Сестра Керри - английский и русский параллельные тексты

She did not realise what she was doing by allowing these feelings to possess her.

Она не отдавала себе отчета в том, что делает, поддаваясь подобным чувствам.

Hurstwood, noticing the kindness, conceived better of her.

А Герствуд, заметив мягкость Керри, подумал:

"Carrie's good-natured, anyhow," he thought.

"А все же она очень добрая по натуре".

Going to Miss Osborne's that afternoon, she found that little lady packing and singing.

Когда Керри в тот же день пришла к Лоле, та, напевая, уже укладывала вещи.

"Why don't you come over with me today?" she asked.

— Почему ты не переедешь сегодня же, Керри, вместе со мной? — спросила она.

"Oh, I can't," said Carrie.

— Не могу, — ответила Керри.

"I'll be there Friday.

— Я перееду в пятницу.

Would you mind lending me the twenty-five dollars you spoke of?"

Скажи, Лола, ты не могла бы одолжить мне те двадцать пять долларов?

"Why, no," said Lola, going for her purse.

— Конечно, — ответила Лола, доставая свою сумочку.

"I want to get some other things," said Carrie.

— Мне нужно еще кое-что купить, — сказала Керри.

"Oh, that's all right," answered the little girl, good-naturedly, glad to be of service.

— О, бери, пожалуйста! — воскликнула девушка, обрадовавшись возможности услужить Керри.

It had been days since Hurstwood had done more than go to the grocery or to the news-stand.

Герствуд уже несколько дней выходил из дому только за продуктами да за газетами.

Now the weariness of indoors was upon him — had been for two days — but chill, grey weather had held him back.

Наконец ему надоело сидеть взаперти, но холодная, сырая погода продолжала удерживать его дома.

Friday broke fair and warm. It was one of those lovely harbingers of spring, given as a sign in dreary winter that earth is not forsaken of warmth and beauty.

В пятницу выдался чудесный день, предвещавший весну и напоминавший людям о том, что земля не навеки лишилась тепла и красоты.

The blue heaven, holding its one golden orb, poured down a crystal wash of warm light.

С голубого неба, где сияло золотое светило, лились на землю хрустальные потоки теплого света.

It was plain, from the voice of the sparrows, that all was halcyon outside.

Воробьи мирно и весело чирикали на мостовой.

Carrie raised the front windows, and felt the south wind blowing.

А когда Керри открыла окно, с улицы ворвался южный ветерок.

"It's lovely out today," she remarked.

— Как сегодня хорошо! — заметила она.

"Is it?" said Hurstwood.

— Правда? — отозвался Герствуд.

After breakfast, he immediately got his other clothes.

Сразу после завтрака он надел свой лучший костюм и направился к двери.

"Will you be back for lunch?" asked Carrie nervously.

— Ты вернешься к ленчу? — спросила Керри, скрывая волнение.

"No," he said.

— Нет, — ответил Герствуд.

He went out into the streets and tramped north, along Seventh Avenue, idly fixing upon the Harlem River as an objective point.

Очутившись на улице, он направился по Седьмой авеню к северу, ему хотелось дойти до реки Гарлем.

He had seen some ships up there, the time he had called upon the brewers. He wondered how the territory thereabouts was growing.

Когда-то, направляясь для переговоров в контору пивоваренного завода, он хорошо запомнил этот район города, и теперь ему интересно было посмотреть, как изменилась река и ее берега.

Passing Fifty-ninth Street, he took the west side of Central Park, which he followed to Seventy-eighth Street.

Миновав Пятьдесят девятую улицу, Герствуд по краю Сентрал-парка дошел до Семьдесят восьмой улицы.

Then he remembered the neighbourhood and turned over to look at the mass of buildings erected.

Стали попадаться знакомые места, и Герствуд, свернув в сторону, принялся разглядывать многочисленные новые дома, выросшие здесь за последнее время.

It was very much improved.

Все кругом заметно изменилось к лучшему.

The great open spaces were filling up.

Огромные пустыри быстро застраивались.

Coming back, he kept to the Park until 110th Street, and then turned into Seventh Avenue again, reaching the pretty river by one o'clock.

Вернувшись к парку, Г ерствуд прошел вдоль него до Сто десятой улицы, потом снова свернул на Седьмую авеню и к часу добрался до реки.

There it ran winding before his gaze, shining brightly in the clear light, between the undulating banks on the right and the tall, tree-covered heights on the left.

Она красивой серебристой лентой змеилась перед ним среди мягких песчаных пригорков справа и высоких лесистых холмов слева.

The spring-like atmosphere woke him to a sense of its loveliness, and for a few moments he stood looking at it, folding his hands behind his back.

Так приятно было подышать весенним воздухом, и Герствуд, заложив руки за спину, несколько минут стоял и любовался панорамой реки.

Then he turned and followed it toward the east side, idly seeking the ships he had seen.

Потом он пошел по набережной, разглядывая суда.

It was four o'clock before the waning day, with its suggestion of a cooler evening, caused him to return.

В четыре часа, когда, уже стало смеркаться и в воздухе потянуло свежестью, Герствуд решил возвращаться домой.

He was hungry and would enjoy eating in the warm room.

Он проголодался и с удовольствием думал об обеде и о теплой комнате.

When he reached the flat by half-past five, it was still dark.

Когда в половине шестого он добрался до своей квартиры, было уже темно.

He knew that Carrie was not there, not only because there was no light showing through the transom, but because the evening papers were stuck between the outside knob and the door.

Г ерствуд знал, что Керри нет дома: за шторами не было видно света, газеты торчали в дверях, куда Их засунул почтальон.

He opened with his key and went in. Everything was still dark. Lighting the gas, he sat down, preparing to wait a little while.

Герствуд отпер дверь своим ключом, зажег газ и сел, решив немного отдохнуть.

Even if Carrie did come now, dinner would be late.

"Впрочем, — подумал он, — если Керри и придет сейчас, обед все равно запоздает".

He read until six, then got up to fix something for himself.

Он читал до шести, потом встал, чтобы приготовить себе что-нибудь поесть.

As he did so, he noticed that the room seemed a little queer.

И только тогда Герствуд заметил, что у комнаты какой-то непривычный вид.

What was it?

В чем же дело?

He looked around, as if he missed something, and then saw an envelope near where he had been sitting.

Он огляделся вокруг, словно ему чего-то недоставало, и вдруг увидел конверт, белевший близ того места, где он всегда сидел.

It spoke for itself, almost without further action on his part.

Этого было вполне достаточно, — все стало ясно.

Reaching over, he took it, a sort of chill settling upon him even while he reached.

Герствуд протянул руку и взял письмо. Дрожь прошла по всему его телу.

The crackle of the envelope in his hands was loud.

Треск разрываемого конверта показался ему слишком громким.

Green paper money lay soft within the note.

В записку была вложена зеленая ассигнация.

"Dear George," he read, crunching the money in one hand, "I'm going away. I'm not coming back any more.

Г ерствуд читал, машинально комкая зеленую бумажку в руке. "Милый Джордж, я ухожу и больше не вернусь.

It's no use trying to keep up the flat; I can't do it.

Мы не можем иметь такую квартиру: это мне не по средствам.

I wouldn't mind helping you, if I could, but I can't support us both, and pay the rent.

Я помогла бы тебе, конечно, если б была в состоянии, но я не могу работать за двоих да еще платить за квартиру.

I need what little I make to pay for my clothes.

То немногое, что я зарабатываю, мне нужно для себя.

I'm leaving twenty dollars. It's all I have just now.

Оставляю тебе двадцать долларов, — все, что у меня есть.

You can do whatever you like with the furniture.

С мебелью можешь поступать, как тебе угодно.

I won't want it. - CARRIE.

Мне она не нужна. Керри".

He dropped the note and looked quietly round.

Герствуд выронил записку и спокойно оглядел комнату.

Now he knew what he missed. It was the little ornamental clock, which was hers. It had gone from the mantelpiece.

Теперь он знал, чего ему недоставало, — маленьких настольных часов на камине, принадлежавших Керри.

He went into the front room, his bedroom, the parlour, lighting the gas as he went.

Он переходил из комнаты в комнату, зажигая свет.

From the chiffonier had gone the knick-knacks of silver and plate.

С шифоньерки исчезли все безделушки.

From the table-top, the lace coverings.

Со столов были сняты кружевные салфетки.

He opened the wardrobe — no clothes of hers.

Он открыл платяной шкаф — там ничего не оставалось из вещей Керри.

He opened the drawers — nothing of hers.

Он выдвинул ящики комода — белья Керри там не было.

Her trunk was gone from its accustomed place.

Исчез и ее сундук.

Back in his own room hung his old clothes, just as he had left them.

Его собственная одежда висела там же, где всегда.

Nothing else was gone.

Все остальное тоже было на месте.

He stepped into the parlour and stood for a few moments looking vacantly at the floor.

Г ерствуд вернулся в гостиную и долго стоял, глядя в пол.

The silence grew oppressive.

Тишина давила его.

The little flat seemed wonderfully deserted.

Маленькая квартирка стала вдруг до ужаса пустынной.

He wholly forgot that he was hungry, that it was only dinner-time.

Он совсем забыл, что ему хотелось есть, что сейчас время обеда.

It seemed later in the night.

Казалось, уже наступила поздняя ночь.

Suddenly, he found that the money was still in his hands.

Внезапно Г ерствуд вспомнил, что все еще держит в руке деньги.

There were twenty dollars in all, as she had said.

Двадцать долларов, как писала Керри.

Now he walked back, leaving the lights ablaze, and feeling as if the flat were empty.

Он вышел из комнаты, не погасив света, с каждым шагом все острее ощущая пустоту квартиры.

"I'll get out of this," he said to himself.

— Надо выехать отсюда! — вполголоса произнес он.

Then the sheer loneliness of his situation rushed upon him in full.

И вдруг сознание полного одиночества обрушилось на него.

"Left me!" he muttered, and repeated, "left me!"

— Бросила меня! — пробормотал он. И опять повторил: — Бросила!

The place that had been so comfortable, where he had spent so many days of warmth, was now a memory.

Уютная квартира, где он провел в тепле столько дней, стала теперь воспоминанием.

Something colder and chillier confronted him.

Его обступило что-то жестокое и холодное.

He sank down in his chair, resting his chin in his hand — mere sensation, without thought, holding him.

Он тяжело опустился в качалку, подпер рукой подбородок и так сидел без всяких мыслей, отдавшись одним только ощущениям.

Then something like a bereaved affection and self-pity swept over him.

Потом его захлестнула волна жалости к себе и боль утраченной любви.

"She needn't have gone away," he said.

— Не нужно ей было уходить! — произнес он.

"I'd have got something."

— Я еще нашел бы какую-нибудь работу.

He sat a long while without rocking, and added quite clearly, out loud:

Он долго сидел неподвижно и наконец заметил вслух, словно обращаясь к кому-то:

"I tried, didn't I?"

— Разве я не пытался?

At midnight he was still rocking, staring at the floor.

Наступила полночь, а Герствуд все еще сидел в качалке, раскачиваясь и уставясь в пол.

Chapter XLIII

The World Turns Flatterer — An Eye in the Dark