Сестра Керри - английский и русский параллельные тексты

Зима в роли советчика. Посол фортуны

In the light of the world's attitude toward woman and her duties, the nature of Carrie's mental state deserves consideration.

В свете принятого в обществе отношения к женщине и ее обязанностям душевное состояние Керри заслуживает некоторого пояснения.

Actions such as hers are measured by an arbitrary scale.

Чаши весов, на которых измеряются поступки, подобные тому, что совершила она, колеблются чрезвычайно прихотливо.

Society possesses a conventional standard whereby it judges all things.

Общество имеет установленное мерило для всех поступков.

All men should be good, all women virtuous.

Все мужчины должны быть честны, все женщины — добродетельны.

Wherefore, villain, hast thou failed?

А потому, о преступница, как смела ты перешагнуть за пределы дозволенного?

For all the liberal analysis of Spencer and our modern naturalistic philosophers, we have but an infantile perception of morals.

При всей широте взглядов Спенсера и наших современных философов-натуралистов мы все же находимся на уровне чисто детского восприятия морали.

There is more in the subject than mere conformity to a law of evolution.

Это значит несколько больше, чем простое подчинение законам, действующим только на земле.

It is yet deeper than conformity to things of earth alone.

Все это гораздо сложнее, чем нам представляется, — по крайней мере, сейчас.

It is more involved than we, as yet, perceive.

Ответьте, например, почему трепещет сердце?

Answer, first, why the heart thrills; explain wherefore some plaintive note goes wandering about the world, undying; make clear the rose's subtle alchemy evolving its ruddy lamp in light and rain.

Объясните, почему какой-нибудь жалобный напев бродит по всему миру, никогда не умирая? Откройте ту таинственную силу, под воздействием которой распускается навстречу солнцу и дождю алый факел розы?

In the essence of these facts lie the first principles of morals.

В сокровенной сути этих явлений и таятся первоосновы морали.

"Oh," thought Drouet, "how delicious is my conquest."

"О, как сладостна моя победа!" — размышлял Друэ.

"Ah," thought Carrie, with mournful misgivings, "what is it I have lost?"

"Что же я, собственно, потеряла?" — размышляла Керри, терзаемая мрачными предчувствиями.

Before this world-old proposition we stand, serious, interested, confused; endeavouring to evolve the true theory of morals — the true answer to what is right.

И вот мы, серьезные, пытливые и недоумевающие, стоим перед древней, как мир, проблемой, стараясь установить истинные принципы нравственности, найти точный ответ на вопрос, что есть добро.

In the view of a certain stratum of society, Carrie was comfortably established — in the eyes of the starveling, beaten by every wind and gusty sheet of rain, she was safe in a halcyon harbour.

С точки зрения некоторых слоев общества, Керри теперь была устроена недурно. С точки зрения тех, кто умирал с голоду, кто страдал от порывов холодного ветра, кто мок под дождем, Керри укрылась в тихую гавань.

Drouet had taken three rooms, furnished, in Ogden Place, facing Union Park, on the West Side.

Друэ снял для нее квартиру из трех меблированных комнат на Огден-сквер, на Западной стороне, как раз напротив Юнион-парка.

That was a little, green-carpeted breathing spot, than which, today, there is nothing more beautiful in Chicago.

И тогда уже эта площадь, красивее которой не сыскать сейчас в Чикаго, представляла собою сплошной зеленый газон, здесь дышалось легче, чем в густо застроенных кварталах.

It afforded a vista pleasant to contemplate. The best room looked out upon the lawn of the park, now sear and brown, where a little lake lay sheltered.

Из окон открывался чудесный вид, гостиная выходила прямо на просторную лужайку парка, сейчас уже побуревшую, где отливал серебром маленький пруд.

Over the bare limbs of the trees, which now swayed in the wintry wind, rose the steeple of the Union Park Congregational Church, and far off the towers of several others.

Над оголенными ветвями деревьев, покачивавшихся под напором зимнего ветра, высился шпиль церкви конгрегационалистов, вдали виднелись колокольни других церквей.

The rooms were comfortably enough furnished.

Комнаты были хорошо обставлены.

There was a good Brussels carpet on the floor, rich in dull red and lemon shades, and representing large jardinieres filled with gorgeous, impossible flowers.

На полу в гостиной лежал ковер богатых темно-красных и лимонных тонов: на нем были изображены жардиньерки с пышными, небывалых размеров цветами.

There was a large pier-glass mirror between the two windows.

Между двумя окнами сверкало трюмо.

A large, soft, green, plush-covered couch occupied one corner, and several rocking-chairs were set about.

В одном углу стоял мягкий широкий плюшевый диван, вокруг — несколько качалок.

Some pictures, several rugs, a few small pieces of bric-a-brac, and the tale of contents is told.

Две-три картины, маленькие коврики и кое-какие безделушки дополняли убранство этой комнаты.

In the bedroom, off the front room, was Carrie's trunk, bought by Drouet, and in the wardrobe built into the wall quite an array of clothing — more than she had ever possessed before, and of very becoming designs.

В спальне стоял сундук Керри, подаренный ей Друэ, а в платяном шкафу, вделанном в стену, рядами висели платья, и все они ей шли. Керри никогда в жизни не имела столько платьев.

There was a third room for possible use as a kitchen, where Drouet had Carrie establish a little portable gas stove for the preparation of small lunches, oysters, Welsh rarebits, and the like, of which he was exceedingly fond; and, lastly, a bath.

Третьей комнатой можно было пользоваться как кухней; там Друэ посоветовал Керри поставить маленькую переносную газовую плиту, чтобы готовить завтраки и легкую закуску — гренки с сыром, устрицы и прочие любимые его блюда. И, наконец, в квартире была ванная.

The whole place was cosey, in that it was lighted by gas and heated by furnace registers, possessing also a small grate, set with an asbestos back, a method of cheerful warming which was then first coming into use.

Все комнаты были приветливые, освещались газом, и, помимо центрального отопления, там еще был маленький камин, вносивший много уюта.

By her industry and natural love of order, which now developed, the place maintained an air pleasing in the extreme.

Благодаря старательности Керри и ее врожденной любви к порядку квартирка имела чрезвычайно привлекательный вид.

Here, then, was Carrie, established in a pleasant fashion, free of certain difficulties which most ominously confronted her, laden with many new ones which were of a mental order, and altogether so turned about in all of her earthly relationships that she might well have been a new and different individual.

Керри жила здесь, не зная затруднений, которые раньше вставали перед ней на каждом шагу, но зато обремененная новыми нравственными проблемами. Ее взаимоотношения с окружающим миром так изменились, что она сама стала как бы иным человеком.

She looked into her glass and saw a prettier Carrie than she had seen before; she looked into her mind, a mirror prepared of her own and the world's opinions, and saw a worse.

Она заглядывала в зеркало и видела там другую Керри, которая была красивее прежней. Она заглядывала себе в душу (зеркало, составленное из представлений своих и чужих) и видела там Керри, которая была хуже прежней.

Between these two images she wavered, hesitating which to believe.

А настоящая Керри колебалась между этими двумя образами, не зная, который из них считать верным.

"My, but you're a little beauty," Drouet was wont to exclaim to her.

— Какая ты красавица! — неоднократно восклицалДруэ-

She would look at him with large, pleased eyes.

Керри глядела на него большими сияющими глазами.

"You know it, don't you?" he would continue.

— Ты это, наверное, и сама знаешь, — продолжал он.

"Oh, I don't know," she would reply, feeling delight in the fact that one should think so, hesitating to believe, though she really did, that she was vain enough to think so much of herself.

— О, ничего я не знаю! — обычно отвечала Керри. Она радовалась, что он такого мнения о ней, и, не решаясь верить, все же верила и упивалась его лестью.

Her conscience, however, was not a Drouet, interested to praise.

Но Друэ, который был заинтересован в том, чтобы льстить ей, не мог быть ее совестью.

There she heard a different voice, with which she argued, pleaded, excused.

В душе своей Керри слышала совсем другой голос. С ним она спорила, перед ним она оправдывалась, его она пыталась задобрить.

It was no just and sapient counsellor, in its last analysis.

Ее совесть в конечном итоге не была непогрешимым и мудрым советчиком.

It was only an average little conscience, a thing which represented the world, her past environment, habit, convention, in a confused way.

Это была маленькая заурядная совесть, олицетворявшая ее мирок, ее прежнюю среду, обычаи и условности.

With it, the voice of the people was truly the voice of God.

Для такой совести глас народа поистине был гласом божьим.

"Oh, thou failure!" said the voice.

"Эх ты, пропащая!" — шептал ей этот голос.

"Why?" she questioned.

"Почему?" — спрашивала Керри.

"Look at those about," came the whispered answer.

"Посмотри на людей, — шептал голос в ответ.

"Look at those who are good.

— Посмотри на честных людей.

How would they scorn to do what you have done.

С каким бы презрением они отвернулись, если бы им предложили сделать то, что сделала ты.

Look at the good girls; how will they draw away from such as you when they know you have been weak.

Посмотри на честных девушек. Все они отвернулись бы от тебя, узнав, какой ты оказалась слабой.

You had not tried before you failed."

Ты даже не пыталась сопротивляться и сразу пала".

It was when Carrie was alone, looking out across the park, that she would be listening to this.

Керри слышала этот голос в те часы, когда она оставалась дома одна и, сидя у окна, глядела в парк.

It would come infrequently — when something else did not interfere, when the pleasant side was not too apparent, when Drouet was not there.

Он напоминал о себе не так уж часто, разве что в тех случаях, когда возле Керри не было Друз, когда не так открыто бросалась в глаза приятная сторона ее жизни.

It was somewhat clear in utterance at first, but never wholly convincing.

Вначале голос звучал довольно резко, хотя и не совсем убедительно.

There was always an answer, always the December days threatened. She was alone; she was desireful; she was fearful of the whistling wind.

У Керри всегда был наготове ответ: надвигалась зима, и так страшили завывания ветра, а она была так одинока, к тому же ей так хотелось увидеть настоящую жизнь.

The voice of want made answer for her.

Ее судьбой распорядилась нужда, а не сама она…

Once the bright days of summer pass by, a city takes on that sombre garb of grey, wrapt in which it goes about its labours during the long winter.

Едва минуют ясные летние дни, город закутывается в темный серый плащ, который не сбрасывает всю зиму.

Its endless buildings look grey, its sky and its streets assume a sombre hue; the scattered, leafless trees and wind-blown dust and paper but add to the general solemnity of colour.

Серыми кажутся бесконечные ряды зданий, небо и улицы принимают свинцовый оттенок, а оголенные деревья, пыль, вздымаемая ветром, обрывки бумаги, летающие в воздухе, лишь усугубляют неприглядность и мрачность картины.

There seems to be something in the chill breezes which scurry through the long, narrow thoroughfares productive of rueful thoughts. Not poets alone, nor artists, nor that superior order of mind which arrogates to itself all refinement, feel this, but dogs and all men.

Порывы холодного ветра, проносящегося по длинным узким мостовым, наводят тяжкое уныние, которое ощущают не только поэты или художники, не только люди с высоким складом ума, претендующие на особую душевную утонченность, но даже и подлецы, и вообще все люди.

These feel as much as the poet, though they have not the same power of expression.

Да, обыкновенные люди чувствуют это уныние не меньше поэтов, хотя не обладают их даром выражать свои чувства.

The sparrow upon the wire, the cat in the doorway, the dray horse tugging his weary load, feel the long, keen breaths of winter.

И воробышек, сидящий на телеграфном столбе, и кошка, спрятавшаяся в подъезде, и ломовая лошадь, с трудом влачащая поклажу, — все знают, каково лютое дыхание зимы.

It strikes to the heart of all life, animate and inanimate.

Зима наносит удар в сердце всему живому, с ее приходом наступают тяжелые дни и для зверей, и для растений.

If it were not for the artificial fires of merriment, the rush of profit-seeking trade, and pleasure-selling amusements; if the various merchants failed to make the customary display within and without their establishments; if our streets were not strung with signs of gorgeous hues and thronged with hurrying purchasers, we would quickly discover how firmly the chill hand of winter lays upon the heart; how dispiriting are the days during which the sun withholds a portion of our allowance of light and warmth.

Если бы не искусственные огни веселья, если бы не суета, создаваемая жаждой развлечений, и не бешеная погоня торговцев за барышами, если бы не роскошные витрины, которыми владельцы украшают свои магазины и внутри и снаружи, если бы не яркие, разноцветные рекламы, которыми изобилуют наши улицы, если бы не толпы снующих туда-сюда пешеходов, — мы, люди, быстро почувствовали бы, как тяжко ледяная рука зимы ложится нам на сердце и как гнетущи те долгие дни, когда солнце не дает нам достаточно света и тепла.