Белый камень в глубине колодца

***

Олег ехал в переполненном трамвае. На поворотах трамвай пошатывало, и Олег цеплялся за поручень. Когда к нему подплыла необъятная кондукторша, похожая на Фрекен Бок в оранжевом жилете, долго искал по карманам какую-нибудь мелочь. По утрам в трамваях не бывает сдачи с тысячи. Даже с пятисот не дают, а мельче у него нет.

…Денег я тебе на первое время сняла. Закончатся — свою карту не свети. Напишешь, сколько надо. Через Пашу передам…

Дубровин вышел на незнакомой остановке, перебежал дорогу на зеленый мигающий. Покрутил головой в поисках ориентира — рекламного щита с призывом купить макароны.

Капюшон древней куртки с чужого плеча то и дело съезжал, приходилось поправлять его, а заодно и севшую от стирок лыжную шапку. Из своего на Олеге остались только трусы, а спортивные штаны, рубашка, толстовка и всё, что нашлось в Сонином шкафу, когда-то верой и правдой служили господину Рязанскому.

Бомжевать так с музыкой. Тем более что впору пришлось всё, кроме кроссовок.

Собственный мятый костюм лежал в перекинутой через плечо спортивной сумке.

…Постригись покороче. Сфотографируйся. Восемь фоток занесешь по этому адресу…

Парикмахерскую нашел сразу, хотя похожие между собой дворы путали, а навигатор из Сони получился так себе.

Уходил уже другим человеком. Худосочная девица с накладными когтями, недолго думая, обкорнала его почти под «ноль».

А рожа у него и впрямь, как метко припечатала Ляна Кудряшова, уголовная. Зря не верил.

Кроссовки натерли таки ноги, и, выходя из фотоателье, Олег заметно прихрамывал. Зато теперь у него есть мелкие деньги. Можно купить дешевых сигарет, затянуться прямо на остановке, пнуть урну, и образ местного быдла будет завершен.

С какой радости он мотается по городу, выполняя лишенные, на первый взгляд, всякой логики указания? Да с такой, что, прежде чем выдать Олегу казенную шапочку, Соня включила нетбук и, сменив в браузере страну, открыла Новости.

— Меня просили показать тебе это.

«Стрельба в Мюнхенском центре кардиологии: есть жертвы».

Ни имен, ни фамилий, только сам факт стрельбы. И жертв.

— Понял что-нибудь? — Скромные познания Сони Суворовой в немецком языке ограничивались уже почти интернациональным «хендехохом» и обязательным «шпрехензидойчем».

Дубровин не ответил. Он смотрел на дату и время.

Позавчера. Спустя полтора часа после его вылета из Мюнхена.

Рязанский всё знал.