Жизнь лондонского дна в Викторианскую эпоху. Подлинные истории, рассказанные нищими, ворами и продажными женщинами

Нищий с 70-летним стажем

«Я был нищим уже тогда, когда только научился ходить. Нет, я не родился калекой. Мне было тридцать лет, когда я сломал ногу. Это был несчастный случай. В Вестминстере на меня наехала телега. Ну, да, я был пьян. А до этого я был довольно крепким и здоровым мужчиной. Просить милостыню на улице меня отправила моя мать. Мой отец, как я слышал, был солдатом; он уехал в Египет или в какую-то другую страну да так и не вернулся. Меня никогда не учили никакому ремеслу, кроме попрошайничества, и я ничем другим не мог заниматься. Меня могли научить изготовлять обувь, но какая с того польза? Попрошайничать тогда было выгоднее, хотя сейчас это не так. Хорошие были времена, когда шла война с Францией. Тогда я жил в Вестминстере. Я понравился одному человеку, которого звали Копенгаген Джек, и он сделал меня своим слугой. Я прислуживал ему, приносил выпивку и так далее. Копенгаген Джек был капитаном; нет, не армейским капитаном и не морским. Он был капитаном нищих с Пай-стрит. Их было почти две сотни, и жили они в двух больших домах, а Джек руководил ими. Слово Джека было законом, это я вам точно говорю. Мальчики — Джек называл их своими мальчиками, но среди них были и старики, и старухи — обычно приходили к нему каждое утро перед выходом на промысел и получали от него распоряжения. Капитан поделил для них районы, и каждый человек получал свой участок, согласно его распоряжению. У всех были равные доли, плюс дополнительная доля для капитана.

«Занятия» у нищих были разные; да, были калеки и черномазые. Мы называли их, как и якобы слепые нищие, черномазыми, а «трясучками» тех, у кого случались приступы; а еще были моряки, потерпевшие кораблекрушение, а вот «липовой рожи» не было, она недавно появилась, но я знаю, что вы имеете в виду. Тогда они делали все по-настоящему: при помощи куска стекла они сдирали со ступней кожу так, что шла кровь. Это были прекрасные времена для нищих. Я знал многих, которые приносили по тридцать шиллингов в день, некоторые — двадцать, другие — пятнадцать. Если человек приносил домой не больше пяти-шести шиллингов, капитан брал его на заметку и менял ему участок. Да, мы жили хорошо. На моей памяти пятьдесят человек садились ужинать за великолепный стол, на котором были и гуси, и индейки, и все такое, и этот ужин длился до утра с песнями и тостами. Нет, тогда я не попрошайничал, но я делал это до и после. Я стал попрошайничать потом, когда с капитаном случилось несчастье. Однажды он пошел на прогулку в своем лучшем костюме, попал в свалку и больше не вернулся; на Пай-стрит они подняли бунт, и меня чуть не убили. Понимаете, они завидовали мне, потому что капитан баловал меня. Я одевался в высокие сапоги с отворотами и красную куртку, когда прислуживал капитану. Была у него такая фантазия. Выдумываю? Не понимаю вас. А, вру! Нет, это все правда. Сейчас такого не бывает. Новая полиция и это чертово Общество по борьбе с попрошайничеством все испортило. Ну, они обобрали меня дочиста: забрали мою красивую куртку и сапоги и отправили меня в лохмотьях, как сироту. Весь день я просидел на пороге и проплакал, потому что теперь я был по-настоящему несчастен, когда моего друга не стало. Я получил много полупенсовиков, а также серебра, и, когда принес добычу домой, они стали танцевать вокруг меня и клясться, что выберут меня капитаном, если так и дальше будет продолжаться. Но новый капитан уже был, и, когда их веселье угасло, он вышел, забрал мои деньги и пнул меня под стол. На следующий день я убежал и пришел в один дом в Сент-Жиле, где со мной лучше обращались. Там не было капитана; домом управлял его владелец, и никто, кроме него, не командовал. В том доме было около сотни нищих и еще две или три сотни в соседних домах. Этих домов сейчас нет. Их снесли, когда строилась Нью-Оксфорд-стрит; а они стояли на северной стороне. Да, мы жили хорошо в Сент-Жиле, так же хорошо, как и в Вестминстере. Я зарабатывал 8, 10, 15, даже 30 шиллингов в день и больше, но это иногда. Теперь я не могу заработать и одного шиллинга. Сейчас не подают так, как раньше. Они теперь думают, что все обманщики. Да еще и полиция не оставляет тебя в покое. Нет, я вам уже говорил раньше, что я никогда ничем не занимался, только попрошайничал. Да и как я мог? На этом я вырос. Человек должен заниматься своим делом. Я не сомневаюсь, что умру нищим, и меня похоронят за счет прихода».