Северные морские пути России

ХАРАКТЕРИСТИКИ ТОТАЛИТАРНОГО ДИСКУРСА

Прежде всего в этих публикациях заметен значительный удельный вес ритуализованной речи, построенной на формулах, соответствие которых объекту речи несущественно, поскольку весь смысл сосредоточивается именно в самом соблюдении ритуала, в уместном и «правильном» использовании формул. Ср. в данном тексте: враждебный характер лавровского выступления; находятся люди, которые не прочь извратить суть преобразования Севера; проявлять больше политической бдительности, и др.

Основным признаком ритуальности речи становится то, что для нее совершенно неважно, истинно высказывание или ложно: оппозиция «истинный/ложный» заменяется оппозицией «правильный/неправильный», «уместный/неуместный» (Левин, 1994: 147)131. Поэтому один и тот же текст вполне может содержать то, что для современного читателя выглядит как противоречие, но современниками воспринималось как совершенно естественное и последовательное, более того – как единственно возможный способ писать в официальной печати. Пример:

«Сравнительно слабый рост перевозок по Омскому теруправлению объясняется тем, что оно не получает в 1937 г. новой тяги (за исключением одного парохода…). Наличный тоннаж не позволяет сколько-нибудь значительно повысить эксплоатационные показатели…» – и двумя страницами ниже: «Благодаря заботам партии и правительства речной транспорт Главсевморпути имеет все, что ему нужно, для плодотворной работы» (СА, 1937, № 10, с. 100 и 102; жирный курсив мой. – Н. В.). С точки зрения носителя тоталитарного языка никакого противоречия тут нет: верно, что заботами партии и правительства ГУСМП имеет все, что нужно, и одновременно верно, что в 1937 г. поставки пароходов недостаточны.

Далее. Для тоталитарного языка центральным является принцип, получивший в литературе название «манихейский словарь». Слова в таком языке получают, в дополнение к своему основному значению, оценочный смысл, который постепенно вытесняет основное значение слова и сам становится его единственным значением.

Например, изначально слово «советский» обозначало «относящийся к Совету»: частотные сочетания второй половины XIX века – «протоколы советских заседаний», «советское помещение» и т. п. Корпус дает первое употребление слова в дневниках Тургенева за 1825–1826 гг.; второе – в дневниках М. А. Корфа за 1838–1839 гг.: «Вчера я был у великого князя Михаила Павловича с некоторыми советскими бумагами…» В XIX столетии еще возможны контексты типа «советские передряги» (Ф. И. Буслаев, 1897) или «скаредное советское управление» («Русское богатство», 1901), но постепенно выражения вроде «советская комиссия» – изначально просто «комиссия, назначенная неким Советом» – теряют свое прямое значение и превращаются в комиссию единственного Совета – Совета рабочих, крестьянских и солдатских депутатов, а прилагательное «Советский» начинают писать с прописной. Появляется выражение Советская власть, которое также поначалу означает Власть Советов РКСД, но через десяток лет теряет и это значение и становится просто прилагательным, обозначающим «наш, правильный, настоящий, хороший»: «советский подход», «советский характер», «советская политика», «советские писатели»… – и, соответственно, сочетания «антисоветские вылазки», «антисоветские выступления», «антисоветский подход в преподавании географии» и т. п. начинают обозначать просто «не наши, дурные, плохие».

В результате слова тоталитарного языка оказываются разделены на три группы: гонорифические, которые могут обозначать только позитивные явления (большевик, пролетариат, советский, революция), пейоративные, которые обозначают только негативные явления (империализм, религиозный, вредительский, капиталистический), и нейтральные, которые могут использоваться в обоих смыслах в зависимости от контекста (демократия (социалистическая или буржуазная), пропаганда (советская или фашистская), и т. п.).

Если вернуться к доносу на Лаврова, то видно, что там нейтральное слово характеристика маркируется как пейоративное с помощью определений враждебный и клеветнический; нейтральное слово утверждение маркируется словом вредное; сам Лавров и его действия (как и действия его сторонников) характеризуются только пейоративными терминами (песнь из правооппортунистического арсенала; блудил; роль труса и молчальника; и др.). Сюда же можно отнести и знак (?!), которым автор доноса маркирует цитату из Лаврова: говоря о «нашей культбазе», тот сказал, что «местное население воспринимает ее как повинность». С точки зрения тоталитарного языка так сказать нельзя, это противоречит нормам языка: гонорифическое «наша культбаза» не может стоять рядом с пейоративной «повинностью».

Используется в этом тексте и прием иронического цитирования: если по каким-то причинам требуется употребить «позитивное» или «нейтральное» слово как «негативное», используются кавычки (Лавров – «опытный» полярник, «знаток» Севера, который протаскивает свою «программу»); аналогом кавычек выступают слова типа «так называемый», «пресловутый» и др.

Пример из других статей СА: партийные организации «забыли ясные и четкие указания Ленина и Сталина о большевистском методе отбора при приеме в партию…» (СА, 1937, № 10, с. 16) – и ср.: «Примером небольшевистского отношения к приему в партию может служить Красноярский политотдел Севморпути» (СА, 1937, № 10, с. 16). В этих предложениях большевистский означает просто ‘правильный, хороший’ (гонорифический термин), а небольшевистский – ‘неправильный, плохой’ (пейоративный термин).

Прием маскировки под общеизвестное предполагает использование выражений типа «всем хорошо известно…», «бесспорно, что…». В доносе на Лаврова этот прием обнаруживается в первой же фразе: «Индустриализация хозяйства Главсевморпути… должна пойти… по линии создания собственного мощного ледокольного флота и укрепления морского транспорта как бесспорно ведущей отрасли Севморпути» – после этого «бесспорного» утверждения все, о чем говорил Лавров, подается как ложное, как противоречащее тому, что «всем известно».

Еще несколько примеров:

«Как известно, хозрасчет требует правильной отчетности. К сожалению, отчетность у нас страдает большими недостатками» (СА, 1939, № 9, с. 22). Если учесть, что хозрасчет начали вводить незадолго до этого, вряд ли можно поверить, что это действительно «известно» читателю.

Критикуют некоего Шашлова, который «прибыл к нам с курсов Севморпути, пользующихся в Арктике, как известно, не очень хорошей славой. Качество подготовки на этих курсах оставляет желать много лучшего» (СА, 1938, № 10–11, с. 32). Это «как известно» – тоже явный риторический прием.

Статья «Усилим борьбу против шаманства» начинается фразой, сразу расставляющей все правильные акценты: «Как известно, шаманство в прошлом было вернейшей опорой царизма, родовых старейшин и местных богатеев, их наиболее действенным отрядом идеологического порабощения широких масс трудящихся национального населения Крайнего Севера» (СА, 1938, № 10–11, с. 107).

И так далее.

Сознательное умалчивание. Авторы статей СА явно избегают упоминать определенные факты, события или имена. Примеры умалчивания нелегко подобрать по понятным причинам: как можно показать, что чего-то не хватает? Тем не менее в этом смысле можно истолковать предложения типа «Огромное строительство ведется органами советской власти как на побережье Северного Ледовитого океана, так и на островах по трассе Северного Морского пути» (СА, 1939, № 5, с. 20). Сегодня мы хорошо знаем название того «органа советской власти», который вел строительство в районах СМП, – это НКВД и созданные им организации типа Дальстроя, где работали заключенные (Широков, 2009: 127–182).

Еще один пример умалчивания можно увидеть в том, что история СМП в СА начинается в октябре 1917 г. СА практически полностью игнорирует досоветский период освоения СМП. Для 1930‐х гг. это, вероятно, все еще преднамеренное опущение; позже это постепенно становится привычным. За все шесть лет существования на страницах СА нашлось место лишь для одной (!) небольшой статьи о добольшевистской истории СМП (1940, № 11, с. 77–80): речь в статье идет о попытках колчаковского сибирского правительства (в оригинале, естественно – «правительства» в иронических кавычках) организовать в 1919 г. перевозку грузов из Архангельска в устье Оби и далее вверх по течению (см. Плотников, 1998). Реальная досоветская история использования СМП была гораздо богаче: экспедиции в западной части СМП начались еще в 1870‐х гг., а в восточной – в 1911 г. Отметим в этой связи, что все девять ледоколов, работавших в Арктике в 1930‐е гг., были построены для русского правительства в Великобритании, в основном в Ньюкасле и Глазго, между 1899 и 1917 гг. (1935, № 2, с. 8–10).

Яркий пример сознательного умалчивания находим в СА, 1938, № 3, с. 4, где опубликована телеграмма Ивана Папанина об успешном завершении полета станции «Северный полюс – 1» и ответная телеграмма, подписанная всеми членами Политбюро: Сталиным, Молотовым, Ворошиловым, Кагановичем, Калининым, Микояном, Чубарем, Андреевым, Косиором, Ждановым, Ежовым, Петровским, Эйхе и Хрущевым (см.: «Правда», 20 февраля 1938 г., с. 1).

Однако 27 апреля того же года был арестован Роберт Эйхе, 3 мая – Станислав Косиор, 4 июля – Влас Чубарь (все трое были расстреляны в том же году). Все печатные экземпляры СА подверглись «цензуре»: жирными черными штрихами были зачеркнуты три фамилии бывших членов Политбюро, отныне «врагов народа»132.