Северные морские пути России

АФФЕКТИВНАЯ СВЯЗЬ С ГОСУДАРСТВОМ ЧЕРЕЗ НОСТАЛЬГИЧЕСКИЙ НАРРАТИВ

Воспроизводство ностальгических нарративов нередко происходит в эмоционально окрашенных коммуникативных ситуациях. В таких текстах рассказчики используют аффективные маркеры, вроде экспрессивной лексики, метафорики, ярких сравнений, столкновения риторических стратегий или нарративных логик. Наиболее очевидна взаимообусловленность аффективной и нарративной работы, которую осуществляет рассказчик, в ситуации разглядывания и обсуждения пресловутых амдерминских руин. В один из последних дней полевой работы в поселке, когда для постоянных собеседников мы стали более или менее привычны, сотрудница «Амдермасервис» Лилия (1962 г. р.) пригласила нас на прогулку на окраину поселка, по направлению к недавно установленным ветрогенераторам. Мы проходили вдоль разрушенных построек военного городка, АНГРЭ, мерзлотной лаборатории – и открывающиеся виды непрерывно побуждали Лилию к воспроизводству ностальгии: она вспоминала жизнь в изобильной Амдерме, автономный «от поселка» район «Полярки», живший как отдельный город со своим клубом, концертами, костюмированными балами; она вслух признавала, как тяжело ей каждый день смотреть на разруху вокруг. Наконец она вспомнила основное катастрофическое событие постсоветской истории поселка – «уход военных». Покидая Амдерму, военнослужащие часть личных вещей увозили с собой, а часть оставляли: «Все увезли, а нас оставили здесь. Цирк уехал, а клоуны остались», – резюмировала Лилия. Эта фраза показательна своей эмоциональной насыщенностью в связи с производством идеи покинутости, брошенности местного населения при специфическом агенте действия – военных, которые, строго говоря, поселком никогда не владели. «Бросить» Амдерму, впрочем, могли не только они, но и Торгмортранс, и безличные «власти»; сами же военные не только «уходили» – их «уводили», «вывозили», и все это принципиально негативным образом отражалось на поселке.

В рассмотренных ностальгических нарративах тенью и фигурой умолчания нередко мелькает вечно ускользающий, предельный агент созидательных и разрушительных действий, чьим воплощением окказионально могут становиться и военные, и «система» Севморпути, и администрация из Нарьян-Мара. Далее я рассмотрю, каким образом амдерминцы, избегая определения тех структур, от которых зависело прошлое и зависит будущее поселка, пытаются самостоятельно найти ответ на вопрос «зачем сейчас нужна Амдерма?».

«[Амдерминцы] так хорошо здесь жили, да, они просто жили в том, что мы вот там, живя в округе, да, мы там не видели, что здесь было. А потом, когда все это угасало, это все на их глазах, и это все они переживали. <…> Это только обида, обида у них. Просто мне сказали, что: „Вы поедете, там люди будут обиженные, которые на то, что…“ Я говорю: „Ну с одной стороны, ну что сделаешь?“ Может быть, откроют Северный морской путь, вот этот хотят открыть через Амдерму, может быть, ее возобновят. <…> Ну одно время просто, да, власти как-то забыли про Амдерму. Все другие какие-то поселки, деревни там как-то процветали» (библиотекарь, ок. 1968 г. р.).

Нарративное поведение жительницы Амдермы, относительно недавно переехавшей в поселок, можно определить как second hand ностальгию – практику фольклорного усвоения, интериоризации и воспроизводства основных структурных элементов локальной ностальгической традиции рассказчиками, не наблюдавшими и не переживавшими описываемые события198. Подобные ностальгические нарративы для людей, лично не заставших расцвета Амдермы, не в меньшей степени выступают средством позиционирования себя в окружающем социальном и материальном ландшафте (например, как субъекта, чей выбор места проживания осознан и приемлем), но также инкорпорируют интерпретацию «извне»: объяснение, почему жители Амдермы эмоционально переживают драматическое изменение статуса поселка199. Разрыв интимной связи между советским населением Амдермы и теми агентами, которые обеспечивали нормальный порядок жизни, порождает аффект, «обиду»: «власти как-то забыли про Амдерму», и поэтому люди «обиженные». Это интервью – чуть ли не единственный случай, когда агент, ответственный за угасание Амдермы, определяется – в данном случае как «власти»; в других рассказах фокус повествования смещается на то, какие связи должны были распасться, чтобы поселок пришел к нынешнему состоянию. Помимо неоднократно упомянутых воинских частей, принципиальным стало падение инфраструктуры морского порта.

«И я работала кладовщиком, у нас приходил тут корабль за кораблем, у нас столько было контейнеров! <…> У меня приходило вот за период навигации по 150 трехтонных контейнеров с продуктами. Представляете, сколько, это самое? Днем и ночью работали на разгрузке корабля. <…> А потом стало вот это, военных отсюда увели, потом уже и морской порт. В морском порту было 150 человек, работало вот у них. Ну, потом уже морской порт как бы развалился, только приходил корабль, и они тут разгружали, и все» (хозяйка магазина 1952 г. р.).

«Соб.: Слушайте, ну Амдерма-то вообще на Северном морском пути?

Инф. (сотрудник ДЭС, 1976 г. р.): Да, ну вот он этот путь Северный морской. Мимо проходит. Тут же порт был тоже ж как такого значения раньше. Раньше тут этот рейд был, как Сабетта, вот на рейде 10 кораблей стоит, и иллюминация такая над морем. Нам эти мужики рассказывали: на моторках вон в речку не мог зайти. На моторке не мог, потому что постоянно баржи шли».

Образы морского порта, перегруженного множественными судозаходами, и судов, круглосуточно встающих под разгрузку, являются конвенциональными метафорами эпохи изобилия и отсылают к роли Амдермы в системе функционирования Севморпути – ее положению на пересечении потоков200. Физическое разрушение («развал» и последующая распродажа) инфраструктуры входа/выхода на Севморпуть – материального выражения связи Амдермы с государством – переживается особенно болезненно, так как именно через морской порт, в рамках особого режима снабжения, осуществлялась забота государства о поселке. Соответственно, и ожидания изменений ситуации – тот самый идеальный сценарий будущего, зародыш которого содержится в ностальгических нарративах – завязан на возвращение военных или на «открытие» Севморпути, воображаемого сейчас в соответствии с его прошлой советской конфигурацией201. Неопределенное будущее таким образом получает хотя бы минимальную определенность, а Амдерма – минимальную надежду на продолжение жизни: «Может быть, откроют Северный морской путь, вот этот хотят открыть через Амдерму, может быть, ее возобновят».

Интимные связи Амдермы с телом государства манифестировались посредством соседства с воинскими частями, функционирования элементов инфраструктуры СМП и других организаций хозяйственного освоения территории – и именно эти связи были смыслом и целью (значением, raison d’être) создания и существования поселка. Исключительный порядок повседневности, снабжения и коммунальной инфраструктуры Амдермы производил и подтверждал ее особую роль в государственной программе освоения Севера. Разрыв этих связей не только нарушил нормальный порядок жизни, восстановление которого осуществляется в ностальгических нарративах, но и привел к принципиальному кризису значения Амдермы – к ситуации, когда жители поселка не могут сформулировать ответ на вопрос, который они, памятуя былую важность Амдермы, не могут не задавать: «зачем нужна Амдерма?».

«Когда мы работали еще на Полярке, на Полярке, и приезжали сюда высокие чиновники из Нарьян-Мара, проводили э… опрос населения, то есть они встре… встречи с населением. Даже не… не… не столько встречи с населением – мы просто собрались толпой и пошли. Пошли спросить: „А зачем мы здесь нужны?“ Ну, вот, поселок рушится, полк оттуда ушел, <нрзб> ушла, значит, АНГРЭ <…> Ушли, ушел, ушел этот, что тут ушел? „Торгмортранс“ ушел, распалось, ну, все распалось, что можно было! Даже Полярка, мы за… перезакрывали. И потом, вот, мы пошли и спросили: „Зачем?“ Нам не… не дали прямого ответа, ну, что „вы нам нужны для того-то, для того“. Мы говорим: „Ну, вот, ребята! Вам содержать нас гораздо дороже, чем нас… нам просто каждому купить по квартире, дать пинка под зад – и мы бы уехали! Ну, зачем? Объясните, зачем? Чтоб мы хоть знали, зачем мы здесь живем!“ „Ну что вы! Вы нужны! Вот, Северный морской путь, вы должны быть!“ Зачем только – непонятно! Ничего, ничего конкретного мы не услышали» (сотрудница МУП «Амдермасервис», ок. 1968 г. р.).

В постсоветскую эпоху социальный и экономический кризис начинается тогда, когда Амдерму покидают («уходят») организации – тогда же начинается кризис легитимности, осмысленности существования поселка, не решенный до сих пор. На данном этапе разрешения этого кризиса жители Амдермы требуют от «высоких чиновников из Нарьян-Мара» – фактически от «властей», от того самого нового посредника между поселком и «Москвой», который еще недавно не мог претендовать даже на статус города. Неопределенные слухи о Севморпути устойчиво связываются с массмедиа (прежде всего телевизионными программами) и с представителями столицы региона: «В Нарьян-Маре мне в департаменте сказали, что, может быть, в планах, что хотят здесь вот Северный морской путь открыть от Амдермы» (библиотекарь, ок. 1968 г. р.). Но неопределенный ответ Нарьян-Мара «Вот, Северный морской путь, вы должны быть!» амдерминцев тем не менее не удовлетворяет. Переживание оставленности, бессмысленности жизни в Амдерме коррелирует с распространенными в северных поселках утверждениями о том, что не только отдельные населенные пункты, но и весь регион покинут государством («Север брошен») – что принципиально отличается от режима централизованного управления им в советское время: «Север выживает как может. <…> Сейчас чего-то… ну много говорят, что хотят это все возродить. То есть как обычно у нас: сначала все это херят, потом начинают героически восстанавливать» (сотрудник МЧС, 1985 г. р.). Кризис значения Амдермы, переживаемый на низовом уровне, становится, таким образом, отдельным примером кризиса значения всего макрорегиона.

Показательно то, что все свои вопросы амдерминцы адресуют принципиально вовне. Следуя логике ностальгических нарративов, в которых благополучие поселка всегда зависит от воли организаций (военных, морского порта или АНГРЭ) и обрывается с их уходом, амдерминцы и сейчас локализуют агента, способного и полномочного выполнить операцию по означиванию – определить, зачем нужна Амдерма, – за пределами сообщества поселка. Амдерма как социально-политический организм аффективно переживается как дело государственное – неважно, какой из агентов ситуативно воплощал или воплощает государство202. Соответственно, ее постсоветские жители продолжают воображать собственную значимость исключительно исходя из этой перспективы. И наоборот: невозможность такой перспективы наносит удар по ощущению легитимности собственного присутствия в Амдерме, его востребованности и нужности, оставляя ностальгирующих субъектов с их устной традицией, которая единственная на данном этапе может воплотить нормальный порядок. Интимная связь с государством, пронизывавшая жизнь поселка в прошлом, лишь изредка на данном этапе проявляется в определении «стратегический»: так, глава поселка утверждала, что в Амдерме невозможно и не нужно никакое развитие, ведь «поселок создавался как стратегический, и таким он и должен оставаться». Понимание роли «стратегического поселения» в данном случае коррелирует с ответом нарьян-марских чиновников, что Амдерма просто «должна быть». Развитие логики этой связи между Амдермой и современной конфигурацией российской государственности прослеживается и в следующем нарративе: