Белый камень в глубине колодца

***

Пока вымытая, высушенная и успокоившаяся Манукян в Олеговом свитере поглощала блинчики и пирожки Татьяны Петровны, Олег пересматривал в ноутбуке все, что смог найти на Константина Николаевича Рязанского — когда-то делового партнера отца, а сейчас — полноправного владельца их общей фирмы и многих других фирм.

Все, что Дубровины задолжали еще в девяностых, они с горем пополам выплатили; непосредственно Рязанскому, который помог откупиться, вернули только в прошлом году. Могли бы и раньше, но Олег вцепился в нажитое собственным горбом — квартиру и «Тойоту». Готов был голодать, хватался за любую работу, пахал, как папа Карло, по двадцать пять часов в сутки, но право отстоял. Выкрутились.

А этим летом объявился некто Кум и непрозрачно намекнул Дубровину-старшему, что знает о нем и о Косте Рязанском кое-что интересное. То, чего не знает Костя, но будет не прочь узнать, а узнав, сравняет с землей. «Мое молчание, Владимир Алексеевич, обойдется вам и вашему семейству в…» Так отец и подсел.

Чем он так досадил Рязанскому, говорить отказался наотрез. Повторял, что «это всплыть не должно». Достать информацию Олегу было неоткуда — ни зацепок, ни нужных знакомых. Интернет интимными подробностями не делился, отец молчал и раз в квартал отстегивал шантажисту энную сумму. Татьяну Петровну с обоюдного согласия не тревожили.

«Кума я, допустим, прищучу. Узнаю. Дальше что, ползти к Рязанскому? Умолять дать слово молвить? — Олег щурился, глядя на равнодушные черные буквы, складывающиеся в прилизанную биографию владельца заводов, газет и пароходов. — А если там и вправду болото? Батя, твою налево, какого черта вообще?!»

Бывших «новых русских» не бывает. Даже если ты никто, обобранный до нитки, за тобой все равно будут плыть старые грешки. И всегда найдется гад, который этим воспользуется.

— А елку мы так и не купили, — сказал Дубровин вслух. — Обидно!

— Олеженька, — в освещенном проеме темной комнаты силуэт Ларки казался угольно-черным, — пойдем спать, а?

— Белье в шкафу возьми, диван я разложу, — буркнул Дубровин, развернувшись обратно к экрану.

Ларка осталась торчать в дверях.

— Ты забыла, где шкаф?

Она хихикнула и, подкравшись, обняла его за шею. Олег вздрогнул.

— Ни за что не поверю, что ты собрался спать один, — мурлыкнула Лаура ему на ухо. Еще и мочку прикусила, зараза. — Пойдем… раскладывать диван? Я начну, а ты продолжишь.

— Слушай, ты точно не взрывала ничего в унитазе? — простонал Олег. Кто-кто, а Ларка в совершенстве изучила все его «болевые точки». — Лара, не надо…

— Дубровин, поздняк метаться. — Она захлопнула крышку ноутбука и убрала компьютер на место. Включила светильник. — Я уже беременна, твоя совесть может спать спокойно, так что заткнись и снимай штаны!

Под свитером на Манукян была его линялая синяя футболка, спортивные штаны болтались, как на вешалке, сколько ни затягивай шнурок, а белья ожидаемо не оказалось. Да и откуда ему взяться? Голая Ларка отбросила назад волосы, слегка волнистые после душа, пробормотала: «Дубровин, не тормози», — и потянулась к ремню Олеговых джинсов.

Он скучал по ней. По ее телу, мягким волосам, умелым рукам — по всей Лауре в комплексе. Она интуитивно знала, что ему требуется именно сейчас, в эту самую секунду. Ее необязательно было любить, знай себе изображай примерного мужа: приноси домой получку, дари цветы, ходи по магазинам, целуй, чеши за ушком и говори периодически, что она лучше всех. Лара не требовала большего, чем Олег мог ей дать. Кроме ребенка.

— Не думай, — хрипло прошептала она, прикусывая ключицу чуть больнее, чем нужно, и тут же зализала укус. — Как ты хочешь?

Лаура одинаково хороша как сверху, так и снизу. После насыщенного трудового дня, такого как сегодня, Олег обычно позволял ей сделать все самой, но тут в последний момент передумал и, перекатившись, оказался сверху. Придавленная Манукян охнула: «Медведь», и в голове будто что-то щелкнуло. Он выключил светильник.

Лара заинтересованно мяукнула. Им обоим нравилось при свете, а тут Дубровин, не отличавшийся особым разнообразием, вдруг… что? Застеснялся? Или неделя воздержания заставила пересмотреть жизненную позицию?

Невесомые, совсем не Дубровинские ласки вынудили Лару прервать размышления. Приятно, но неожиданно. И напрягает. Он гладил ее, как девственницу — медленно, осторожно, будто давая привыкнуть, не сжимая и не тиская, как делал обычно, до синяков. От прикосновения к груди она и вовсе зависла, а поцелуй заставил ахнуть и зарыться пальцами в короткие волосы, притягивая ближе, чего она сроду не делала!

«Дубровин, тебя случайно не монашки покусали?» — хотелось спросить Лауре, но получилось только жалобное: «Еще». Он улыбнулся (вот откуда она это узнала?) и… поцеловал. В губы. Вежливо и деликатно, как все ту же гребаную девственницу!

Лара никогда не «выключалась» во время секса, а тут просто расслабилась и получала удовольствие. Если Олегу взбрело в голову сделать все самому, кто ж ему доктор? Она перестала следить, в какой момент лучше застонать или всхлипнуть — тихие вздохи получались сами собой. И бедра двигались неосознанно, рвано — в попытке поймать волну наслаждения, которую коварный Дубровин всячески отодвигал.

— Мы-мы-мы… зар-ра-аза… ну пожалуйста… Олег!

Сквозь пелену охотничьего азарта прорвался и замаячил досадной помехой телефонный звонок. Телефон выпал из кармана и лежал где-то рядом, можно было протянуть руку и выключить. Олег, не глядя, мазнул пальцем по экрану справа налево, сбрасывая вызов, но то ли мобильник лежал вверх ногами, то ли Дубровин в порыве страсти перепутал «право» и «лево»… Телефон забормотал что-то неразборчивое, и Олег наугад ткнул пальцем в экран, надеясь сбросить вызов. Лара взвизгнула одновременно с включением «громкой связи». Застонала, завыла.

— Олег Владимирович? — испугался звонящий. — Вам плохо?! Олег Владимирович!

Олег Владимирович в буквальном смысле упал с кровати, потому что звонила Дина.