Белый камень в глубине колодца

***

Помещение, куда привели Олега, ничем не напоминало кабинет солидного и успешного человека. Скорее, предбанник, где днюет и ночует в ожидании кары начальственной маленький офисный клерк. Никакого дерева, никакой кожи, никаких картин и статуэток, зато повсюду — завалы безликих документов, нераспечатанные упаковки бумаги для принтера и желтый пластмассовый чайник с кособокой крышкой. Когда такие чайники кипят, крышка подпрыгивает и хлопает. На столе — фотография в рамке, но стоит подставкой к Олегу. Кто изображен на фотографии, Дубровин не видел.

— Мой кабинет прослушивается, — пояснил Рязанский. — Вчера нашли еще один вражеский «жучок». Два за неделю — это куда ни шло, но четыре — уже наглость, как считаешь?

— Мне не с чем сравнивать, — осторожно ответил Дубровин.

— Молись, чтобы так оно и было. — Константин, не церемонясь, сгреб все бумаги со стола в общую стопку, а саму стопку засунул в пустой ящик. — Чай? Кофе? Или для храбрости?

— Объясни, зачем я здесь. К чему вся эта криминальная параша с пересадками? Зачем?..

— Олег Владимирович, давай сразу проясним. — Рязанский придвинул ногой стул, сел за опустевший стол и сцепил пальцы в «замок». — Раз ты здесь, значит, так нужно.

— Мне или тебе?

— Глупый вопрос. Всем. Так что будь добр, молчи и улыбайся. Махать не обязательно, но если очень захочется, то можно. Народ оценит. Тут обитают в основном милые, душевные люди, не чуждые здоровой непосредственности.

— Кос, — тихо, даже с намеком на вежливость, — если я тебе должен, это не значит, я буду кланяться по первому твоему хотению. Объяснить по-человечески можешь?

Костя кивнул. Он был спокоен и расслаблен.

— Сегодня праздник у девчат. Стая собирается в актовом зале и обсуждает текущие промахи Акелы. До сегодняшнего дня всё было чисто символически, но теперь большинство уверены, и не без оснований, что Акела уже не тот, что пора давать дорогу молодым, и ажиотаж стоит… мягко говоря, зверский. Поэтому не знаю насчет танцев, но делить апельсин нам сегодня точно придется. Демократия, будь она неладна!

— Неужели Акела все-таки промахнулся?

— Акела в кои-то веки позволил сесть себе на хвост…

— И стая решила, что промах — это вопрос времени, — закончил Олег. — Суровая стая.

— Беда в том, что волков в ней осталось от силы душ пять. Остальные то ли шакалы, то ли бандерлоги в волчьих шкурах. Мутировали неудачно, — пояснил Костя, нехорошо усмехаясь, — даже обидно за популяцию.

— Шутник ты, Акела. Я-то тут причем?

— Напомни-ка мне, с кого всё начиналось? Кто основал это безобразие? — Рязанский взял с подставки чайник, налил воды из крана ютившейся в углу ржавой раковины и щелкнул кнопкой. — Ты как хочешь, а я кишки погрею.

— Основатель этого, как ты выразился, безобразия — мой дед, Алексей Кириллович Дубровин («Можно было и без официоза», — пробормотал Рязанский). Продолжил отец, потом пришел ты. Спасибо тебе большое! Но вопрос, уж прости за эгоизм, стоит ребром: я тут каким боком? Фирма давно твоя со всеми потрохами.

— Мне нужен отвлекающий маневр. Можешь считать это жестом отчаяния и не искать логики: она или глубже, или ее вообще нет. От тебя требуется просто сидеть рядом и улыбаться. Зубы вроде целые, проблем возникнуть не должно.

Олег с трудом подавил нервный смешок.

— Это ты-то в отчаянии?

— Представь себе, ужасно не хочется делиться. Твоя рожа заставит всех еще раз подумать: а стоит ли овчинка выделки? Внимание переключится на тебя, меня на время оставят в покое. Когда это время кончится, всё будет по-старому. Я сумею сделать так, чтобы ваше семейство ни в чем не нуждалось где-нибудь… Где бы ты хотел жить?

Олег не поверил своим ушам. Он, конечно, догадывался, что человек, сломавший отцу жизнь, не может быть пушистым зайчиком. Сам папа тоже далеко не ангел и розами не торговал, но это «предложение» — чистой воды подстава! Его бросают на растерзание толпе волков-мутантов, предварительно связав по рукам и ногам.

— Я не буду этого делать. — Собственный голос прозвучал хрипло и неожиданно жалко.

— А еще говорят, что горькая правда лучше, — посетовал Рязанский. — Выбора у нас с тобой нет, дружок. Думаешь, я хочу этого? Не хочу. Ты ненадежен, тебя можно переманить. Но мне нужно это треклятое время, а тебе нужен живой и здоровый папа.

Чайник закипел. Крышка запрыгала, приглашая кипяток выбраться наружу.

— До чего ты докатился? — почти выплюнул Олег. Пришлось отойти в сторону, чтобы не поддаться искушению и не наделать глупостей. Прибегнуть к помощи чайника, например.

— Самому противно. Обещаю, потом ты сможешь дать мне в морду.

— Много чести.

«Молодец, мальчик, — с горьким удовлетворением подумал Рязанский. — В твоем возрасте и на твоем месте я бы орал благим матом, топал ногами и сверкал глазами куда более грозно. И ведь, правда, не хочется тебя впутывать. Но выбора действительно нет. Еще позавчера ночью был, а теперь нет. Верил бы в судьбу — обозвал бы ее проституткой».

Ему уже успели позвонить из Мюнхена. Информаторы не соврали: всё точно по сценарию, совпало даже время. Полчаса не в счет. Плюс-минус. Обычный огрех.

Он должен выяснить, кто за всем этим стоит. У кого настолько снесло крышу?

Были подозрения у кого именно, но подозрения смутные, из области фантастики. Он дважды все проверил, прежде чем их отмести, пускай и смотрели на него, как на сумасшедшего…

Костя вздрогнул от стука. До «танцев» еще сорок минут, он просил не беспокоить. То, что они с Олегом здесь, знают четверо, исключая охрану.

— От двери отойди, — Олегу. На всякий случай.

Охрана охраной, но его так уже подлавливали. Старый добрый «Макаров» удобно лег в ладонь.

Дубровин на негнущихся ногах отступил к раковине. Латиноамериканские страсти всё больше обрастали подробностями криминального фастфуда, что так любят показывать по телеканалу НТВ.

— Войдите.

На пороге — Артем Гореславец, хороший человек с несчастливой фамилией. Среди своих Гореславца ласково кличут Бегемотиком: как любого по-настоящему хорошего человека, его много.

Один из четырех. Понятливо кивает, глядя на черное дуло «Макарова».

Костя чуть опускает пистолет.

— Николаич, пошептаться надо. Здрасьте, — тянет губы в улыбке Артем. В глазах паника, а голос споко-о-ойный.

— Ну, давай, шепчи. — В глазах Кости вопрос «Что там у вас опять?»

— Я лучше напишу. — Артем косится на Олега.

Костя всё понимает правильно и достает из ящика первый попавшийся документ. Бегемотик криво пишет на пустом месте два слова.

И руки Рязанского опускаются сами собой.

Он засовывает пистолет во внутренний карман пиджака. Ему нужны эти несколько секунд, чтобы снова начать думать.

Все-таки чуйка приходит после пятидесяти, и даже самые фантастические подозрения бывают заведомо реальными.

А танцы сегодня будут. Однозначно.

— Наружных ко мне. Караул сменить. Телефон.

Олег не видит, как нездоровая бледность Рязанского превращается в еще более нездоровый румянец. Кос звонит кому-то с телефона писаря. Два «Мерина» и «Крузак» — во второй паркинг. Да не его дело как. Тем самым местом кверху!

Наружные — это Игорь и пока малознакомый плечистый парень. Костя, не прекращая говорить, кивает Игорю, и тот зовет по крошечной рации какого-то Руднева. Руднев клянется быть.

А дальше — полная неразбериха. Вроде бы невозмутимые люди смотрят друг на друга так, будто забыли подготовиться к Армагеддону, а тот взял и наступил.

Спокоен только Кос. Полностью, глазами в том числе. Более того, Рязанский улыбается. Сует Олегу связку ключей. Хлопает по плечу.

— Хозяйка квартиры в курсе. Сидишь там, пока не позвоню. Потом едешь домой. Забываешь всё, что я говорил. Эта криминальная параша уж точно не для тебя.