Игрушка для босса. Трилогия

ГЛАВА 28. Поломанная

От громкого удара двери за спиной вздрагиваю всем телом. До сих пор не могу дышать — легкие перекрыты, а внутри словно задымление. Поражена, растерянна, не верю, что все это случилось со мной. Как в дурном анекдоте: жена возвращается из командировки, а муж с любовницей. И дальнейшее развитие событий по стандартной схеме: он бежит оправдываться, просит прощения, успокаивает супругу, а второстепенный персонаж, словно грязная и использованная тряпка, вышвыривается за дверь. Только вот от такого юмора ни черта не смешно. Особенно мне.

Хочу покинуть этот ужасный дом. Должна бежать отсюда так далеко, как позволит тело. Но нет, прирастаю к земле и тону, словно в болоте. Не могу сдвинуться с места — ноги тяжелые и неуправляемые. Приваливаюсь плечом к стене, головой приникаю к прохладной поверхности, дышу быстро, через рот, пытаюсь справиться с приступом тошноты.

Слезы прозрачными дорожками текут по щекам и беззвучно падают на узорчатую плитку. Сердце в груди бьется так громко, что отдает вибрацией в ушах. И холодно, так холодно внутри! Трясет всю.

— Чем заслужила подобное унижение? В чем согрешила? — тихо всхлипывая, шепчу одними губами.

Передо мной разъезжаются створки лифта. Появляется та самая пожилая пара, которую мы с Грановским встретили вчера. Наверное, гуляли или завтракали где-то в кафе, пока летний зной не накрыл город, а сейчас возвращаются к себе, в прохладную квартиру, чтобы отдохнуть.

Ухоженная тощая женщина при виде меня опять морщит нос, а мужчина криво улыбается. Не могу смотреть им в глаза: ведь они наверняка в курсе, что Грановский женат. Вот не зря, все не зря. Должна была понять по их реакции, что что-то не так. Но нет, интуиция моя спала крепкий сном, впрочем, как и мозг.

Невыносимо терпеть на себе их осуждающие взгляды. Уверена: все поняли без слов по моему зареванному лицу. Поэтому быстро стираю влагу со щек, ныряю в лифт, глазами утыкаюсь в пол, а пальцем пытаюсь попасть в нужную кнопку. Но даже это не получается с первого раза.

Стыдно, как же мне стыдно сейчас!

Поскорее бы убраться подальше из этого проклятого места, где так безжалостно из груди вырвали сердце, где растоптали веру в людей, где что-то безвозвратно поломали во мне.

До проходной бегу не оглядываясь. Руки сами беспощадно рвут на мелкие клочки купюру, которую сунул мне Грановский. Как он мог? Как последней шлюхе…подстилке…за развратную ночь. Отшвыриваю от себя зеленые бумажные кусочки, которые весело подхватывает порывом ветра, рассыпает по всему двору. Ненавижу его, как же сильно ненавижу!

Чувствую себя такой грязной, словно на голову перевернули ведро с нечистотами. Все чешется, раздражает. Содрать бы кожу и выстирать в стиральной машине, а потом высушить под лучами знойного солнца, чтобы испепелить прикосновения, оставленные ИМ на мне. Может, тогда станет легче. Ненавижу его! Ненавижу себя!

Оказавшись за пределами элитного жилого комплекса, замедляю шаг, пытаюсь отдышаться. Бреду по неизвестной мне улице, опустив голову вниз. Сумка практически волочится по земле, пачкая дно, но мне все равно. Проваливаюсь в себя, замыкаюсь… Больно, несправедливо. За что?

Жена… — слова, как детский волчок, крутятся в голове без остановки. — Беременная жена, уставшая, улыбчивая, с его ребенком в чреве. А он… так легко развлекается на стороне. Похотливый кобель! Нет ничего святого! Мы с ней в одной упряжке… Так просто… Как же так? — несвязный поток мыслей. Противно….

А пел-то как красиво, соловьем заливался: «Моя мышка… родная, хочу засыпать и встречать новый день в твоих объятьях. Хочу разделить с тобой жизнь…». Подарки дарил, домой к себе привел. А на самом деле просто, без зазрения совести, врал, глядя мне в глаза, прижимая к своей груди… И все только для того, чтобы элементарно затащить в постель… Как это низко! Урод! Презираю!

И я ошиблась! Повелась, потянулась навстречу. Думала, правда, понравилась большому боссу вот такая, обычная, какая есть. Девушка с периферии, неприметная серая мышка. Открылась ему, впустила в сердце. А он…Все извратил, испоганил. Зарвавшийся звездобол. И я дура!

Не замечаю, как летит время, просто иду, куда ноги несут. В груди тяжело, из глаз постоянно текут слезы. Сколько же их во мне? Когда кончатся, иссушив меня до дна?

Люди, их так много вокруг…Пугают они меня. Все опасны, все хотят причинить вред. Обнимаю себя руками. Шарахаюсь от мужчин, в каждом вижу ЕГО. Смотрю на этот мир, как загнанный зверек, не могу больше быть собой. С каждым новым ударом сердца о грудную клетку потухаю изнутри. Зачем он поступил так со мной?! Заманил, приручил, обещал…и бросил… Оставил одну…Как горек вкус жизни!

Перед глазами появляется вывеска парикмахерской. Не знаю зачем, но вхожу внутрь. На ресепшене светловолосая девушка болтает по телефону. Завидя меня, не кладет трубку, лишь, выставив указательный палец вперед, просит дать ей договорить. Но мне все равно: пусто внутри и тошнит до сих пор. Опускаюсь на темную лавку, обтянутую кожзаменителем, застываю на месте. Мне больше некуда идти, не к кому спешить. Сил так мало осталось в организме: мысли и чувства выгрызли меня внутри, выпив всю энергию до дна.

— Девушка, вы на стрижку? — мое внимание привлекает грубоватый женский голос, а я, моргнув, поднимаю глаза. Невысокая дамочка, со странной асимметричной прической и кольцом в носу, смотрит на меня внимательно.

Растерянно блуждаю по ее лицу взглядом, пытаюсь понять, когда это она ко мне подошла. По ноткам недовольства в голосе делаю вывод, что обращается ко мне уже не в первый раз. Но нет, пусто, не уловила момент. Я так глубоко в себе, что полностью отключилась от внешнего мира, и это даже страшно. Молча киваю ей в ответ, поднимаюсь с места.

Меня сажают в неновое коричневое кресло из шкуры молодого дерматина, с помощью рычага приподнимают сидение. Черной хрустящей тканью из полиэстера, от которой бьет током, окутывают тело, а на шею цепляют белый одноразовый воротник. Встречаюсь взглядом со своим потухшим отражением и не могу узнать человека, который смотрит на меня из зеркала. Вид болезненный: скулы заострились, губы кроваво-красные, потрескавшиеся, под глазами бордово-синие пятна. Кривлюсь от неприятного видения, захлопываю ресницы, не хочу себя видеть.

Мои густые темные волосы опрыскивают водой из пульверизатора. Холодные капли попадают на виски и щеки, причиняя дискомфорт. Жмурюсь, дергаюсь.

Сейчас любые прикосновения людей к телу вызывают во мне агрессию. Хочется бросить все и уйти, но нет, должна вытерпеть. Надо…

— Какую прическу предпочитаете? — безразличным голосом спрашивает парикмахерша, расправляя мои локоны. — Могу просто форму придать и укоротить челку, — предлагает, но я отрицательно качаю головой.

— Хочу избавиться от них…много… срежьте много, — мне кажется, что если оторву от себя кусок побольше и выкину, то избавлюсь хотя бы частично от ошибок прошлого, обновлюсь не только внешне, но и внутренне. Снова смогу дышать.

Девушка не пытается меня отговорить. Какой в этом смысл, решение принято?

Постоянно поглядывает на часы, висящие на стене, видимо, торопясь домой, где ее ждет любимый человек, и наконец-то принимается за работу. Быстро щелкает ножницами, а я рассеянно наблюдаю за тем, как длинные каштановые, слегка вьющиеся пряди падают вниз, устилая собой пол.

Я не стриглась со школы. После того как метания переходного возраста закончились, остановилась на простом женственном образе. И сейчас чувствую себя странно: жаль прощаться с собой прежней, но и по-другому никак.

Выйдя из салона на улицу, замечаю, как один за другим ярко зажигаются фонари.

Обнимаю себя руками — почему-то знобит, трясет всю. И вроде вечер летний, теплый, люди в платьях и футболках спешат по делам, но у меня зубы друг о друга стучат. Трогаю пальцами волосы, которые теперь даже до плеч не достают… И вроде бы легко голове, но душа до сих пор стонет и болит.

Надо идти к метро, чтобы добраться домой. Но в какую сторону двигаться, не знаю. Достаю из сумки телефон, забиваю в навигаторе выхваченный взглядом адрес панельки, ищу ближайшую подземку, а в ладони начинает противно вибрировать мобильный, привлекая к себе внимание.

На дисплее видно полно пропущенных звонков и смс. Останавливаюсь посреди тротуара, прирастаю глазами к горящему экрану. И не важно, что мешаю прохожим, мне сейчас не до их комфорта. Впиваюсь взглядом в мобильник, читаю: несколько вызовов от девочек, сообщение от оператора связи с намеком, что мой баланс приближается к нулю, реклама и…Грановский. О боже, — пальцы неуправляемо дрожат, и чуть не выпускаю аппарат из рук, бледнею еще больше.

Нет… я не готова его слушать… не хочу, — отрицательно мотаю головой, пячусь назад, словно он рядом и может навредить. — Будет оправдываться, врать или издеваться, другого не дано. Не намерена это терпеть. Больше не верю никому.

— Пусть катится в ад! — шепчу одними губами, кидаю в сумку телефон и ускоряю шаг.

В подземке много народу: взрослые спешат по домам, молодежь, собираясь кучками, громко смеется, толкается, не стесняясь своих эмоций, весело общается.

А во мне снова просыпается паника. Страшно, когда рядом столько людей, действия которых контролировать невозможно. Они все представляют опасность, все хотят причинить мне вред.

Захожу в вагон, забиваюсь в угол. Чтобы успокоиться и отстраниться от других, достаю наушники, включаю музыку на телефоне. Но нет, только хуже. Шум, льющийся из динамиков, переплетается с громкими воплями мыслей в голове, разрывая мозг. Вытаскиваю из ушей проводки, делаю глубокий вдох и тут понимаю, что пропустила свою станцию. — Да что же это такое!

Почему я настолько невезучая? — Выбегая на перрон, практически реву от разочарования. И вроде повод несерьезный и все возможно исправить, но я так накручена внутри, так устала, что реагирую остро, болезненно, словно это конец света.

Заскакиваю в поезд, движущийся в обратную сторону, на следующей станции делаю переход на свою ветку и снова заскакиваю в прицеп. Припадаю спиной к холодной стене, сжимаюсь вся. Про себя молюсь, чтобы состав ехал быстрее, потому что сил бороться с внешним миром нет. Но время как назло течет очень медленно, словно издеваясь надо мной.

Домой несусь бегом, и мне совсем неважно, что прохожие думают обо мне. Мы видимся в первый и последний раз. Квартиру открываю ключами, скидываю босоножки, сумку швыряю на тумбу. Не раздеваясь, прямо в джинсах забираюсь в незаправленную кровать, накрываясь одеялом с головой. Все, здесь я в безопасности.

Подтягиваю ноги к груди, закрываю глаза, пытаюсь согреться, потому что трясет, как осиновый лист на ветру. Я разбита, разодрана в клочья. Внутри словно кратер боли. Он бурлит и шипит, забирая последние силы. Вся энергия уходит на борьбу с ним — на реальную жизнь сил уже нет.

Сон быстро заманивает усталое тело в свои сети. Проваливаюсь куда-то, лечу вниз, словно Алиса в кроличью нору. Знакомые образы кружатся перед глазами, сменяя друг друга. Много черно-белых картинок, но ни одну из них запомнить не могу.