Белый камень в глубине колодца

Директриса тоже сидела тут, но смотрела на Соню не своим обычным змеиным взглядом — она пребывала в заметном шоке.

Спонсор поставил чашку на стол, встал с обтянутого нелепой вязаной «седушкой» стула.

— Доброе утро, Софья Сергеевна.

— Здрасьте, — буркнула та, уставившись в пол.

Невероятно, но сказанная под сценой дерзость осталась безнаказанной и с нотациями к Смирных так и не полезли.

— Вчера я не представился. — Он протянул девочке руку для рукопожатия. — Рязанский Константин Николаевич.

— Ачень приятно. — Она неловко пожала его ладонь.

— Софья Сергеевна, у меня к вам есть очень выгодное деловое предложение…

Директриса за столом издала какой-то сдавленный писк, но Рязанский Константин Николаевич обратил на нее не больше внимания, чем на ленивую жирную муху, ползущую по шкафу с документами. А у Сони отчего-то сердце заколотилось и в животе задергало.

— Пойдете ко мне жить?

На этом месте ее переклинило. Языкастая Санька Смирных долго и потрясенно смотрела на человека перед собой и не могла поверить в то, что ей только что предложили. Она спит. С ней уже такое бывало: снилось, что она слезла с кровати, выстояла очередь перед умывальником, похлебала безвкусной каши, такой жидкой и липкой, что можно использовать вместо клея… Сон, сон, сон! Или Смирных спит, или Рязанский спятил!

Она открыла рот и поняла, что не может сказать ни слова. Тогда Соня, как бессловесный младенец, ткнула себя пальцем в грудь.

Рязанский серьезно, без намека на улыбку или презрение за такую тупость, кивнул.

Сонька перевела палец на него — повторный кивок.

— Константин Николаевич… — тявкнула со своего места директриса.

И Соня, по-прежнему не веря, что она это делает, утвердительно дернула подбородком.