Сестра Керри - английский и русский параллельные тексты

Ограды из камня и искусственного гранита, что в настоящее время окружает озеро Мичиган, тогда еще не существовало, но уже была проложена отличная дорога, газоны с обеих сторон ласкали взор, а все здания были новые и красивые.

When the winter season had passed and the first fine days of the early spring appeared, Mrs. Hale secured a buggy for an afternoon and invited Carrie.

Однажды, когда миновала зима и уже наступили первые чудесные весенние дни, миссис Г ейл наняла экипаж и пригласила Керри покататься с нею.

They rode first through Lincoln Park and on far out towards Evanston, turning back at four and arriving at the north end of the Shore Drive at about five o'clock.

Проехав через Линкольн-парк, они направились в Ивенстон, в четыре часа повернули назад и около пяти достигли Северной набережной.

At this time of year the days are still comparatively short, and the shadows of the evening were beginning to settle down upon the great city.

В это время года дни еще сравнительно коротки, и вечерние тени уже сгущались, окутывая огромный город.

Lamps were beginning to burn with that mellow radiance which seems almost watery and translucent to the eye.

Фонари замигали тем мягким светом, который кажется глазу водянистым и прозрачным.

There was a softness in the air which speaks with an infinite delicacy of feeling to the flesh as well as to the soul.

В воздухе была разлита нега, которую тонко чувствуют и тело и душа.

Carrie felt that it was a lovely day.

Керри прониклась красотой весеннего вечера.

She was ripened by it in spirit for many suggestions.

В ней зрело множество желаний.

As they drove along the smooth pavement an occasional carriage passed.

Время от времени по гладкой мостовой навстречу ей и миссис Гейл катились экипажи.

She saw one stop and the footman dismount, opening the door for a gentleman who seemed to be leisurely returning from some afternoon pleasure.

Один из них остановился, с козел соскочил лакей и распахнул дверцу перед джентльменом, видимо, неторопливо возвращавшимся с вечерней прогулки.

Across the broad lawns, now first freshening into green, she saw lamps faintly glowing upon rich interiors.

За широкими, только еще зазеленевшими лужайками тепло светились лампы, освещая богатую обстановку комнат.

Now it was but a chair, now a table, now an ornate corner, which met her eye, but it appealed to her as almost nothing else could.

Иногда глаз различал красивое кресло, или стол, или уютный уголок — подобные зрелища необычайно занимали и восхищали Керри.

Such childish fancies as she had had of fairy palaces and kingly quarters now came back.

Казалось, перед нею длинной чередой проходили те сказочные дворцы и замки, о которых она грезила в детских снах.

She imagined that across these richly carved entrance-ways, where the globed and crystalled lamps shone upon panelled doors set with stained and designed panes of glass, was neither care nor unsatisfied desire.

Она готова была поверить, что там, за этими пышными, украшенными резьбой подъездами, где свет из граненых матовых шаров падал на двери с цветными и узорчатыми стеклами, люди не знают забот, не знают неудовлетворенных желаний.

She was perfectly certain that here was happiness.

Да, там, несомненно, царит счастье!

If she could but stroll up yon broad walk, cross that rich entrance-way, which to her was of the beauty of a jewel, and sweep in grace and luxury to possession and command — oh! how quickly would sadness flee; how, in an instant, would the heartache end.

Если бы она могла пройти по этой широкой аллее и подняться по ступеням этого разукрашенного, казавшегося ей таким прекрасным, подъезда, войти в него, очутиться среди роскоши и богатства, которыми она могла бы владеть и распоряжаться, — о, как скоро отлетела бы вся ее грусть, как в одно мгновение исчезла бы боль из сердца!..

She gazed and gazed, wondering, delighting, longing, and all the while the siren voice of the unrestful was whispering in her ear.

Керри смотрела и смотрела кругом, дивясь, восхищаясь, тоскуя и все время слыша манящий голос неутолимых желаний.

"If we could have such a home as that," said Mrs. Hale sadly, "how delightful it would be."

— Вот бы иметь такой дом! — вздохнув, заметила миссис Гейл. — Какое это счастье!

"And yet they do say," said Carrie, "that no one is ever happy."

— А говорят, что на свете нет счастливых людей, — промолвила Керри.

She had heard so much of the canting philosophy of the grapeless fox.

Она немало наслышалась лицемерных рассуждений лисы на тему о незрелом винограде.

"I notice," said Mrs. Hale, "that they all try mighty hard, though, to take their misery in a mansion."

— Однако я замечаю, что люди в роскошных особняках как-то мирятся со своим бедственным положением! — иронически заметила миссис Гейл.

When she came to her own rooms, Carrie saw their comparative insignificance.

Когда Керри вернулась домой, ей сразу бросилась в глаза относительная убогость ее квартирки.

She was not so dull but that she could perceive they were but three small rooms in a moderately well-furnished boarding-house.

Молодая женщина была достаточно наблюдательна, чтобы понимать, что это всего лишь три маленькие комнаты в скромном меблированном доме.

She was not contrasting it now with what she had had, but what she had so recently seen.

Она сопоставляла их не с тем, что было у нее раньше, а с тем, что она видела на набережной во время катания с миссис Гейл.

The glow of the palatial doors was still in her eye, the roll of cushioned carriages still in her ears.

Перед ее глазами все еще стояли красивые особняки, а в ушах раздавался звук мягко катящихся экипажей.

What, after all, was Drouet?

"Кто такой в конце концов Друэ?

What was she? At her window, she thought it over, rocking to and fro, and gazing out across the lamp-lit park toward the lamp-lit houses on Warren and Ashland avenues.

И кто я?" — невольно подумала Керри, покачиваясь в качалке у окна и глядя на освещенный фонарями парк, за которым мигали огни Уоррен и Эшленд-стрит.

She was too wrought up to care to go down to eat, too pensive to do aught but rock and sing. Some old tunes crept to her lips, and, as she sang them, her heart sank.

Она была слишком взбудоражена, чтобы пойти поесть, и слишком ушла в свои мысли, чтобы найти себе другое занятие, кроме как покачиваться в качалке и напевать. Ей вспоминались давно забытые мелодии, и от них еще больше ныло сердце.

She longed and longed and longed.

Ее снедала тоска, тоска, тоска.

It was now for the old cottage room in Columbia City, now the mansion upon the Shore Drive, now the fine dress of some lady, now the elegance of some scene.

Она тосковала то по старому домику в Колумбии-сити, то по особнякам на набережной, то по изысканному платью, замеченному на какой-то даме, то по красивому пейзажу, бросившемуся ей в глаза днем.

She was sad beyond measure, and yet uncertain, wishing, fancying.

Она была печальна без меры и в то же время полна смутных стремлений и грез.

Finally, it seemed as if all her state was one of loneliness and forsakenness, and she could scarce refrain from trembling at the lip.

Наконец Керри начало казаться, что она необычайно заброшена и одинока. Ее губы вздрагивали, и она с трудом сдерживала себя.

She hummed and hummed as the moments went by, sitting in the shadow by the window, and was therein as happy, though she did not perceive it, as she ever would be.

Минуты бежали за минутами, а она все еще неподвижно сидела в полумраке у окна и тихонько напевала, не сознавая, что сейчас она, в сущности, так счастлива, как ей никогда уже не быть.

While Carrie was still in this frame of mind, the house-servant brought up the intelligence that Mr. Hurstwood was in the parlour asking to see Mr. and Mrs. Drouet.

И вот, в то время как Керри продолжала сидеть, вся во власти напавшей на нее тоски, вошла горничная и сообщила, что в передней находится мистер Герствуд и спрашивает, можно ли ему видеть миссис и мистера Друэ.

"I guess he doesn't know that Charlie is out of town," thought Carrie.

"Видимо, он не знает, что Чарли нет в городе", — подумала Керри.

She had seen comparatively little of the manager during the winter, but had been kept constantly in mind of him by one thing and another, principally by the strong impression he had made.

Зимой она довольно редко видела управляющего баром, но каждый раз то одно, то другое напоминало ей о нем, а главное — он произвел на нее сильное впечатление при первой же встрече.

She was quite disturbed for the moment as to her appearance, but soon satisfied herself by the aid of the mirror, and went below.

Прежде всего Керри в смятении подумала о том, как она сейчас выглядит, но зеркало тотчас успокоило ее, и она вышла к гостю.

Hurstwood was in his best form, as usual.

Герствуд был, как всегда, элегантен.

He hadn't heard that Drouet was out of town.

Он не знал об отсутствии Друэ.

He was but slightly affected by the intelligence, and devoted himself to the more general topics which would interest Carrie.

Впрочем, он был не слишком разочарован и тут же перевел разговор на общие темы, которые могли представлять интерес для Керри.

It was surprising — the ease with which he conducted a conversation.

Поразительно, с какой непринужденностью он овладел разговором.

He was like every man who has had the advantage of practice and knows he has sympathy.

Впрочем, это легко удается людям с богатым жизненным опытом, знающим к тому же, что им симпатизируют.

He knew that Carrie listened to him pleasurably, and, without the least effort, he fell into a train of observation which absorbed her fancy.

Он не сомневался, что Керри слушает его с удовольствием, и без малейшей напряженности принялся рассказывать о всякой всячине, будоражащей ее воображение.

He drew up his chair and modulated his voice to such a degree that what he said seemed wholly confidential.

Он придвинулся чуть ближе и порою слегка понижал голос, для того чтобы придать разговору видимость сугубо интимной беседы.

He confined himself almost exclusively to his observation of men and pleasures.

Г ерствуд говорил о том, что ему довелось видеть, о людях, о приятных поездках.

He had been here and there, he had seen this and that.

Он бывал там-то и там-то, видел то-то и то-то.

Somehow he made Carrie wish to see similar things, and all the while kept her aware of himself.

Постепенно ему удалось внушить Керри желание увидеть описанные им места, и вместе с тем он ни на миг не позволял ей забывать о нем самом.

She could not shut out the consciousness of his individuality and presence for a moment.

Керри не переставала ощущать обаяние этого человека.

He would raise his eyes slowly in smiling emphasis of something, and she was fixed by their magnetism.

Порою Г ерствуд, желая подчеркнуть какое-нибудь слово, с улыбкой медленно поднимал на нее глаза, и она чувствовала магнетизм его взгляда.

He would draw out, with the easiest grace, her approval.

Вкрадчивой, почти незаметной ласковостью он добивался ее поощрения.

Once he touched her hand for emphasis and she only smiled.

Потом, рассказывая о чем-то, он для вящей убедительности коснулся ее руки, но Керри только и смогла, что улыбнуться в ответ.

He seemed to radiate an atmosphere which suffused her being.

То, что он здесь, рядом, завораживало ее, все ее существо подчинилось его воле.

He was never dull for a minute, and seemed to make her clever.

За всю беседу он не сказал ни одной пустой фразы, и сама Керри благодаря ему становилась как будто умнее.

At least, she brightened under his influence until all her best side was exhibited.

Заразившись его живостью, она повеселела, и ее очарование заиграло яркими красками.

She felt that she was more clever with him than with others. At least, he seemed to find so much in her to applaud.

Керри и сама чувствовала, что становится интереснее в его присутствии: он находил в ней столько достоинств!

There was not the slightest touch of patronage. Drouet was full of it.

К тому же в его обращении не было ничего покровительственного, а именно этим Друэ всегда злоупотреблял.

There had been something so personal, so subtle, in each meeting between them, both when Drouet was present and when he was absent, that Carrie could not speak of it without feeling a sense of difficulty.

Всякий раз, как им случалось встречаться, будь то в присутствии Друэ или без него, в их отношениях было так много интимного, так много затаенного чувства, что она ни за что не решилась бы заговорить об этом.

She was no talker. She could never arrange her thoughts in fluent order. It was always a matter of feeling with her, strong and deep.

По натуре Керри была молчалива и никогда не умела точно передать свои мысли, зато чувствовала сильно и глубоко.

Each time there had been no sentence of importance which she could relate, and as for the glances and sensations, what woman would reveal them?

Ни разу между нею и Г ерствудом не было сказано ничего такого, что следовало бы хранить в тайне, а что касается взглядов, которыми они обменивались, и испытываемых чувств, то какая женщина станет укорять себя за них?

Such things had never been between her and Drouet. As a matter of fact, they could never be.

Ничего похожего в ее отношениях с Друэ не было и, по правде говоря, никогда не могло быть.

She had been dominated by distress and the enthusiastic forces of relief which Drouet represented at an opportune moment when she yielded to him.

Керри была подавлена трудностями, когда встретилась с Друэ, и радость избавления от нужды благодаря этому вовремя подвернувшемуся человеку побудила ее уступить.