Белый камень в глубине колодца

А она стояла посреди кухни и сжимала в руке листок, который он сам же ей протянул.

— Откуда ты?.. Как? Вы ведь…

— Земля круглая, — пожала плечами Татьяна Петровна, не спеша браться за письмо. — Дима учился в нашей музыкальной школе по классу гитары. Школа маленькая: случайно столкнулись с ним в коридоре, а его мать ждала неподалеку. Познакомились, разговорились, теперь вот — поддерживаем связь, можно сказать, дружим по переписке. Почему бы и нет?

— Действительно, — пробормотал ошарашенный Владимир Алексеевич. — Почему нет?

Он должен увидеть ее и сына. Своими глазами. Убедиться, что это все не бред и не шутка.

— Это плохая идея, Володя, — беззлобно заметила Татьяна. — У взрослого мальчика Димы есть замечательный папа, который любит его и его мать. Не стоит сейчас их тревожить. Куда-то бежать, суетиться надо было тогда, когда тебя интересовало что угодно: бизнес, деньги, юбки, — только не семья и не дети. А теперь что? Поезд ушел.

— Я же не знал!

— А если бы знал, что тогда? Многое бы изменилось? Глядя на Олега — сомневаюсь.

— Так не бывает… Так не должно быть…

— Так есть, — мягко возразила она. — Смирись.

Вскипел чайник на плите, и Татьяна поспешила его выключить.

— Чай будешь? Я купила сухарей с изюмом.

— Это жестоко, — выдавил из себя Володя.

— Разве? А мы думали, наоборот: когда ты обо всем узнаешь, будет забавно. Должен же ты был когда-нибудь узнать.

— Вы думали? — Глаз дергался уже непрерывно.

— Хорошо, я думала. Поверь, совсем не со зла и даже не из чувства мести. И в мыслях не было мстить тебе, но меня попросили не рассказывать. Вот я и молчала.

Она одновременно и говорила, и бегло просматривала письмо, поблескивая глазами, и нельзя было с уверенностью утверждать, что преобладало в этом холодном блеске: долгожданный триумф или… жалость. Брезгливая жалость к пауку, который разучился видеть дальше собственной паутины. Или не видел вовсе?

Пока в паутине водились жирные мухи, глядеть дальше нее не было нужды. А теперь мухи кончились. И настала пора признать, что больше они там не появятся.

…Отчаявшись дождаться, Володя поднимался по лестнице. Семейство Игнатовых ухитрилось поселиться на десятом этаже в доме с вечно неработающим лифтом.

Этот подъем стоил старшему Дубровину воистину нечеловеческих усилий. Он бесконечно долго, держась скользкой от пота рукой за стену, торчал перед нужной дверью, гипнотизировал ее слезящимися глазами и не мог отдышаться. И звонил потом целую вечность, вдавливая ватным пальцем кнопку звонка…

Дверь открыл пацан в одних шортах, надетых задом наперед и явно наспех. Тот самый пацан с фотографии смотрел на Володю глазами-вишнями и недовольно ерошил волосы.

— Че трезвоните? — буркнул Димка. — Вам кого?

— Мне Нину, — не подумав, ляпнул Володя. — Нину… Алексеевну.

— А, вам маму. А мамы дома нету! Уехала.

— Она… вернется?

Парень улыбнулся знакомой, снисходительной ко всему миру улыбкой.

— Дядь, сегодня как бы Новый год. Семейный праздник, все дела. Конечно, она вернется. Завтра утром приползай, по-любому будет дома.

— Спасибо, — сказал Владимир Алексеевич. — С наступающим.

— Тебя тоже. — И дверь захлопнулась у него перед носом.

Володя услышал, как Димка отвечает собеседнику: «А, это к маме. Мужик какой-то», — и нетвердой походкой начал спускаться по лестнице.

Он решил еще немного посидеть на ставших родными качелях, попытать счастье. И удача ему улыбнулась: Нина выбралась из тесного салона серебристой четырнадцатой «Лады» и, не теряя времени даром, полезла в багажник за пакетами.

— Нинка, погоди, не тяни! — Следом выкатился Сережа и буквально вырвал у жены из рук ее ношу. — Вот дурная. Они ж тяжелые.

Один из пакетов порвался, и Володя имел удовольствие наблюдать, как супруги Игнатовы ползают по снегу, собирая укатившиеся зеленые яблоки и шипя друг на друга.

Нина выпрямилась первой. Смеясь, обернулась… и увидела Володю. Метров двадцать между ними было, и узнать его спустя столько лет было практически нереально, однако Нина узнала. Собранные ею яблоки рухнули обратно в снег.

— Ты чего? — Голос Сережи, как назло, разлетался по всей округе. — Это кто, Нин?

Нина что-то негромко и смущенно (хотя издали трудно определить наверняка) ответила мужу. Кивнула Володе — он рвано кивнул в ответ и, втянув голову в плечи, пошел прочь со двора. Теперь ему действительно не было смысла здесь оставаться.