Жизнь лондонского дна в Викторианскую эпоху. Подлинные истории, рассказанные нищими, ворами и продажными женщинами

Мы пошли в ночлежку на Флауэ-энд-Дин-стрит, владелец которой недавно сидел в тюрьме за скупку краденого у своих постояльцев. Здесь мы увидели нескольких жалких нищих. У одного мужчины нога была обмотана тряпками. Многие ее постояльцы добывают себе средства на пропитание попрошайничеством, другие — воровством. Здесь проживает мало честных людей.

После этого мы зашли в бордель на Вентворт-стрит, который содержала женщина, известная своей дурной репутацией. Она неоднократно попадала за решетку за грабежи пьяных, а ее муж в настоящее время сидит в тюрьме за уголовное преступление. Это сильная, грубая на вид женщина со следами необузданных страстей на лице. Именно такой мы и представляли себе хозяйку низкопробного борделя. Несколькими днями раньше другая женщина нанесла ей колотую рану в щеку, и свежий шрам от раны мы увидели во время нашего визита. Комнаты в ее доме были обставлены жалкой мебелью, подходящей для бурных оргий, проходящих в этом мерзком жилище. Одна-две увядшие проститутки слонялись на кухне.

Оттуда мы пришли в ночлежку совершенно другой категории, в которой жили трудолюбивые, честные, работящие люди; о них мы расскажем в конце нашего повествования об этой инспекции.

В этом районе мы посетили пожилую женщину, местную жительницу, которая, по отзывам, благословляла молодых воров. Весь ее облик внушал доверие, когда она сидела вместе со своими двумя дочерьми. Одна из них была юной девушкой лет четырнадцати, с золотисто-каштановыми волосами, привлекательной внешностью и красивыми формами; одета она была просто, но опрятно. Другая была молодой женщиной с обычной внешностью; на руках она держала ребенка.

Мы еще раз приходили в эти трущобы с полицейским инспектором и более подробно осмотрели этот поразительный район.

Мы пошли в ночлежный дом на Джордж-Ярд. Кухня в нем имела длину около 35 футов и изначально состояла из двух помещений, но перегородку между ними снесли. В каждом из них был камин; мужчины парни и мальчики сидели вдоль длинных столов — многие из них были чернорабочими в доках.

Мальчики были одеты лучше, чем необузданные молодые арабы, живущие в столице. На некоторых из них были коричневые куртки и клетчатые или черные кепки. Они сидели, развалясь, на скамейках, расставленных вдоль стола, или на стульях у огня. Стены комнат были оклеены обоями, и их украшали картины. Над каминной полкой висело изображение парохода «Грейт истерн» в раме. У одного мальчика была перевязана голова; другой сидел, сняв куртку и выпустив рукава белой рубашки. Постояльцами этого дома были нищие и чернорабочие в доках. Они сидели в просторной кухне; некоторые были поглощены едой, другие — беседой, которая смолкла при нашем появлении. У дверей мы увидели молодого, прилично одетого человека, помощника хозяина. Во время нашего предыдущего визита мы видели старика с широкой нестриженой бородой, который в дневное время работает уборщиком на перекрестке. В молодости он был моряком, а теперь стал вылитым портретом еврея Фагина из произведения Чарльза Диккенса. Постели сдаются здесь за три пенса за ночь. Люди, которые обычно ночуют здесь, — это уборщики, сборщики костей и чистильщики ботинок.

Мы зашли в дом на Вентворт-стрит и прошли через бакалейную лавку в кухню, которая была длиной около 31 фута и шириной 15 футов. Там мы увидели обычный для таких ночлежек большой огонь, пылающий в очаге. В этой комнате был деревянный пол, а одежда развешана на веревках под балками. С каждой стороны очага находились два больших котла, чтобы снабжать постояльцев горячей водой для кофе и чая. Столы были расставлены вдоль стен, и вокруг них сидела разношерстная компания. Многие из них ужинали — кофе, хлеб, рыба с картошкой. В углу сидел пожилой человек и чинил старые башмаки при свете почти сгоревшей свечи, стоявшей перед ним. На скамьях группками сидели пожилые женщины; некоторые из них были просто, но прилично одетыми, на других были рваные грязные юбки и изношенные платки. У них были измученные заботами, печальные лица. Некоторые женщины были среднего возраста; очевидно, это были жены живущих здесь чернорабочих. Рядом с ними сидел молодой человек, солидный ремесленник, временно безработный.

Двое молодых бродяг сидели на корточках у огня. Один из них был одет в грязные клетчатые брюки, потертый и ужасно разорванный черный сюртук и коричневую шляпу. Другой был в молескиновых брюках и рубашке. За одним столом сидели несколько молодых женщин и пили чай. Одни из них были миловидны, другие некрасивы, с грубыми чертами лица. Пожилая служанка стояла у огня с полотенцем, перекинутым через голую загорелую руку.

Все столы были уставлены тарелками, чашками и другой глиняной посудой; на них также лежали шапки, куртки и другие предметы одежды.

Когда мы находились на этой улице, мимо прошел оркестр учеников школы для бедных Джордж-Ярда во главе с учителем. Вокруг них толпились школьники, молодежь и жители района. Когда мы проходили по улице, везде группками стояли люди.

Мы заходили в несколько других ночлежных домов в этом районе, в которых проживали нищие, чернорабочие-докеры, проститутки, воры, уличные певцы и различные темные личности. Мы зашли в один дом на Джордж-стрит. Здесь кухня также была очень большой, длиной около 36 футов и шириной 24 фута. В ней пылали два камина, которые обогревали помещение и служили для приготовления пищи. В ней были расставлены столы точно так же, как и в других ночлежках. Здесь находились двадцать два человека. Это были в основном молодые люди обоего пола. Среди них мы увидели одного мужчину среднего возраста с лысой головой. Многие из них выглядели грустными и несчастными. У огня сидела красивая юная девушка лет семнадцати с ребенком на руках. У многих молодых женщин был мрачный вид и рассеянный взгляд. У некоторых парней, одетых в платье розничных торговцев, была более приятная внешность.

Длинные столы были завалены тарелками, мисками, чашками и блюдцами. Некоторые молодые люди, сидевшие за ними, читали газеты, другие курили трубки, выпуская клубы дыма. Некоторые женщины шили, другие вязали, третьи ужинали, четвертые спали, склонив голову на сложенные на столе руки.

Войдя в другой ночлежный дом, мы увидели мужчин и женщин различного возраста, вроде тех, что мы уже описывали. Там мы заметили женщину лет тридцати, которая была занята вязанием, а другая читала альманах Рейнольда. Несколько молодых людей лет семнадцати курили трубки. Еще один парнишка, вор-карманник, читал книгу, которую взял из соседней библиотеки. Большинство постояльцев этой ночлежки были проститутками, карманниками и ворами. Мы увидели человек пятнадцать, и они были, в основном, молодыми по возрасту.

Проходя по Флауэр-энд-Дин-стрит, мы увидели группу молодых людей и девушек (все они были ворами), которая стояла в середине улицы.

Мы вошли в другую ночлежку и проследовали в кухню, которая имела около 30 футов в длину и 18 в ширину. В очаге горел большой огонь. С одной стороны кухни стояли столы и скамейки. Вокруг них сидели люди и ели на ужин хлеб с селедкой, пили чай и кофе. Среди них мы заметили несколько женщин среднего возраста. С другой стороны кухни были стойки, как в кофейне. Там стояли несколько мужчин грубого вида. На стене висела полка с тарелками, аккуратно расставленными по порядку. На столах горами лежали бутылки, кружки, книги, шляпы, корзинки и рубашки, как в лавке подержанных вещей.

За одним из столов сидел седой старик, подперев лоб ладонью, — картина крайней нужды: старые, засаленные и рваные штаны, старое изношенное пальто и такие же старые рваные башмаки. Его лицо бороздили морщины, выдававшие его возраст, заботы и печали. Одежда на груди у него была расстегнута; спереди голова была лысой. У этого старика была длинная седая борода, руки были тонкими и худыми, и сквозь кожу на кистях рук просвечивали синие вены. Это был бедный бродяга. Он сказал нам, что ему восемьдесят восемь лет. Мы увидели около сорока постояльцев этой ночлежки мужского и женского пола разных возрастов. Многие из них были молоды, другие были очень старыми.

Мы пришли на Нижнюю Кит-стрит и, войдя в низкосортную ночлежку, увидели там молодых проституток, карманников и воров.

Мы посетили еще одну ночлежку самого низкого разряда. Она принадлежала одному человеку с дурной репутацией, на которого мы уже ссылались. Нас провела наверх в большую комнату, в которой стояли кровати, старая карга ужасного вида с грубыми чертами лица и темными усами. Ее волосы были седы, а лицо от темных страстей покрыто шрамами и морщинами. Вот такой она стояла перед нами: торчащая грудь, обрюзгшая фигура, темные, мутные глаза. На одном из пальцев у нее было два золотых кольца, а одета она была в ужасно порванное грязное светлое хлопчатобумажное платье; вокруг шеи был повязан грязный красный в крапинку платок, а спереди был виден грязный фартук, почти черный. Заметив, что мы разглядываем ее, она сказала: «Я старуха и не так молода, как была когда-то. Я не наслаждаюсь плодами своей тяжелой жизни, кто-то другой делает это».

Когда мы рассматривали кровати в комнате, мы заметили, что постельные принадлежности состоят из двух покрывал, двух простыней и тюфяка с подушкой в наволочке. Ночевка стоит три пенса. Согласно регистрации, дом может вместить тридцать постояльцев. Частыми гостями этого дома являются молодые женщины, женщины среднего возраста, проститутки самого низшего разряда и воры. У некоторых из них на лицах видны следы болезни. Владельцем этого позорного заведения является Д.Б. Мы видели его, когда ходили по дому: мрачного вида мужчина средних лет, рост приблизительно пять футов семь дюймов. Когда мы выходили из дома, старая карга стояла у подножия лестницы со свечой в руке, являя собой картину ужасающей нищеты.

В этом же районе мы отправились еще в один ночлежный дом с дурной репутацией, прибежище проституток и воров, главным образом молодых. Там мы увидели очень интересного мальчика. Он был прилично одет; у него были темные глаза и спокойное лицо с правильными чертами. Он был вором. Он сказал нам, что его родители умерли, и у него не было ни друзей, ни дома. Он не проявил никакого желания оставить эту позорную стезю. Несколько таких, как он, сидели за столом и ели на ужин селедку, камбалу, сливочное масло, хлеб и пили кофе.

В Джордж-Ярде мы посетили несколько более приличных ночлежек, чтобы получить более полное представление о жилищах бедноты этого района. Мы зашли в одну ночлежку и попали в кухню длиной 33 фута и шириной 18 футов. В помещении были расставлены столы и скамьи, как и в других ночлежках, виденных нами, а на стенах были развешаны полки для глиняной посуды. В углу кухни находилась раковина для мытья посуды, а в центре ее — газовая горелка. В кухне была хорошая вентиляция благодаря окнам. В очаге горел большой огонь, а по его обеим сторонам стояло по котлу. На каминной полке в ряд стояли кофейники и чайники. Пальто вешали на крючки на стенах и на каминную решетку перед очагом. Приличные на вид мужчины сидели вокруг столов; некоторые из них курили, другие писали, третьи ели простой ужин, четвертые откинулись на стульях, обессиленные от дневных трудов. В отдельно стоящих постройках располагались просторные помещения для мытья и туалеты. К этой ночлежке примыкала читальня. Мы зашли в спальни и увидели, какие там удобства и мебель. Там стояли железные кровати, покрытые набитыми шерстью тюфяками. На каждой кровати имелись две простыни, одно одеяло, покрывало, подушка и наволочка. Спальни проветривались при помощи воздуховода.