Белый камень в глубине колодца

Ляна сидела рядом, робко гладила сестру по плечу и сочувственно поглядывала на спящего Дубровина. Ей до нелепости хотелось встать и врезать тому, кто его обидел!

«Мужик, называется, — накручивала себя Ляна, стыдясь внезапно проснувшихся инстинктов. — Тряпка, а не мужик…»

А в прихожей бабушка, не стесняясь в выражениях, высказывала Татьяне Петровне все, что о ней думает.

— Бедолага, — проскрипела Надин, вновь появляясь в гостиной. — Никаких врагов не надо с такими родственниками. Хотя сам виноват, что полез отношения выяснять: мамаша его, не будь дура, как хвост ей прижали, так сразу все стрелки и перевела. Вертит, как хочет, а этот окаянный все на свой счет принимает. Когда совесть раздавали, пожадничал и про запас взял. Нет чтобы за умом подольше постоять! Вот пускай и мучается теперь, раз ума нет, зато совести в избытке. Совесть без ума — как та Ульянка, хуже керосину.

— Злая ты, баб Надь, — тихо сказала Динка. — Нельзя так.

— А что, пожалеть его прикажешь? Неплохо бы, да обойдется. Сильным жалость не нужна, а Олег твой — парень сильный. Добрый, правда, как собака… Не помню породу, толстые такие, даже лаять без команды не умеют. Вот и пользуются им все, кому не лень. И ведь знают, гады, как подступиться. Если б кусали за шкуру, он бы защищался, в ответ кусал. А эти ж давят на больное — на жалость, на чувства, — вот он и визжит, щенок.

— Ты его еще канонизируй, — фыркнула Ляна. — Нашла святого.

— А ты плюнь в меня, если не согласная!

— Хватит, — попросила Динка, которая не поняла и половины сравнений и логических выкладок. — Я никому не дам обижать моего мужа.

Настала очередь Надин скептически фыркать.

— Защитница нашлась. Саму бы не обидели.

— Я никому не дам обижать моего мужа, — упрямо повторила Динка. — Если родители его не любят, я сама буду любить, за троих. Олег говорил, что книжки часто врут. Там написано, что папа и мама не будут нарочно причинять боль своему ребенку. Никогда. Только если его нужно спасти. Значит, это неправда?

— Правда, — сказала Надин. — Ложись-ка ты спать. И ты, Лянка, тоже ложись. Шляться сегодня не пойдешь, завтра вставать рано.

— Чегой-то? У меня поезд в ночь, времени куча.

— Дело есть. Съездить с утреца кое-куда надо, по холодку. Завтра, — бабушка выразительно покосилась на Динку, которая и не думала подслушивать: гнездилась на неразобранном диване, стараясь не потревожить Олега, — расскажу.