Змеиное гнездо

Телефон

Он понимает, что подружка Тревелла дружит с подружкой Аарона, Викторией. Они дружат с девушками из Килтон-Вэлли. Вместе ездят в летний лагерь. Родители отстегивают пять штук, чтобы их дорогуши месяц спали в хижинах и отправлялись в походы с ночевками, сидели у костров, плавали на каноэ, стреляли из лука – дорогой способ показать ребенку, что такое бедность. У них нет ничего общего, кроме того, что их родители могут это себе позволить, а значит, общее у них все. Никакого племени, кроме денег, несмотря на цвет кожи, говорят о Дэвиде Джоне, Рикки, ночи в переулке, как кровь порождает кровь, а Джессап, что бы ни делал на поле, что бы ни делал в школе, навсегда – рожденный не в той семье, навсегда – по другую сторону водораздела.

По тому, как на него смотрят остальные на вечеринке, Джессап понимает: здесь ему не победить. Если ударит Корсона, только докажет, что тот прав. Невозможная ситуация, и хочется кричать. Несколько недель назад Уайатт ныл насчет обратной дискриминации и квот, как отстойно, что либерасты сделают все, чтобы пристроить в колледжи черных и мексиканцев, но ничего – для белых ребят вроде него, Кейли и Джессапа, что если ты белый, то надо работать вдвое больше, чтобы получить хотя бы вдвое меньше того, что левые раздают просто за цвет кожи. Джессап еще спорил, сказал, что все сложнее, чем говорят в Благословенной церкви Белой Америки, но Уайатт его заткнул. Ответил: Джессап так запел только потому, что тусит с черненькой, и хоть Джессап и хотел ему врезать, но ничего не сделал и не сказал, потому что там тоже было не победить. Все, что оставалось, – проглотить ответ, сделать вид, что Уайатт никогда этого не говорил, убедить себя, что Уайатт шутил.

Ему никогда не победить. Только не такому, как Джессап. Он не выбирал, где родиться, не выбирал Благословенную церковь Белой Америки. И какой у него выбор теперь?

Пока Джессап оглядывал комнату, Корсон не сводил с него глаз.

– Ну, я спрошу еще раз. Я черный?

– Мне не нужны проблемы, – говорит Джессап. – Я как раз уходил.

Дерек выступает вперед, в глазах бушует пламя.

– Нет, чувак. Это наша вечеринка. Ты можешь остаться. А вот вы, ребят, – говорит он Корсону и его приятелям, – мотайте-ка отсюда.

Стив Сильвер сзади Дерека хватает его за руку, говорит что-то на ухо. Огонь в глазах Дерека гаснет.

Корсон не обращает внимания ни на что. Показывает на Джессапа.

– Я отвечу за тебя. Нет. Ты смотришь на меня и не думаешь: «Черный». И не думаешь: «Афроамериканец».

Все девушки в комнате как будто оттираются на задний план, некоторые тянут за руки своих парней, но здесь полный дом футболистов. И слишком мало миротворцев. Парни придвигаются вперед.

– Ты разбил мне гребаную фару, – повторяет Джессап, но это опять не тот ответ не тем тоном. Он слышит, как слабо это звучит.

– Чего просто не возьмешь и не скажешь? – Корсон уже двигается по комнате решительной походкой подвыпившего человека. Подходит к Джессапу все ближе и ближе. – Скажи.

– Ни хрена я не скажу.

Корсон говорит громко, играет на публику.

– Ты смотришь на меня и думаешь: «Мумбо-юмбо». Думаешь: «Негритос», да?

Джессап качает головой. Ему нечего ответить.

– Нет? – Корсон уже смеется. – О, мистер Власть Белым вдруг приник, когда на него наехали.