Змеиное гнездо

Ответ

Копы возвращаются к Джессапу и Дэвиду Джону, но черный откалывается и садится в патрульную машину. Заводит и сдает назад, до конца дорожки. Хокинс наблюдает, ждет, потом оборачивается к Дэвиду Джону и Джессапу.

Джессап качает головой.

– Я не…

– Заткнись на хрен! – Хокинс в ярости, почти звериной. – Я спрошу только раз и хочу услышать правду. Честный ответ, Джессап. Ты понял? – он смотрит на Дэвида Джона. – Все это может закончиться, но только если твой сын скажет мне правду. Усекли? Я должен что-то знать про вчерашнюю ночь?

Джессап бросает взгляд на Дэвида Джона. Дэвид Джон отвечает самым незаметным кивком.

– Давай, Джессап. Пол свой. Может, ты его не помнишь, потому что (по очевидным причинам, полиция и все такое) в церкви он старается держаться ниже травы. Но он из церкви.

Хокинс чуть смягчается.

– Рад, что ты вышел, – говорит он.

– Я тоже. Итак, Джессап, – говорит Дэвид Джон, глядя на пасынка, – что случилось?

Хокинс поднимает руку.

– Погоди. Давайте расскажу, что у нас есть, а потом расскажешь, что произошло. Чтобы все без ошибок.

Джессап пытается понять, не разваливается ли мир вокруг. Ноги дрожат. С самого утра он съел один банан и «Сникерс», проспал часа три-четыре. Не помешал бы душ, бутерброд, даже подремать перед работой. Вместо этого он стоит на дороге и говорит с…

Хокинс рассказывает. Куча ребят заночевала у Виктории, проспалась, утром один собрался домой и увидел, как солнце бликует на металле и разбитом стекле «Мерседеса», разбившегося на опушке леса под холмом. Там Корсон, без ремня безопасности, проведут вскрытие, проверят на алкоголь и наркотики. Предполагается, что это просто стандартная трагедия, пацан заглушил машину и поставил на нейтралку вместо ручника, слишком пьяный, чтобы остановиться. Так сперва и подумали, но Кортака в тихое субботнее утро – это куча свободных копов на пороге у Виктории, а куча копов – это куча разговоров с кучей ребят, и тут всплывает имя Джессапа.

– Итак, – говорит Хокинс, – первая версия – это просто какой-то тупой ниггер… – Джессап ловит себя на том, что приходится применить усилие, чтобы не вздрогнуть: знакомое слово звучит так незнакомо в устах этого копа в форме, а Джессап не врал Каннингему, что сам никогда так не говорит. – Не умеет пользоваться ручником, но раз вчера домой вернулся Дэвид Джон… – Хокинс вздыхает. – Вчера утром летучка началась с того, что шеф полиции объявил: Дэвид Джон вышел из тюрьмы и нам надо смотреть в оба, искать любой повод тебя закрыть. У него на тебя зуб, и наш приказ – если с тобой что-то случится, что угодно мутное, то все записывать, прикрывать свои жопы. И вдруг здрасьте: утро субботы, еще один дохлый ниггер…

Дэвид Джон перебивает:

– У меня дома мы так не говорим. Это христианская семья.

Хокинс прищуривается.

– Ладно. Еще один дохлый негр, что лично для меня значит хорошее начало дня, но многие школьники называют имя, и это имя ребенка Дэвида Джона. Выглядит паршиво, Джессап. Давай спрошу еще раз: я должен что-то знать о том, что случилось вчера ночью?

Джессап может дать только один ответ.

– Нет.