Жизнь лондонского дна в Викторианскую эпоху. Подлинные истории, рассказанные нищими, ворами и продажными женщинами

«По обеим сторонам Бакеридж-стрит располагалось много дворов, особенно на северной ее стороне, и они вместе с задними дворами и низкими стенами в глубине улицы позволяли легко скрыться любому вору, которого преследуют блюстители порядка. Я помню один случай в 1844 году, когда известного вора разыскивал авторитетный офицер криминальной полиции Рестьё. Было известно, что он общается с попрошайками, которые обитали в доме, расположенном на задворках Падди-Корванз неподалеку от Черч-стрит. Полагали, что он находится в этом доме, когда Рестьё с сержантом полиции вошли в него. Они зашли в кухню, в которой сидели семь воров и пять воровок, а вместе с ними там находились несколько самых пронырливых попрошаек. Один из них подал сигнал, давая понять, что кто-то скрылся через черный ход; в этом направлении и проследовали полицейские. Было очевидно, что вор перебрался через низкую стену в соседний двор. Преследователи тоже перебрались через стену, прошли через дворы и участки позади одиннадцати домов и схватили его на Джонс-стрит. При его аресте присутствовало около двадцати человек, но они не оказали сопротивления констеблям. Все было бы совсем по-другому, если бы его арестовали незнакомцы».

«На Бейнбридж-стрит, одну сторону которой занимал пивоваренный завод Мьё и Ко, были обнаружены несколько самых запутанных и опасных дворов в этом районе. Самой дурной славой из них пользовался Джонс-Корт, где проживали фальшивомонетчики, люди, пускающие в обращение фальшивые монеты, и воры. В былые годы здесь держали бультерьера, который поднимал лай при приближении незнакомцев, и тогда чеканка фальшивых монет приостанавливалась до тех пор, пока не стихала тревога. Эту собаку в конце концов увели двое полицейских, Дьюк и Клемент, и убили ее по приказу полицейского судьи».

«Дома на Джонс-стрит были связаны через крышу, дворы и подвалы с домами на Бейнбридж и Бакеридж-стрит, а также между собой таким образом, что арест их жильца или беглеца, прячущегося в одном из них, оказывался почти непосильной задачей для человека, незнакомого с этими краями, и затруднительной для тех, кто был хорошо знаком с внутренней планировкой зданий. В одном из подвалов был большой сточный колодец, замаскированный таким образом, что чужак мог легко шагнуть в него. В том же самом подвале было отверстие площадью около двух квадратных футов, которое вело в соседний подвал, а оттуда через такое же отверстие — в подвал дома на Скоттс-Корт, что на Бакеридж-стрит. Эти ходы предоставляли вору готовый путь к бегству (спасению) и реально останавливали преследователей, которые, решившись ползти на четвереньках через отверстие размером в два квадратных фута в темном лабиринте подвалов в Сент-Жиле, оказывались во власти опасных личностей. Другие дома были связаны между собой точно таким же образом. В некоторых случаях из одного окна на задней стороне здания можно было попасть в другое при помощи больших острых гвоздей, один ряд которых служил для того, чтобы за них держаться, а другой — чтобы ставить на них ноги. Не было известно, пользовались ли ими в то время, о котором идет речь».

«На Черч-стрит располагались несколько домов, которые сдавались честным, но бедным людям, работавшим в омнибусных парках или кэб-парках, фабриках и тому подобных местах, работа в которых не позволяла им снимать более дорогостоящее жилье. Их квартиры были чистыми, а их образ жизни скромным».

«Там было очень много домов с менее уважаемой репутацией. Один такой дом стоял на углу Черч-стрит и Лоуренс-стрит, и проживали в нем самые скверные личности в районе. Войдя в дом с Лоуренс-Лейн и поднявшись наверх, вы увидели бы на каждом этаже несколько комнат, соединенных между собой подобием галереи; каждую такую комнату снимали проститутки. Эти комнаты были открыты для тех девушек, которым удалось уговорить какого-нибудь бедного пьяницу прийти с ними в этот притон со скандальной славой. После ограбления бедного простофили его без церемоний выгоняли те, кто вместе с проституткой жил в этой комнате. Часто его выгоняли без пальто или шляпы, иногда без штанов, а время от времени оставляли на лестнице в чем мать родила. В этом доме происходили самые непристойные сцены разврата. Когда его сносили, был обнаружен лаз в стене, который выходил на склад пиломатериалов напротив Хай-стрит, — удобный путь к отступлению для любого, спасающегося от погони».

«Напротив этого дома стоял трактир «Роза и корона», где находили пристанище всевозможные нечистые на руку личности, начиная от гангстера и его «Эмили» и кончая самым последним уличным воришкой и его «Полл». В баре можно было увидеть Черного Чарли-скрипача с десятью — двенадцатью парнями и девушками, которые танцевали от души, пели и курили, попивая разбавленный джин; его было много, согласно выручке с прошлой ночи. Они, очевидно, забыли обо всем на свете в пьяном угаре. На щеках у них появлялась восковая бледность, когда полицейский открывал туда дверь и обводил взглядом комнату, но, когда он уходил, веселье возобновлялось с новой силой».

«Кухни в некоторых домах на Бакеридж-стрит давали представление о такой жизни в Лондоне, которую редко можно увидеть где-либо еще даже здесь, хотя в некоторых домах на Черч-Лейн можно это увидеть сейчас, но в меньшем масштабе. В кухне, длинном помещении, обычно расположенном на первом этаже, находился большой очаг, который топили углем, раковина, водопроводный кран, один-два стола разных видов, набор кастрюль и другая кухонная утварь. Освещалась кухня газом. Там попрошайки по вечерам смаковали свой ужин, которому могли почти позавидовать члены городского управления: сочные бифштексы с луком, бараньи и свиные котлеты, жареный картофель, колбасы, сыр, сельдерей и другие съестные припасы с большим количеством табака и портера в смеси с элем».

«Утром они часто пили чай, кофе и ели на завтрак яйца, ломти бекона, сушеную рыбу, свежее масло и другие вкусные вещи, которые работающие люди посчитали бы роскошью. Каждый из них обсуждал свои планы на день и договаривался с другими об обмене одеждой, повязками и т. д., что считалось необходимым делать, чтобы их не узнали в тех местах, где они недавно работали».

«Обедали эти люди, пока совершали свой маршрут. Обед обычно состоял из лучшей части провизии, которую им давали из сострадания. Его они поедали, как правило, на ступенях дома, расположенного на какой-нибудь приличной улице, после чего они отправлялись в какую-нибудь пивную на одной из глухих улочек, чтобы выпить чего-нибудь горячительного».

«Горы хороших продуктов они приносили домой и бросали на разделочный стол или в угол, как не подходящие для употребления в пищу «профессиональными» попрошайками. За такие продукты тысячи работающих в Лондоне людей были бы только благодарны. Ее отдавали детям, которые приходили в эти ночлежки. Более изысканную пищу, такую как куски фигурного хлеба, рулетов, почки, баранину и ягнятину, господа из этого заведения приберегали для своего привередливого пищеварения».

Мальчики на прогулке в тюрьме Тотхилл-Филдз

«По воскресеньям многие попрошайки оставались дома до самой ночи. Они проводили день за игрой в карты, в шаффлборд (настольная игра, популярная в пабах: монеты или металлические диски щелчком передвигают по разделенной на девять клеток доске. — Пер.), в кости и за другими развлечениями. Иногда за игрой в карты, когда за столом сидели человек десять, на кону лежали пять или шесть шиллингов, хотя обычными ставками были медяки. …Жизнь попрошайки далеко не всегда полна лишений. Я не говорю (это слова г-на Ханта) о по-настоящему бедствующих людях, на нужды которых иногда обращают слишком мало внимания. Я говорю о профессиональных нищих, которые предпочитают жить попрошайничеством, а никак иначе. Среди них есть моряки, которые свое самое дальнее плавание совершили в тюрьму в Тотхилл-Филдзе или в Грейвсенд на увеселительной прогулке. Калек с руками на перевязи или ступнями, замотанными в кровавое тряпье и распухшими чуть ли не вдвое, можно увидеть танцующими в ночлежках на вечерних пирушках. Вы можете увидеть среди них бедных ирландцев, у которых в мешках, висящих на шее, или в поясах их брюк лежат от пяти до тридцати соверенов; женщин, которые носят на спине и на руках взятых взаймы младенцев или же сверток одежды, похожий на ребенка, и других переодетых мошенников».

«Между Бакеридж-стрит и Черч-Лейн находилась Айви-Лейн, которая вела от Джордж-стрит до Кэриэр-стрит, с которой она была связана небольшими воротцами. Кларкс-Корт располагался от нее слева, а Рэтс-Касл — справа. Этот дом был большим грязным зданием, которое занимали воры, проститутки и мальчишки, промышлявшие воровством. При сносе этого дома в 1845 году был найден массивный фундамент больницы, построенной в XII веке королевой Матильдой, супругой Генриха Первого, дочерью короля Шотландии Малькольма, для людей, зараженных проказой».

«В этом месте преступникам выдавали кружку эля на пути из Ньюгейта (долговая тюрьма в Лондоне. — Пер.) в Тайберн (место публичной казни в Лондоне, существовало в течение 600 лет, использовалось до 1783 года. — Пер.)».

«Мейнард-стрит и Кэриэр-стрит занимали разъездные торговцы фруктами, воры и попрошайки. Джордж-стрит, часть которой все еще сохранилась, состояла из ночлежек для бродяг, воров и нищих и нескольких публичных домов».

От Джордж-стрит до Хай-стрит тянутся конюшни под названием Хэмпшир-Хог-Ярд, где находится старый ночлежный дом для одиноких, бедных, но честных людей.

Часть трущоб, сохранившаяся до наших дней и состоящая из Черч-Лейн с ее дворами, небольшой части Кэриэр-стрит и меньшей части одной стороны Черч-стрит, в настоящее время более густо населена, чем тогда, когда существовала Бакеридж-стрит и ее окрестности. Старый трактир «Корона», расположенный на Черч-Лейн, который раньше был прибежищем самых известных попрошаек, в 1851 году был заселен ирландцами; и тогда часто в одной комнате проживали от двенадцати до тридцати людей. Позади этого трактира есть двор, с правой стороны которого расположено помещение, в то время заселенное тридцатью восемью постояльцами: мужчинами, женщинами и детьми, которые все без разбора лежали вповалку на полу.

Говоря о других домах, расположенных в этой местности в 1851 году, г-н Хант утверждает: «Я часто видел в комнате размером двенадцать футов на десять до шестнадцати человек, а в комнатах большей площади это число было еще больше. Многие лежали на тонком слое соломы, разбросанной по полу, головой к стене, а ногами к центру, и соблюдение приличий было им не известно».

Но в настоящее время этот район значительно изменился, его жители быстро усваивают правила хорошего тона, навыки чистоты и порядка, и трущобы Сент-Жиля вскоре уйдут в прошлое.