NWT. Три путешествия по канадской Арктике

4 мая

«Они, наверное, сильнее.Смотри – пошли в обгон!»«У нас каноэ тяжелее», —Ответил мрачно Джон.Не с видом немощного старца,А с песнею в грудиНаш предводитель – рад стараться —Шагает впереди!

День сегодня был тяжелый, но интересный, потому что с утра впервые за последние четыре дня показалось солнце. Небо было совершенно ясным, температура минус 8 градусов, однако этого было недостаточно, чтобы подсушить снег и придать насту прочность. Поэтому, хотя условия и изменились немного, нашу упорную борьбу с глубоким снегом пришлось продолжить.

Солнце припекало в полную силу, и идти было трудно. Мы решили, что Уилл и Ульрик будут идти впереди до 12 часов, потом мы с Джоном их сменим и будем лидировать до ланча и так далее. Наше отставание на этот раз составило минут шесть – восемь. Зато мы как последняя упряжка все время попадали в кадр то кинокамеры, то видеокамеры, что делало нас одними из главных героев всего путешествия, хотя мы шли медленнее всех. Как мы ни старались, что-то у нас не получалось, хотя, впрочем, как и у Мартина с Томасом. Они тоже отставали, правда, у Томаса была уважительная причина не стремиться занять лидирующую позицию: он повредил колено и заметно прихрамывал. Я отнес ему эластичный бинт, чтобы он перемотал ногу.

В 12 часов мы вышли на какой-то след, который вел в нужном нам направлении вдоль береговой кромки, и пошли по нему. Он был отчетливо виден, потому что снег осел, и уплотненный снег под следом проявлялся четче.

Полуденный марш, перед самым ланчем, был наиболее трудным, потому что солнце палило немилосердно. Все было раскалено. Джон даже скинул брюки и шел в одних трусах, хотя не знаю, стоило ли это делать при таком солнце. Тем не менее мы выполнили свою задачу и в час, едва переводя дыхание, остановились. Пульс 125, остальное все в норме. В это время поднялся ветер с северо-востока, достаточно суровый, несмотря на палящее солнце.

Мы поставили палатку. Солнце пригревало сквозь ее тонкие стенки так, что и никакой печки не надо, поэтому, несмотря на то что снаружи завывал холодный ветер, у нас было тепло, тихо и хорошо. Одним словом, мы в полной мере ощутили, как хорошо отдохнуть днем в палатке.

Развесив свою амуницию по разным местам, чтобы все на солнце просохло, я принял снежный душ, а потом мы приступили к ланчу, состоящему из супа, чая и какой-то еще требухи. Перекусив, мы залегли на своем матрасике где-то часа на полтора, а если точнее, то на один час и десять минут. Чехол палатки, оставленный на просушку, полоскался на ветру с таким шумом, что не давал нам никаких шансов уснуть, поэтому особо поблаженствовать нам не удалось – так, отдых в полудреме.

Когда мы вылезли из палатки, выяснилось, что за прошедшие час и десять минут картина разительно изменилась. Облака заволокли все небо, солнце скрылось, и жары как не бывало. Все это позволило нам стартовать достаточно резво, хотя после такого отдыха начало всегда вялое. След в отсутствие солнца был виден плохо, поэтому, чтобы его не потерять, приходилось все время неотрывно за ним наблюдать.

Джон укоротил свою веревку и шел позади меня метрах в трех. Так мы и вели всю процессию. Уилл и Ульрик пару раз все-таки останавливались: у них шаг быстрее и они отдыхали немного больше. Мы шли хорошо, без остановок. След петлял. Уже появились большие участки открытой земли, и приходилось их обходить, потому что снегоход, который мы преследовали, просто-напросто перескакивал на ходу через них, а нам на наших полозьях было их не преодолеть. И камней полно, как всегда. Море совсем рядышком, слева от нас, и потому с курса не сбиться, несмотря на неуверенное в своей решимости занять подобающее место на небосклоне солнце. След тоже достаточно ясно просматривался. Словом, если бы не каноэ, все было бы просто отменно.

Видели довольно много гусей. Восемь гусей пролетело над нами на север. Шестеро из них потом вернулись обратно, а двое где-то отстали – совсем как в песенке про несчастных негритят, не умеющих плавать… Потом заметили несколько гусей, которые сидели прямо на снегу, наверное, метрах в ста перед нами. Увидев нас, они тяжело, но уверенно взлетели. Еще прилетала к нам синичка – вестник весны, и снег был просто исчерчен многочисленными песцовыми следами.

После обеда идти стало легче, несмотря на то что снег был влажным. Наверное, мы вышли из зоны этого снежного шторма или снег здесь просто осел, но обширных пространств глубокого, по колено, снега больше не попадалось. В результате появилась надежда, что мы сегодня пройдем больше, чем вчера.

Благодаря тому что мы отказались от ежедневных сеансов радиосвязи, сегодня у нас радиоконтакта нет к всеобщему, и в первую очередь моему, удовольствию. Теперь не надо каждый день ставить антенну, и свободного времени стало больше. Мы решили организовать тотализатор: кто угадает нашу позицию по широте в конце дня на сегодня. Я предположил, что мы выйдем на 12 минут севернее параллели 60° и на 40 минут восточнее меридиана 94°, Джон – соответственно на 11 минут и 39 минут и Ульрик – на 11 минут и 40 минут. Оказалось, что искомые значения составили 11° ш. и 42° д. Никто не угадал. Однако мы решили продолжить наше состязание по принципу суммирования очков с главным призом победителю в Черчилле.

Итоги дневного тотализатора подводили у нас в палатке за чаем.

На церемонию определения победителя пришел Ульрик со своей кружкой и своим чаем. Бесстрастный «Магеллан» показал, чего мы стоим как предсказатели. Ульрик взялся показать нам, как надо готовить мясо, и пожарил его. Отведав его, мы выяснили, что хорошо прожаренное мясо ничуть не хуже, чем сырое, которое раньше у нас превалировало. В результате мы все сошлись на том, что будем жарить мясо до конца. Сегодня у нас на ужин было еще и лобио. Я бросил в кастрюлю с кипящей водой последние бобы и добавил немного вермишели. Получилось месиво, которое очень нравится Джону. Мне тоже понравилось, а с соусом было просто прекрасно.

Хороший ужин располагал к откровенной беседе, и опять всплыл злополучный вопрос о том, чьи каноэ тяжелее. Пребывавший в самом благоприятном расположении духа Ульрик великодушно предложил взять у нас мешок с инструментом и весь запас крепежа и незаметно для Уилла перебросить в свое каноэ. Незаметно, потому что Уилл необычайно ревностно относился ко всему тому, что могло, по его мнению, нарушить привычный ход вещей, и был против всякого не в его пользу перераспределения нашей поклажи.

Понятно, что мы с Джоном никогда бы на это не пошли, зная, что основной тягловой силой в лидирующей двойке является Ульрик, тем не менее я посоветовал Ульрику предложить Уиллу поменять наш мешок с инструментами на полкило сухого молока, дефицит которого мы с Джоном уже начинали испытывать. Поскольку подобное предложение наверняка окончательно подорвало бы у предводителя веру в людей, мы решили сделать это перед выходным днем, чтобы смягчить удар. Кроме того, условия во второй половине дня заметно улучшились, и мы были уверены в том, что наше отставание, несмотря на более тяжелое каноэ, сократится.

Вообще, мой опыт работы в составе международных экспедиций в Гренландии, Антарктике и уже здесь, в Канаде, давно убедил меня в том, что все эти разговоры о справедливом распределении нагрузки очень хороши и звучат очень логично во время вот таких умиротворяющих бесед после плотного ужина в палатке под усыпляющее гудение примуса. На лыжне же каждый, что называется, выбирается сам. Я не припомню случая, чтобы во время трансантарктического перехода, длившегося около семи месяцев, кто-то из моих коллег хотя бы раз предложил заменить меня на позиции впередиидущего, а иногда мне бы этого хотелось. Никто не желал добровольно взять на себя больше ответственности или груза, чем ему выпало по первоначальному распределению. Помню, как мой злосчастный озонометр весом всего 12 кг был исключен из списков полезной поклажи и оставлен в базовом лагере – никто не хотел делать свои сани тяжелее. В этих экспедициях, если одна упряжка встает или идет медленнее, никто сам, добровольно, услуги по оказанию помощи обычно не предлагает. Идущий впереди и имеющий, таким образом, преимущество никогда не предложит помочь и взять часть груза, а сам я, например, никогда не попрошу, да и Джон тоже.

В отсутствие предводителя – он мирно спал в своей палатке – самое время было посудачить о нем. Ульрик, который в отличие от меня провел с Уиллом считанные дни, и тот сумел отметить удивительную способность предводителя заполнять собой и своими вещами максимум возможных площадей в палатке, рассчитанной на двоих. При этом зачастую, когда outside man заползал в палатку с чувством исполненного долга в расчете на обретение заслуженного и долгожданного уюта, он не сразу находил себе место, потому как все жизненное пространство уже было занято предводителем.

Делал он это по причине какой-то веселой и совершенно незлобливой забывчивости, и стоило только напомнить ему, что он в этой палатке не один, как он с живостью и с извинениями, звучавшими совершенно искренне, ретировался на отведенное ему место.

Я вспомнил случай, когда на старте Трансантарктической экспедиции нам пришлось ночевать с ним в одной комнате на китайской полярной станции. Ночью случился холод, и Уилл, просто протянув руку и, кажется, даже с закрытыми глазами перетянул на себя мое одеяло, на славу сработанное искусными китайскими мастерами, оставив меня один на один с холодом и грустными мыслями о перспективах предстоящего соседства с ним в палатке в течение долгих месяцев. На самом деле действительность оказалась не такой уж страшной, и мы вполне миролюбиво соседствовали с предводителем в одной палатке.

Я припомнил, что сегодня, когда мы устанавливали лагерь, Уилл подошел ко мне и сказал: «Эй, Виктор, сколько раз мы с тобой уже раскладывали эту злосчастную палатку?». Действительно, если посчитать, сколько раз мы раскладывали палатку, сколько раз потребляли ланч в самых непотребных условиях, то можно было бы легко сделать вывод, что в этих условиях прошла значительная часть нашей жизни.

Сегодня прошли около 20 километров, что, в общем-то, хорошо и внушает нам определенные надежды. Если опять не случится снегопад, то мы пойдем, может быть, не слишком быстро, но уверенно, так что заканчиваем мы сегодняшний день, с оптимизмом глядя в будущее.

Лицо у меня после солнечного дня по цвету напоминает помидор, но болезненных ощущений от ожога нет, по-видимому, потому что я регулярно промываю лицо чаем, используя пакетики. Такой способ мытья лица я изобрел в Антарктиде и считаю, что, помимо приятности самой процедуры протирания лица теплым чайным пакетиком, она еще и немного дубит кожу танином, содержащимся в чае, и делает ее более стойкой как к солнечным лучам, так и к холоду.

Сегодня с утра я поменял у Мартина свои очки – взял другие, «никои», форма которых мне больше подходит, поскольку они не так плотно прилегают к лицу, лучше продуваются и не запотевают так сильно, как предыдущие.