Жизнь лондонского дна в Викторианскую эпоху. Подлинные истории, рассказанные нищими, ворами и продажными женщинами

Соглядатаи за «переодетыми квартирантками»

Раньше я уже рассказывал о «переодетых квартирантках», а теперь перехожу к тем женщинам, которых нанимают содержатели борделей, где живут такие проститутки, чтобы эти женщины следили за ними, когда те выходят на улицу для «ловли» клиентов. Их немного. Их можно увидеть только на Стрэнде и около Национальной галереи. Этот вид порока сильно преувеличивают люди с живым воображением. Он мог бы приобрести и больший размах, но в настоящее время его масштабы сильно уменьшились. Эти женщины следят за переодетыми в приличное платье проститутками по разным причинам, о которых я уже упоминал. Чтобы внести ясность и поставить все в должной последовательности, я прошу извинить за краткое их перечисление. Если бы за проститутками не присматривали, они могли бы, во-первых, скрыться со всем гардеробом и украшениями, которые на них надеты. От них они, разумеется, быстро избавятся, продав еврею, предложившему самую высокую цену, затем снимут жилье и начнут жить самостоятельно. Эти несчастные проститутки, которые переодеваются в выдаваемое им платье, совершенно не знают английского закона. Если бы они были лучше знакомы с его положениями, то хорошо знали бы, что у содержателя борделя нет права требовать с них деньги за питание или одежду, так как если он смог бы доказать что-то, то это носило бы безнравственный характер и, следовательно, выглядело бы некрасиво перед законом. Но бедняжки считают, что они полностью находятся во власти негодяя, и не смеют двинуть ни рукой, ни ногой или заявить права на свои волосы. Были известны случаи, когда владельцы борделей отрезали волосы своих квартиранток, когда они отрастали длинными, и продавали их, если они были густыми и красивыми, за тридцать шиллингов и за два фунта.

Из этой категории известна проститутка, которая разгуливает по Стрэнду каждый вечер с девяти часов (или даже раньше) до полуночи или часу ночи, а за ней всюду ходит неразлучная с ней старуха, которая присматривает за ней, чтобы та не заходила в питейные заведения и не тратила свое время и деньги, что является второй причиной необходимости приглядывать за ней, а также чтобы она не отвела своих клиентов в какой-нибудь другой бордель — и это третья причина.

Эта надсмотрщица — женщина лет пятидесяти, с седыми волосами и всеми характерными чертами старух, включая любовь к джину, и именно эта слабость, главным образом, дала мне возможность получить от нее то, что я знаю о ней и ей подобных. На ней было надето грязное хлопчатобумажное платье без кринолина и соломенная шляпа, отделанная выцветшей ленточкой, такой же жалкой и позорной, как и сама солома.

Она рассказывала урывками, и посредством перекрестных вопросов добавлялись подробности.

«Меня называют «старый товар»; почему бы мне и не рассказать вам, я могла бы и рассмешить вас, не привирая ничуть. Но это вас не касается, так что пусть. Они считают меня немножко ку-ку, но это только из-за моего глаза. Я старая пьющая б…, если хотите, но и только. Когда-то я была самой роскошной женщиной в городе, но так пала! И все же это не так ужасно. Иногда я стараюсь думать, что это ужасно, но не могу. Если бы я все-таки думала, что это ужасно, меня бы здесь сейчас не было; я не смогла бы этого вынести. Но дело в том, что жизнь хороша, и мне все равно, как вы живете. Она хороша как для …, так и для королевы, и, быть может, она хороша для меня так же, как и для вас.

Да, несколько лет назад я была очень известна, и сейчас не подурнела, если бы не морщины и кожа, которая больше портится, чем все остальное, но это все от выпивки. Я не получаю никаких денег за то, что слежу за этой девушкой, разве что шиллинг-другой на спиртное иногда попрошу. Они дают мне жратву и койку, и в обмен на это я днем присматриваю за домом, когда не пьяна. А еще я подметаю и убираю в доме и все такое прочее. Было время, когда у меня был собственный дом, и туча слуг, и табуны мужчин, которые вздыхали и умирали от любви ко мне, но сейчас моя красота ушла, и я стала такой, какой вы меня видите. Многие самые красивые женщины, если у них крепкое телосложение и они могут выдержать постоянный напряг и усталость от шатания по городу, ведут себя как дуры, не думая о том, чтобы обеспечить себя, выйти замуж, пока не дойдут до края. Они становятся либо служанками, либо такими, как я, либо, если мужчины дают им деньги, становятся содержательницами борделей. Ей-богу, я хотела бы их иметь, но я та, кто я есть.

Я такая уже давно, и, если вы дадите мне полкроны или пять шиллингов, вы осчастливите меня на неделю. Когда говорю о пяти шиллингах, я вспоминаю, как мне давали пятифунтовые банкноты. Я помню то время, когда не брала других денег, кроме бумажных, только банкноты. Ах, падшие женщины видят необыкновенные перемены, замечательные взлеты и падения, доложу я вам. Сегодня мы с Лиззи, ну, с девушкой, за которой я присматриваю, вышли в девять часов. Сейчас двенадцать, да? Ну, как по-вашему, что мы сделали? Мы уже привели трех мужчин, и Лиззи, ловкая маленькая чертовка, получила от них два фунта пять шиллингов для себя, что совсем не плохо. Когда мы вернемся, мне тоже что-нибудь дадут. Нам не всегда так везет. Бывают ночи, когда мы все ходим и не можем подцепить ни души. Лиззи слишком много красится для приличных молодых людей, у которых полно денег. Они не наша добыча. Мы больше охотимся на торговцев, посыльных, коммивояжеров и им подобных; они чуть скуповаты. И хотя мы не должны об этом говорить, время от времени подцепляем «белого воротничка» по дороге из Эксетер-холла. Студенты-медики иногда очень добры к Лиззи, а у адвокатской братии мы не в чести. О, я сразу понимаю, что собой представляет мужчина, как только он открывает рот. Одежда тоже имеет большое значение, она говорит о том, какое положение он занимает в жизни. «Медики» не многого стоят, они молодые проказники, у них никогда не бывает много денег, и они обожают кувыркаться с «куколками». Но уж если говорить об этом, то тут сильны юристы. В этих номерах в «Иннз-ов-Корт» многие девушки лишились девственности. А как они удобны для жульничества, вы себе не представляете! В Лондоне нет ни одной порядочной женщины, которая пошла бы с мужчиной в Темпл. Вы идете к Кейт и выходите оттуда с женщиной, сажаете ее в кэб и говорите, что везете ее в одну из гостиниц Темплз — а это приличные места по сравнению с другими гостиницами, которые и не относятся, собственно, к «Иннз-ов-Корт», за исключением «Грейз Инн» и «Линкольнз Инн» — и она тут же идет на попятный. Я имею в виду «Бернардз Инн», «Тэвиз Инн», «Нью Инн», «Клементс Инн» и им подобные. Я этим делом занимаюсь уже лет шесть или семь и, думаю, так и умру. А мне и все равно. Эта работа меня устраивает. Я больше ни на что не гожусь».

В обмен на ее рассказ я дал ей немного денег и пожелал доброй ночи. То, что она рассказала о женщинах, которые когда-то были теми, кого называют «щеголихи», и которые опустились до такого уровня, о котором я веду речь, — все это абсолютная правда. Большинство из них в свое время пользовались известностью, ими восхищались, но всему свое время. У них было время, но они не позаботились о своем будущем, пока солнце им светило. Почти все служанки и проститутки в борделях когда-то занимали высокое положение и потеряли его, упав в трясину деградации и отчаяния.

Как я уже говорил, в настоящее время мало найдется проституток, которые пристают к мужчинам на улице, и, следовательно, очень мало надсмотрщиц, положение которых не приносит им чего-то выдающегося или особенного, за исключением того, что они подтверждают успехи проститутки, — и конец у многих один.