Белый камень в глубине колодца

***

Костя приехал только в десять.

Катя успела проводить гостей и выпустить таксу, запертую на лоджии во избежание происшествий, искупать ребенка, сыграть с ним в настольные игры и почитать книжку. Юра сонно тер глаза, но упрямо бродил по квартире, шлепая босыми пятками, и отчаянно зевал: боялся заснуть.

— Родной мой, иди ложись, — упрашивала сына Лужина. — Мне надо с Манюней погулять, но я тебя обязательно разбужу, если… когда, — быстро исправилась она, — придет папа.

— Он должен прийти, — прошептал мальчик. — Сегодня же мой день рождения.

Женщина беспомощно выдохнула. «Да к черту этот режим!»

— Хочешь, я нам на диване постелю? И мы что-нибудь посмотрим?

Катя принесла из их с Юрой спальни две подушки и одеяло, но сын, каким-то непостижимым образом услышав шаги на лестнице, помчался к двери.

— Не открывается! — Он дергал все замки по очереди и чуть не плакал: те не поддавались. Безобидная с виду защита от взлома так же беспощадна к детям, как и к злоумышленникам.

— Юра, подожди! Надо посмотреть, кто там. — У Кати от волнения тоже дрожали руки.

Наконец, замки были побеждены. Юра в одной пижаме, босиком выскочил на тесную лестничную площадку и с радостным воплем, грозясь перебудить всех соседей, повис на отце.

Костя покачнулся, но ребенка не выпустил.

— Вон стоит черный пакет, — шепотом сказал он Кате. — Посторожи минуту, я сам занесу.

В пакете оказались игровая приставка с кучей дисков и управляемый робот, которого Юра видел по телевизору и, само собой, не мог не поделиться увиденным с папой.

Катя нашла точно такого же робота в ближайшем магазине игрушек, посмотрела на ценник и ужаснулась. Даже на день рождения, который «только раз в году», подобного неоправданно дорогого и, главное, совершенно бесполезного подарка она бы сыну не сделала.

— Ну зачем было?.. — начала Катя и прикусила язык.

Помнила же прекрасно, что день рождения и Новый год — это дни, когда у их всемогущего «Зевса» официально развязаны руки. Но всё равно не удержалась.

Костя, увлеченно раскручивающий и вынимающий из картона упаковочные проволочки, глянул на нее с веселым любопытством.

— Если я не могу купить собственному сыну то, о чем он мечтает, зачем тогда вообще нужны деньги? Смешная ты, Катерина.

Юра обнял руками острые коленки и тоже посмотрел на маму: действительно смешная? Вроде обычная, но папа же не будет обманывать… И правда, у мамы смешные красные уши. Раньше они были просто розовые, а теперь красные, как помидоры.

— Ужинать будешь? — сменила тему Катя.

Какой же он все-таки худой! Щеки ввалились, нос заострился еще больше. Свитер висит мешком, по пальцам можно изучать строение костей кисти. Браслету наручных часов уже не хватает дырочек, и часы свободно ездят по запястью туда-сюда.

В их последнюю встречу Рязанский тоже выглядел неважно, но лучше чем теперь. «Спал с тела», — говорила в подобных случаях Катина мама. Неужели у Кости нашли что-то… фатальное?

Он отрицательно мотнул головой и взглядом попросил ее уйти. Придумать любую отговорку: помыть посуду, поставить чайник. Что угодно…

Из прихожей донеслось угрожающе-просящее поскуливание Манюни. Злодейка-природа мешала ей насладиться общением с давним другом.

— Пойду погуляю с собакой, — сдалась Катя.

Такса из вредности долго обнюхивала каждый куст, точно не зная, какой из них удобрить первым. Катя стучала зубами от холода, притоптывала на месте, натягивая на уши меховую «чукотскую» шапку, и пыталась определить, какая из трех машин с включенным зажиганием принадлежит Рязанскому, не подозревая, что все три — его.

Дома Манюня позволила вытереть от грязи свои коротенькие лапки, подбежала к миске цапнуть сухого корма и поспешила к мужчинам. Сейчас ей будут чесать рыжее пузо, трепать за уши и ласково говорить, какая она зараза.

Собак Костя уважал больше, чем многих людей. Даже таких бессовестных, как Манюня. Собаки не мешали ему общаться с сыном. Впервые за несколько месяцев, без малого полгода — видеть своего ребенка, играть с ним. Иметь саму возможность приблизиться, не боясь, что в любую минуту под ногами разверзнется земля.

Катя понимала и это. Она мыла посуду. Наученная горьким опытом, нарочно не сделала этого сразу после обеда и ужина, оставила «на десерт».

Сквозь шум воды разговора не слышно, но нетрудно догадаться, что Юрка не умолкает ни на минуту. Ему столько нужно рассказать и показать папе…

Погрузившись в свои мысли, Катя не заметила, как с посуды переключилась на плиту, вымыла полы и отскребла от прилипших макарон жестяную Манюнину миску. Часы показывали без четверти одиннадцать, и в гостиной давно наступила тишина. Негромкий цокот когтей по линолеуму — это собака отправилась спать в прихожую.

Катя на цыпочках подошла к приоткрытой двери, заглянула в комнату.

Двое главных мужчин ее жизни, похожие друг на друга настолько, что ноет сердце.

Набегавшийся за день Юрка сладко спал, полусидя на отцовских коленях и прижавшись щечкой к его свитеру. На другой щечке белел след от успевшего подсохнуть заварного крема.

«Заговорщики. Все-таки совершили, пока меня не было, дерзкий налет на холодильник», — улыбнулась женщина.

Новый робот грозил вот-вот упасть на пол: мальчик заснул, так и не выпустив из рук своего подарка. Но, увы, с самым дорогим подарком для них обоих скоро придется расстаться.

Появление Кати не осталось незамеченным.

— Я отнесу Юру… — шепотом начал Рязанский.

— Не надо. — Катерина наклонилась к сыну и осторожно, чтобы не разбудить, забрала у него игрушку. — Пускай спит на диване. Только переложи его на подушки, пожалуйста.

Несмотря на все усилия родителей, Юра проснулся, заморгал карими глазенками.

— Папа, ты же не уйдешь?! — спросил он жалобно.

— Не уйду, сынок. Мы с мамой только чаю на кухне попьем.

Юра вцепился в отцовскую руку.

— Честно-честно?

— Честно-честно. Спи.

На кухне Катя включила допотопный пластмассовый чайник со свежей трещиной на ручке, за которую было ужасно неловко, и потянулась к банке с кофе — их любимым. Попробовав однажды, Катя уже не могла заставить себя пить другой. Получив премиальные, первым делом шла в магазин игрушек за машинкой для сына, а вторым — в «Чайную церемонию», за кофе для себя. Только так, на честно заработанные деньги.

— Тебе как обычно, с молоком?

Ответ ее огорошил:

— Чаю с медом можно? У тебя в прошлый раз был мед. Липовый, кажется. Ты его не ешь.

— Мама с посылкой передавала, должен еще остаться, — недоуменно подтвердила Катя, заправляя за ухо непослушную черную прядь. Она уже восемь лет стриглась коротко и красилась исключительно в черный, испортив краской густую золотисто-русую гриву, но ничуть об этом не жалея. Все кому не лень говорили, что черный цвет ее старит, а Лужина только смеялась. — Я посмотрю на балконе.

— Нет. Не уходи. Просто чаю налей тогда.

Катя послушно налила черного чаю ему и по инерции — себе. Села напротив, обнимая пальцами кружку с земляничками.

Разговор не клеился: им давно не о чем говорить.

Юра? Тот и сам рассказал любимому папе все, что знал. И даже больше, наверное.

Ее работа? Уголовное право давно перестало быть делом всей жизни. Приносит доход, и слава богу. Костина работа? Она ненавидит его «предпринимательскую деятельность» до глубины души, и этим все сказано.

Природа? Погода? Курс доллара вырос? У отца в апреле юбилей, пятьдесят исполняется. Она с Юрой собиралась поехать в гости. Хотя теперь уже, наверное, не получится? Придется звонить, извиняться, придумывать оправдания. И вновь слышать разочарованный вздох.

Так уж вышло, что Катя за свою недолгую жизнь успела скорректировать немало папиных планов. Некоторые ее решения он так и не принял. И вранья не простил. Двадцать шесть лет разницы в возрасте — меньшее, с чем Юрию Андреевичу Лужину пришлось смириться.

О чем добропорядочные жены беседуют с мужьями? Катерина никогда не была женой, тем более добропорядочной. Подруги у нее под стать, матери-одиночки в перспективе: одну бросил любовник, вторую — муж. Успели сегодня поболтать за жизнь, поясница до сих пор чешется от убийственных взглядов, которыми сверлила ее Соня. Ну да, таких, как Катя, прощать нельзя. «Предательница» — это еще самое мягкое определение.

Время не лечит, время может только убивать. Доказательство сидит напротив нее, грея ладони о кружку с питерскими видами. Костя постоянно мерзнет. Всегда мерз, сколько она помнила. Сама согревала его руки. Дарила свое тепло, на все была готова, лишь бы только…

Следующая фраза Рязанского в буквальном смысле пронзила болью: кружка, которую Катя некстати поднесла к губам, выпала из рук, расплескивая чай на стол и на колени.

— Я хочу забрать вас отсюда.

— К-куда?!

— К себе. — Костя закашлялся в рукав и продолжил не сразу: — На работе возьмешь без содержания. Пока на месяц, дальше — посмотрим по обстоятельствам.

Катя взяла салфетку, промокнула разлитый чай.

Не желайте слишком громко, вас могут услышать. Как она мечтала об этом! Видеть его, засыпать и просыпаться рядом, готовить завтрак вместо какой-нибудь приходящей старухи. Вместе растить сына, устраивать пикники и семейные посиделки… А теперь, стоило Рязанскому сказать: «Забираю» — дурное предчувствие, возникшее еще в феврале, усилилось во сто крат.

Ничего не происходит случайно.

Вопрос решенный, говорил его тон, и обсуждению не подлежит. Тебя поставили в известность, Катерина. Не задавай глупых вопросов.

Всего один, Константин Николаевич.

— Когда?

— Сейчас. Возьми все самое ценное и что-нибудь из вещей. Остальное есть в доме, чего нет — съездишь и купишь. Детали обговорим на месте.

— Юра будет счастлив, — бесцветным голосом заметила Катя, оставив в покое чайные пятна.

— Собирайся.

— Ты… умираешь?

Рязанский посмотрел на нее, усмехнулся мрачно.

— Не дождетесь.

— А это тогда что, новая диета? — Она взяла его за руку, бледную и холодную, как у трупа. Он вздрогнул от этого простого касания, но руку не отнял. Не сразу. — Костя, так же нельзя…

— Катерина, девочка ты чукотская, если ты не закроешь рот и не выполнишь мою просьбу, я серьезно рискую тебя пережить. Собирай манатки.

Более чем убедительно. Но все-таки… одна минута ничего не решит.

Да, формально они были друг другу никем и вслух ничего не обещали. Но кто сказал, что все обещания, чтобы быть выполненными, обязательно должны быть озвучены?

Она стояла у него за спиной, обнимая. Заслоняя своим телом эту спину — от всего, что могло бы и хотело ударить. Неважно, реальной была эта угроза или мнимой. Удара ждали с любой стороны, каждую секунду… И давно не позволяли себе простой человеческой слабости — посидеть спокойно.

— В холодильнике есть борщ. Серая кастрюля с прозрачной крышкой. Разогрей.

Рязанский благодарно кивнул и снова стал человеком из титана.

— Юру укачивает в машине, — сочла нужным напомнить Катя, нежно коснулась губами Костиной макушки и ушла «выполнять просьбу».