Белый камень в глубине колодца

***

Динка тем декабрьским утром прижимала к себе Симочку и тоже вспоминала, как пыталась читать «Грозовой перевал», но оставалась в реальности, и, затаив дыхание, ждала, чем все закончится.

Надин постукивала спицами, вывязывая Динке берет. Бизнес простаивал, бездомные котята и горшочки с геранью пока не обрели свой кров, но бабушка считала петли.

— Ломится, прохиндей, — ворчала она. — А зачем ломится, скажи на милость? Медом ему тут намазано?

Соседка Светка в присутствии Надин предусмотрительно помалкивала. Даже ела бесшумно, чуть причмокивая, когда в «шоколадном» корольке попадались косточки.

Голосов Ляны и Олега было не разобрать — какое-то невнятное бормотание, а потом и вовсе все стихло. И Ляна вернулась странно притихшая, с большим пакетом: стилизованные башни Кремля на фоне синего неба в снежинках и салютах.

— Ушел, — сказала Ляна, — вернуться не обещал. Миссия выполнена. Вот, просил передать.

— Что там? — опасливо спросила Динка. Она не любила сюрпризов.

— Открой, посмотри. Иди сюда, баб Надь. Тебе понравится. — Ляна продолжала странствовать. Она улыбалась, как дурочка. Ляна-то! — Он просто мастер прощальных подарков. Аж проняло!

Когда Симочка увидела свет, первой ахнула, как ни странно, Светка.

— Ну ничего себе!

— Медведь? — Надин скептически выгнула седую бровь. — Оригинально. Медведь — это к долгам.

— Медведь — это к сопернице, — возразила Света, вскакивая с кровати и хватаясь за шов. — Дайте посмотреть, — она сцапала Симочку. Динка отпрянула. — Какая прелесть, бабоньки! И-и-и! Да, это тот самый, у мамы моей в кабинете такой же пацан сидит.

— Какой «такой»? — фыркнула Ляна. — Дубровин и мать твою успел покалечить?

— Да не, вы что?! — возмутилась Света, баюкая Симочку. — Мама моя мишек собирает, подарил ей кто-то в коллекцию. Этикетку видишь? — Соседка ткнула ногтем с облупившимся лаком в невидимый шов на сарафане игрушки. — Эксклюзивный медведь от Паши Втулкина. Смотри! Только Паша им так красиво носики прошивает, глаза специально красит, фишка такая. И натуральные ткани. А, деревня, что с вас взять? — махнула рукой Света. — Какая красота! Динка, продай мне ее, пли-и-из!

— Отдай, — тихо сказала Динка.

— Ну, Динка-а!

— Отдай.

Света надулась, но отдала. Динка неловко взяла медвежонка здоровой рукой. Вгляделась пристально. Не улыбнулась, нет, — родственницы не помнили, когда в последний раз видели Динкину улыбку, однако глаза ее зажглись таким теплым светом, что у всех, кто хорошо знал Дину Кудряшову, не осталось сомнений: она тронута до глубины души.

— Там вроде записка была. — Ляна продолжала кривить губы. Требовалось срочно спасать ситуацию. — Люблю, целую, с тоски сохну и все такое? Дубровин — гребаный романтик. Скажи, Динь? Ой, не могу!

Надин выловила записку со дна кремлевских башен. Поправила очки и прочитала. Захлопала глазами, как сова. Три коротких слова: «Ее зовут Симочка».

— Симочка, — охрипшим голосом повторила Надин и отчего-то перекрестилась.