Северные морские пути России

«Восточный сектор Арктики» А. С. Ольхона (1949)

Поэт и журналист А. С. Ольхон (1903–1950), с середины 1930‐х гг. живший в Иркутске, был характерным представителем советской литературы, разрабатывавшей в этот период мифологию полярной героики. Происхождение этого медийного феномена 1930‐х гг. связывают прежде всего с эволюцией агитпропа, искавшего более эффективных инструментов воздействия на аудиторию. М. Леноэ и Д. Бранденбергер отмечали, во-первых, поколенческий характер новой журналистики, находившейся в оппозиции агитпропу предшествующего периода, во-вторых, ее активные эксперименты с формой, направленные на социалистическую трансформацию жанров, восходящих к буржуазной сенсационной прессе (Lenoe, 2004: 212–244; Бранденбергер, 2017: 74–103). В процесс активно включались и другие акторы формирования арктического нарратива – так, Дж. Маккеннон писал об организационных усилиях самих полярников, выступавших, как О. Ю. Шмидт, в качестве менеджеров собственных полярных шоу (MacCannon, 1997: 346–365). Ольхон был ровесником полярника Кренкеля и летчика Чкалова, все они оказались в своем детстве свидетелями первой волны медийной популярности арктической темы и выросли на подвигах Нансена и Скотта.

Миф о героях Арктики формировался в течение нескольких лет, отделявших подвиг «Красина» 1928 г. от челюскинской эпопеи, рядом советских полярных журналистов, творческие стратегии которых предполагали активное жизнестроительство. Ставшие движущей силой репрезентационных кампаний 1930‐х гг. полярные журналисты мало уступали своим героям и неустанно работали над собственным героическим имиджем. Поэт А. С. Пестюхин, принявший после вынужденного переезда в Сибирь «байкальский» псевдоним Ольхон, действовал, как его знаменитые газетные современники А. Том (Николай Кабанов) и Алексей Гарри (Бронштейн), сменившие свои «обычные» фамилии на звучные «американские» псевдонимы. Этос профессии предполагал неустанные разъезды и репортажи с края света.

География итоговой книги А. С. Ольхона, изданной в издательстве «Главсевморпути» в 1949 г., отражает историю его профессиональных командировок, осуществлявшихся во второй половине 1930‐х – 1940‐х гг. (рис. 27). Лишь 5 из 34 стихотворений, составивших сборник «Восточный сектор Арктики», были опубликованы в нем впервые, большая часть восходит к изданным в Иркутске сборникам «Мои байкальские знакомцы» (1941, 2 стихотворения), «Байкал» (1946, 8) и «Окраины милой отчизны» (1948, 19). Как можно видеть, топонимы книги Ольхона отражают произошедшее за два десятилетия репрезентационное смещение Северного морского пути на восток. При этом неотъемлемой частью магистрали оставался континентальный хинтерланд – прежде всего Якутия, Колыма и Чукотка, оказывавшие авиа- и радиоподдержку судовым караванам, еще не способным к автономному плаванию. Севморпуть, работающий в связке с радио и авиацией, мыслился в этот период одним из современных технологических средств осуществления связности государственного пространства. Открывающее книгу стихотворение «Навигация в Арктике» (1948) изображает магистраль как радиоэфир, принимаемый радиостанцией на мысе Челюскина, причем среди топонимов этого стихотворения (Охотск, Якутия, Таймыр, Заполярье, Архангельск, Камчатка, Чукотка, Мурман) нет ни одного, отсылающего к Севморпути времен Я. М. Озолина. Северный морской путь «Восточного сектора Арктики» – не торговый путь двадцатых, но послевоенная стратегическая магистраль. «Если нам прикажут, / Эсминцы и до полюса дойдут!» («На последних параллелях», 1949). Главные образы, открывающие книгу, – военные и пограничные, такие как подъем военно-морского флага (одноименное стихотворение, 1945), миноносцы, эскортом проводящие караван через Берингов пролив («Пролив Беринга», 1945), угадывающаяся на горизонте «чужая» Аляска («Большой Диомид», 1945). Их сменяют картины хинтерланда, «заполярных городов», включаемых посредством морской магистрали в жизнь единой страны, – ленинградский корабль, входящий в гавань Петропавловска-Камчатского («Ленинград – Камчатка», 1948), хрустящие газеты, привозимые в Колымск почтальоном («Полярная почта», 1949), столица Якутии, стоящая «на подступах к морю» («Якутск», 1948), сплав леса по Ангаре на Игарку («Сплав леса», 1948, «Ангарский лесоруб», 1949). Завершает книгу поэма «Служба погоды» (1948), лирический герой которой – скромный работник метеослужбы на Чукотке, оплакивающий жену, погибшую под Петсамо, – одновременно выступает в качестве поэта-пропагандиста Главсевморпути, воспевающего инфраструктурно-стратегическую роль магистрали, связывающей и одновременно ограждающей советское пространство.

Данные всего корпуса сталинской эпохи ГУСМП позволяют добавить к этому, что географическая поэзия не была в этот период настолько популярным репрезентационным инструментом, как впоследствии. «Демократизации» советской поэзии еще только суждено было случиться. Немногочисленные поэты, составлявшие в конце 1930‐х – 1940‐х гг. стихи о пунктах Северного морского пути, как правило, были выезжавшими в северную командировку высокопоставленными представителями далеких культурных центров, совмещали собственно поэзию с полярной журналистикой и создавали «авторские» поэтические полярные репортажи, подобные книге Ольхона. В этой связи должны быть упомянуты путешествия уже упоминавшегося выше новосибирца В. А. Итина, ставшего автором репортажных стихов с Чукотки («Рыркарпий – Моржовый мыс», 1931), а также описавшего «восточное смещение» Севморпути в цикле путевых очерков «Восточный вариант» (1933). В этом контексте стоит также упомянуть эпопею находившегося на борту парохода «Челюскин» московского поэта И. Л. Сельвинского (1899–1968), который, кроме ряда написанных на берегах Чукотки стихотворений, создал также поэму «Умка – северный медведь» (1933–1934), отозвавшуюся впоследствии в названии знаменитой мультипликационной дилогии 1969–1970 гг.