хошь? — Ляна протянула сестре кружку с шампанским. — Чуть-чуть можно.

— Не надо, голова будет болеть. И тебе много не надо.

— Уговорила. — Ляна отставила пустую на треть бутылку и примостилась рядом с сестрой. Обняла, погладила по плечу. Динка, как в детстве, уткнулась бы ей в шею, только гипс здорово мешал. — Послезавтра тебя выписывают.

— Я знаю… Можно мандаринку?

Динка смотрела, как грубые пальцы сестры очищают мандарин. Кожура лопалась с тихим хрупом, и на ней выступали пахучие горьковатые капельки, совсем крошечные и почти незаметные. Ляна разделила цитрус на дольки и сунула в рот одну. Скривилась:

— Кислый, как ты любишь.

Динка ела мандарин, Ляна ковыряла ложечкой остатки торта и удаляла бестолковые эсэмэски от знакомых. Очередное послание удалила с особым чувством. Поучать он ее взялся, сволочь! Решил, что со стороны виднее. Да что он понимает?!

Ляна сама не знала, чем ее так раздражал Олег. Ясно же, что Динка его простила. И не отморозок вроде, а вполне добропорядочный козел. Отвечает за свои поступки.

«Он ее зацепил, Динку, — сообразила Ляна. — Как она про него рассказывала — вспомнить тошно. Олег Владимирович то, Олег Владимирович се… Раньше такой чести удостаивался только Паганини. Вот как он это сделал, а? И как ей только в голову взбрело ему позвонить?»

— Динь, а давай, когда ты выйдешь, по шмотью пройдемся? — предложила Ляна. — Купим тебе что-нибудь, а то ходить не в чем. Кофты на локтях попротирались.

— Давай лучше заплатим за все сразу: за воду, за газ, за свет.

— Так мы уже! Придешь домой, а дома все есть. Я просто хочу нормальный подарок тебе сделать. Полезный. Может, курсы какие-нибудь оплатим?

— Какие курсы? — испугалась Динка. — Зачем курсы?

— Ну, маникюра, допустим. Самые короткие, для расширения горизонтов, — спешно добавила Ляна. — Не век же тебе в библиотеке сидеть… Да, ты права, дурацкая затея. Проехали.

«Выкуси, Дубровин, — удовлетворенно подумала она. — Даже у меня не получилось».

— Динь, — Ляна сделала хитрое лицо и поставила коробку с тортом на тумбочку, — а давай нашу, новогоднюю?

Сестры обнялись и запели вполголоса:

В лесу родилась Ляночка, в лесу она росла.Зимой и летом стройная, зеленая была…

Родилась Ляна действительно в лесу, семнадцатого января — на целый месяц раньше срока. Лянины родители жили тогда в деревеньке в Тверской области, дороги замело — не проехать, разве что на санях, по снегу. А сани одни на всю деревню, и те с главой администрации неизвестно где катаются.

Лянина мама Даша, Дария Артуровна, сказала: «Не поеду, застрянем. Тут рожать буду».

Папа сказал: «Сама не родишь, предлежание неправильное. Поедем».

Анфиса Руслановна, Дашина мама, ничего не сказала, только ругалась.

Что делать? Поехали на дедовой «копейке», застряли в перелеске. Папа вместе с прихваченным из деревни богатырем Васютой безуспешно толкал легковушку. Пока вытолкали, Ляна успела родиться, ей бабушка Анфиса помогла. А Лянина мама до больницы так и не доехала. Не успела.

Растила Ляну бабушка Анфиса. Убитый горем папа вернулся в родной город, встретил там Динкину маму Карину, женился и приехал за Ляной аж через десять лет. Приехал, потому что бабушка Анфиса умерла от пневмонии и растить Ляну было больше некому.

Ляна не любит об этом вспоминать, но песню зачем-то переделала и однажды спела перед гостями Динкиной мамы. Трехлетней Динке песня очень понравилась, она даже в ладоши захлопала, вот только мама отчего-то разозлилась и поставила Ляну носом в угол. Ляна в ответ подлила ей в дорогое лавандовое масло папиных чернил. Бедная мама от них стала злая и фиолетовая, а угол Ляне — почти родным.