Жизнь лондонского дна в Викторианскую эпоху. Подлинные истории, рассказанные нищими, ворами и продажными женщинами

Ложное удушье

Однажды на порог дома, расположенного напротив моего собственного, сел жалкого вида полуодетый человек, который выглядел умирающим от голода и измученным либо от недостаточного питания, либо от проделанного долгого пути. Меня поразила его жалкая и несчастная внешность, а особенно его подавленный взгляд. Казалось, что нищета не только довела его до ручки, но и лишила его всего человеческого. Он был больше похож на немощного зверя, умирающего от истощения и ползающего в пыли, чем на человека. Некоторое время спустя он достал корку сухого хлеба и попытался съесть ее. Было видно, что это очень жесткая корка, твердая, как камень, и грязная, как будто она несколько дней лежала на улице. Несчастный глодал ее, как голодная собака глодает кость. Не только корка была твердой, но и челюстям нищего, по-видимому, не хватало сил, чтобы жевать. Казалось, будто он голодал так долго, что теперь принимать пищу уже было слишком поздно. Наконец, ему удалось откусить кусочек, но теперь его немощь проявилась еще в одном — он не мог проглотить его. Он пытался сглотнуть, и кусочек застрял у него в горле. Вы видели, как собака с костью в горле дергает головой вверх-вниз, пытаясь проглотить ее, то же самое делал и этот бедняга, сидевший на ступенях. Меня не могло не взволновать это зрелище, я открыл окно и позвал этого человека. Он не обращал на меня внимания. Я позвал снова. То же самое: нищета притупила все его чувства. Казалось, он не хотел больше ничего, только сидеть там и задыхаться. Я подошел к нему и, похлопав по плечу, дал два пенса и сказал, чтобы он пошел в паб и взял себе немного пива промочить горло и протолкнуть еду вниз. Он медленно поднялся, кинул на меня благодарный взгляд и пошел в направлении таверны. Он шел быстрее, чем, по моему разумению, было возможно в его случае, и что-то подсказало мне понаблюдать за ним. Я встал на пороге своего дома и глядел на него, а когда он подошел к пабу, он обернулся. Я сразу же понял, что он хотел посмотреть, не слежу ли я за ним. В следующую минуту он свернул в сторону, как будто хотел войти в паб. Вход в него не был виден с улицы, и с того места, где я стоял, я не мог различить, вошел он в заведение или нет. Я перешел на другую сторону улицы, откуда я мог видеть его, а он меня нет.

Он не вошел в заведение, а стоял у дверей. Постояв там несколько минут, он осторожно выглянул и посмотрел на улицу в том направлении, где он со мной расстался. Очевидно, удовлетворенный тем, что все в порядке, он вышел из укрытия и пошел дальше. Теперь я был полон решимости следить за ним дальше. Мне недолго пришлось дожидаться окончательного доказательства притворства, в котором я его более чем заподозрил. Этот человек медленно шел по улице, пока не увидел каких-то людей в окне второго этажа. И тогда он немедленно сел на крыльцо напротив и повторил тщательно отрепетированный спектакль с жесткой коркой, который я уже описывал. Я видел, как он проделал это четыре раза, прежде чем ушел с этой улицы, и каждый раз он получал деньги. Не стоит и говорить, что этот человек был отъявленным притворщиком. Одного такого нищего арестовали недавно — может быть, это был именно этот человек — и нашли при нем не меньше семи шиллингов. Такие люди часто приходят на тихие улочки и никогда или очень редко просят подаяния на оживленных магистралях. Я приведу еще один случай, который я назову