Игрушка для босса. Трилогия

Глава 16. Спаси меня нежно

Как мне быть? Стою в пороге полностью собранная. До начала рабочего дня еще полтора часа, я вполне успею самостоятельно добраться до места, но как сказать об этом настойчивому Суслику? Рассвирепеет и опять начнет строить.

Я вечером с ним созванивалась, потому что мой электронный отчет показался ему сухим и кратким, пришлось все подробно рассказывать по телефону и отвечать на множество вопросов. Но думаю, это был всего лишь предлог, чтобы заехать в гости. Видимо утренний казус с лифчиком никак не отпускал его бурное воображение. И сон не шел.

Но я стойко держалась. Вежливо поинтересовавшись о его здравье, получила краткий малоинформативный ответ: «У меня все нормально». На всякий случай проинструктировала, при каких симптомах, что принимать, и, пожелав спокойной ночи, невозмутимо отключила телефон.

Я не девочка по вызову, чтобы по первому звонку бежать, трусы роняя. Пусть на своей плоской Анжелике катается, как раз она для этого приехала, отрабатывает приемы Кама Сутры. Главное, чтобы она его своими костями до крови не ободрала. Нам нужен здоровый, адекватный начальник.

Все, точно, сама еду на работу. А Роберту скину сообщение, что мне по пути надо по делам забежать, но честно пообещаю быть на месте вовремя. Как представлю все те акробатические этюды, которые они с Анжеликой этой ночью выделывали, сразу хочется его придушить, а ей глаза выцарапать. Только нельзя, насилие преследуется законом.

Выйдя в коридор, закрываю дверь ключами и отправляюсь к лифту. На этаже темень непроглядная, снова лампочка перегорела, а поменять некому, перевелись богатыри на Руси Матушке. Медленно иду, за стену цепляясь, а где — то шорох раздается. Только я не обращаю на это внимание, мало ли кто, так же как и я, из своей квартиры крадется.

Вчера, по пути домой, я заехала в торговый центр и взяла в кредит, как не смешно это звучит, комплект чудеснейшего тончайшего нижнего белья. Так что проблема решена, но появилась новая: очень хочется показать кому — нибудь это великолепие, потому что стоит оно дороже моего пуховика с натуральной меховой опушкой.

Только предупрежу, аккуратно с желаниями, они могут исполниться, правда, не так, как вы себе это представляете!

Добравшись до лифта, шарю ладонью по стене в поиске кнопки вызова, а сама размышляю: и без Суслика вовремя доеду. Сейчас любыми средствами залезу в автобус, и не важно, что они переполненные летят, а потом на метро сорок минут, и я на месте. А в этот момент за моей спиной раздается чей — то жуткий хриплый шепот, от которого леденеет кровь. Одной рукой мне зажимают рот, а второй больно хватают за грудь. Мамочки!

— Наконец — то, кукла, мы с тобой встретились. Ты даже не представляешь, как я долго ждал этого момента, как о тебе мечтал, — некто противно шепчет мне в ухо. А я со страху остолбенела, даже кричать не могу.

Я не узнаю голос, который говорит со мной, я никогда не видела его хозяина. И от этого становится еще ужаснее, потому что невозможно понять мотивы человека, просчитать ходы, как я сделала это с цыганами. А значит, я не могу придумать, как без потерь выпутаться из ситуации.

Мне остается только слушать его, чтобы в воображении составить психологический портрет и решить, как быть, благо нападающий болтлив. Или надеяться, что кто — то из соседей выйдет из квартиры и своим появлением спугнет маньяка.

— Знаешь, кукла, у любви столько оттенков, — он, резко развернув меня в другую сторону, и сжав еще больнее, как паук жертву, волочит в самый темный угол, где пахнет сыростью, краской и сигаретами. — Кому — то она напоминает звуки музыки, срывающиеся со струн скрипки, кто — то видит в ней грацию мазков увлеченного художника. Для меня же это нечто иное, — я, уронив на пол сумку, похолодевшими пальцами цепляюсь за его руку, стискивающую меня, и неловко перебираю ногами, чтобы удержать равновесие. Безмолвно пытаюсь вырваться, но только не выходит.

— Моя любовь к тебе другая, но от этого не менее значимая, — он прижимает меня лицом к стене и, не переставая болтать, трется об меня гениталиями. А я, возвратив себе здравый смысл, возмущаюсь: вот дебил, кто же пристает к женщине в верхней одежде?! Какой в этом кайф?

— Знаешь, люди склонны придумывать множество образов, соединять их воедино и доводить до абсурда, но разве в этом есть истина? — увлеченно философствует, а я силюсь оттолкнуть его бедрами или треснуть каблуком по ноге, но он пресекает мое сопротивления, до боли сжимая грудь. — Мое чувство к тебе несравнимо с мелодией или картиной, оно больше и глубже, оно реальнее, — настырно проталкивает мне в рот свои немытые пальцы. И что он там ищет? Может неизданный дневник Горького? А что еще мне думать, после прослушивания нудной лекции?

И тут меня посещает любопытная догадка: вот, оказывается, кто писал мне поэтические смс — ки с угрозами, видимо передо мной недооцененный гений— мозгожуй. Вот это я выгуляла новое бельишко!

Так, без паники, успокаиваю себя, не переставая брыкаться. Пусть я не могу заорать и позвать на помощь, но мозги — то работают на полную мощность. А этот гад, не затыкаясь, рукой под юбкой шарит, лапает ноги, бедра. И зачем я сегодня вместо теплых брюк надела вязаное платье, захотела подразнить вредного Суслика. Видно моя интуиция ушла в долгосрочный отпуск, и возвращаться не собирается.

Итак, в данной ситуации у меня есть только два выхода: позволить сделать из себя жертву или сделать жертву из него. И второй вариант мне нравится куда больше. Если я себе не помогу, то других помогаторов вообще не стоит ждать, это факт. Поэтому, прикинувшись полной дурой, как могу шепелявить с полным ртом его конечностей, так и шуршу:

— Музык, музык, да я же не протиффф. А кагта при сексе стихи щитают, я вааще балдю. Завазусь не на сутку, — чувствую, он за спиной трещать перестал, но держит все равно крепко, поэтому приходится дожимать. — Еси даш павернуца лицом, я для тепя сто уготно сделаю, — хриплю уже. Скотина, шею пережал. — Хочиф я тебе Пуфкина расказу, с выразением, — языком выталкиваю его пальцы изо рта.

Куда он лезет, у меня сейчас рвотный рефлекс сработает, и все, прощай заварушка. Кому захочется с облеванной возиться?

— Я дафе Ленина маху дикламирвать, знаеф, какая я талантлифая, — не унимаюсь. Думал он один такой умный, нефига, я тоже не пальцем делана.

Чувствую, его хватка слегка ослабла, а это значит, я поймала нужную волну и процесс пошел. Главное не останавливаться. Пока он растерялся и не может решить, что со мной делать, беру инициативу в свои руки. Шустро перевернувшись к тощему вполне симпатичному дяденьку лет пятидесяти лицом, широко ему улыбаюсь и радостно верещу:

— Дай — ка я для начала тебя как следует расцелую. У меня так давно мужика не было, так что ты как манна небесная, — а сама хватаю его руками за оба уха. Побольнее впившись ногтями в кожу и потянув с силой на себя, начинаю громко начмокивать в лоб, приговаривая:

— А ты моя радость, а ты моя прелесть, молодец какой, сам пришел. Сейчас я тебя так отлюблю, всю жизнь помнить будешь, — и тут же, пока в раж вошла, раскачиваясь из стороны в сторону, начинаю завывать первые попавшиеся стихи: — У Лукоморья дуб зеленый, златая цепь на дубе том. И днем и ночью кот ученный все ходит по цепи кругом, — а в ответ получаю грозное: «Заткнись».

Думаете, он напугал меня своим криком? Ни капельки! Я уже так разошлась, что теперь меня даже локомотив на полном ходу не остановит. Снова выставив на обозрение все свои тридцать два зуба, воодушевленно молю:

— Да, кричи на меня, сильнее. Я так быстрее завожусь, — обхватив руками его хилую шею, пытаюсь вскарабкаться верхом. И тут же поясняю: — Я хочу, как в романтических фильмах на тебя сверху запрыгнуть. Что тебе жалко? — пусть в полной мере почувствует мою неистощимую страсть.

Правда недолго длиться мой бенефис, потому что он, с силой стиснув на затылке волосы, отлепляет меня от себя и властно требует:

— Ах так, раз сама хочешь, тогда на колени, — дергает меня вниз, а я про себя вздыхаю: и куда подевался весь его креатив, вроде так неплохо начал и на тебе, опять банальщина. Я, глядя на него снизу вверх, заявляю:

— А давай ты первый, — цепляясь за его джинсы, снова пытаюсь подняться. Размечтался лысый!

— Да что за идиотка такая! — он, откинув меня к стене, кривится. Все, похоже, у мужика лопнуло терпение, и его понесло. — Я думал ты нормальная девушка: пугливая, послушная. А ты дура, дурой! — разочарованно вздыхает. — Ну, хоть попрыгай на месте, мне нравится, когда грудь колышется, — рычит на меня, но я, не растерявшись, тут же выдаю очередной перл:

— Да с удовольствием, только и ты давай со мной, пусть сосиска разомнется перед первым раундом, — и тут же, схватив его за ремень, воодушевленно прошу. — Хватит болтать, я уже вся горю. Быстро снимай штаны, я хочу посмотреть на твой перец ясный, — настойчиво тяну его джинсы вниз, а он, схватившись за края, крепко держит.

— Да отстань ты от меня, бешенная, не нравишься ты мне больше, отойди! — растеряв весь свой пыл, отбивается. Отцепив мои загребущие ручки от своих штанов, несется к ступеням и причитает:

— Да что за невезуха такая, то больная, то озабоченная попадается. Вообще нормальных баб не осталось в городе? — Я же быстренько распрямившись, и одернув задравшуюся одежду, для придания ускорения кричу ему вдогонку:

— А ну вернись, я не закончила! И не стыдно тебе, завел девушку и сбежал?! — сама же подняв с пола сумку, бегом несусь обратно в квартиру.

Слава б — гу, все обошлось!

— Мась, ты просто дверь открой и все, я и так тут, — слышу его взволнованный голос.

— С тобой все нормально? Почему ты плачешь? — вот зря он это сказал, я ведь еще могла продержаться, но поздно. Как только понимаю, что он обо мне беспокоится, жалеет, слезы градом стартуют наружу.

Эх, я — то думала, что сильная, сама со всем справлюсь. Но нет, я самая обычная женщина: слабая и беспомощная.

— Ааааа, на меня мужик в подъезде напал, — начинаю выть в трубку, размазывая по щекам соленые слезы. Даже не пытаюсь подняться и открыть ему, потому что, когда меня не видят, проще жаловаться. — Приставал, хотел изнасиловать, — все, меня прорвало, фиг остановишь.

Отпихнув от себя ванючий пакет с мусором, который приготовила взять на улицу и выкинуть, но забыла, снимаю один ботинок и реву дальше.

— Чуть шею не свернул и сумку испачкал, аааааааааа, — громко рыдаю. А Роберт начинает в дверь колотить.

— Анфис, открой…пожалуйста! А то я дверь выломаю! — орет на весь этаж, пугая соседей. — Слышишь?! Ты встать можешь? Вызвать скорую? — дергает дверную ручку, силясь вырвать замок. Но я, отрицательно мотнув головой в пустоту, хлюпаю в трубку:

— Не открою, я сейчас некрасивая, зареванная и размазанная. Не хочу, чтобы ты меня такой видел, — со стороны, наверное, это звучит глупо, но для меня очень важно. — Он мне ничего не сделал, только напугал, — наконец — то начинаю приходить в себя. Вот меня накрыло! — Дай мне пять минут успокоиться, и тогда я отопру, хорошо? — обтерев глаза ладонями, поднимаюсь на ноги. — Роб, правда, я в полном порядке, — произношу уже спокойнее, а он перестает рвать ручку.