Змеиное гнездо

В потемках

У обрывистой стороны дороги – длинная череда машин и пикапов, и Джессап паркуется в три приема, чтобы было проще выезжать, когда Диан соберется уйти с вечеринки. Достает предупреждение, глядит секунду, потом убирает в бардачок и выходит из пикапа. Перед тем как закрыть дверь, касается мяча за сиденьем. Жаль, Диан не видела, как его обнял ее отец: «Горжусь тобой, сынок».

Вокруг ни зги не видно. Освещения от дома и близко не хватает, чтобы прорезать темноту вокруг. Он встает со стороны обрыва и на несколько секунд задерживается, чтобы посмотреть вниз, где трава круто сбегает в лес, как по горнолыжному склону, – на город, озеро. Коттедж сориентирован в сторону красивых видов, так что большинство окон выходят не на подъездную дорогу, но все равно кажется маяком на холме.

Джессап достает телефон и включает фонарик. Снег на дороге прорезан колеями, а на траве, где припарковался Джессап, такой глубокий, что он бы промок, если бы не «тимберленды». Ботинки не в лучшей форме, зато купил он их за шесть баксов на университетской дворовой распродаже в начале прошлого года. Может, пришло их время, думает Джессап, раз вернулся Дэвид Джон. Подкопить зарплату с кинотеатра за пару недель и купить новенькие. Во сколько это обойдется? Долларов двадцать? Пятьдесят? Шикуем. Он идет к кузову и осматривает разбитую фару. Тут добрых сорок баксов. Мудак. Перед тем как пойти к дому, сбрасывает куртку и закидывает ее на пассажирское, к перчаткам. Дверь не запирает. Можно даже оставить ключи в зажигании – тут все равно никто не угонит.

Пока добирается до дома, успевает замерзнуть: от пикапа сто ярдов, всю дорогу в потемках, не считая света телефона. Жалеет, что снял куртку. Внутри обивает ботинки в прихожей, где на полу гора курток и сумок. Стукается с остальными на ходу кулаками, Майк Крин сгребает его в такие объятия, от которых трещат ребра. Отовсюду – «Молодец!» за возвращение мяча и тачдаун. Коридор ведет в огромную открытую комнату. Кухня отделяется от жилого пространства стойкой из темного камня, а у бытовой техники такой вид, будто она из будущего. Джессап готов спорить, что посудомойка стоит больше, чем мама зарабатывает за два месяца. Столовая простая – только буфет и негромоздкий стол. В противовес массивной картинке с канделябрами и двумя сотнями гостей это стол со стульями на восьмерых, модное произведение искусства из стекла и стали – стекло как будто парит в воздухе. Виктория заставила его мисками с крендельками, чипсами и сальсой, печеньем и овощной нарезкой на серебряном подносе. Салфетки выложены как в журнале. Подражает родительским вечеринкам. В зоне для гостей – угловой диван и пара кресел, одно кожаное и такое побитое, что Джессап не остановился бы его подобрать даже бесплатно, если бы увидел на обочине, но, вероятно, это винтажная мебель тысяч за пять. Огромное открытое пространство чуть ли не в два раза больше всего двойного трейлера Джессапа, не считая того, что потолок высится на пару этажей и одна стена от пола до потолка стеклянная, так что всю Кортаку видно как на ладони. Виктория живет во дворце.

На террасе – бочонок (привез чей-то старший брат), но Джессап не пьет. Рикки просил пообещать. Может, Джессап не помнит, как пила мать, зато Рикки помнит. Ему несложно воздерживаться. Время от времени пробовал пиво. На вкус как собачья моча. Уайатт говорит, что со временем начинает нравиться, но Джессап не понимает, в чем смысл привыкать к чему-то мерзкому. Выходит наружу, берет стаканчик, но возвращается к кухонной раковине и наполняет водой. Ему нравится что-то держать в руке.

Стоит в нескольких шагах от кухонной зоны, оглядываясь, не пришла ли еще Диан, когда видит, как в дверь входит компания из парней и равного количества девчонок. У парней – всех пятерых – куртки Килтон-Вэлли. Впереди – Кевин Корсон.