Сестра Керри - английский и русский параллельные тексты

She could feel that her request disturbed him.

Та и сама чувствовала, что напоминание о деньгах расстроило его.

To pay her would soon become a distressing thing.

Вскоре каждый расход будет равносилен катастрофе.

"Yet, what have I got to do with it?" she thought.

"Но чем же я виновата? — со своей стороны, спрашивала она себя.

"Oh, why should I be made to worry?"

— Почему я должна так мучиться?"

Hurstwood went out and made for Broadway.

Герствуд вышел и снова направился к Бродвею.

He wanted to think up some place.

Нужно было придумать, куда идти.

Before long, though, he reached the Grand Hotel at Thirty-first Street.

Но вскоре он очутился у "Грэнд-отеля" на Тридцать первой улице.

He knew of its comfortable lobby.

В этом отеле был чрезвычайно уютный вестибюль.

He was cold after his twenty blocks' walk.

Герствуд продрог, так как прошел пешком около двадцати кварталов.

"I'll go in their barber shop and get a shave," he thought.

"Надо зайти в парикмахерскую", — решил он.

Thus he justified himself in sitting down in here after his tonsorial treatment.

Таким образом, он нашел повод посидеть здесь после бритья.

Again, time hanging heavily on his hands, he went home early, and this continued for several days, each day the need to hunt paining him, and each day disgust, depression, shamefacedness driving him into lobby idleness.

Опять время потянулось бесконечно медленно, и Герствуд рано вернулся домой. Так продолжалось несколько дней. Каждый раз его терзала мысль о необходимости искать работу, и каждый раз отвращение к этим поискам, уныние и стыд гнали его в отель, где он часами просиживал без дела.

At last three days came in which a storm prevailed, and he did not go out at all.

А потом три дня подряд свирепствовала снежная буря, и Герствуд вовсе не выходил из дому.

The snow began to fall late one afternoon. It was a regular flurry of large, soft, white flakes.

Началось с того, что однажды под вечер повалил большими рыхлыми хлопьями снег.

In the morning it was still coming down with a high wind, and the papers announced a blizzard.

Утром он все еще падал, но подул сильный ветер, и газеты предупреждали о надвигающемся буране.

From out the front windows one could see a deep, soft bedding.

Сидя в столовой у окна, Герствуд смотрел на устилавший улицу мягкий белый покров.

"I guess I'll not try to go out today," he said to Carrie at breakfast.

— Я, пожалуй, сегодня не пойду в город, — сказал он за завтраком Керри.

"It's going to be awful bad, so the papers say."

— В газетах пишут, что будет метель.

"The man hasn't brought my coal, either," said Carrie, who ordered by the bushel.

— Мне сегодня опять не привезли угля, — сказала Керри, заказывавшая топливо мешками.

"I'll go over and see about it," said Hurstwood. This was the first time he had ever suggested doing an errand, but, somehow, the wish to sit about the house prompted it as a sort of compensation for the privilege.

— Я пойду и узнаю, в чем дело, — вызвался Герствуд, впервые предлагая ей свою помощь. Его услужливость объяснялась тем, что он хотел как-то оправдать свое желание остаться дома.

All day and all night it snowed, and the city began to suffer from a general blockade of traffic.

Снег падал целые сутки, и город начал страдать от того, что почти весь транспорт вышел из строя.

Great attention was given to the details of the storm by the newspapers, which played up the distress of the poor in large type.

Газеты в ярких красках описывали безвыходное положение нью-йоркской бедноты.

Hurstwood sat and read by his radiator in the corner.

А Герствуд сидел возле теплой батареи в углу и читал.

He did not try to think about his need of work.

Он старался даже не думать о поисках работы.

This storm being so terrific, and tying up all things, robbed him of the need.

Ужасная метель, остановившая все дела, избавляла его от этой необходимости.

He made himself wholly comfortable and toasted his feet.

Уютно сидя в качалке, Герствуд грел ноги и читал.

Carrie observed his ease with some misgiving.

Его благодушие вызывало у Керри тревогу.

For all the fury of the storm she doubted his comfort.

Как бы ни был силен буран, она все же далеко не была уверена, что Г ерствуд правильно поступает, нежась в полном безделье.

He took his situation too philosophically.

Слишком философски он относится к своему положению!

Hurstwood, however, read on and on. He did not pay much attention to Carrie. She fulfilled her household duties and said little to disturb him.

А Герствуд все читал и читал, почти не обращая внимания на Керри, которая хлопотала по дому и почти не разговаривала, чтобы не беспокоить его.

The next day it was still snowing, and the next, bitter cold.

На следующий день все еще валил снег, на третий день тоже, и притом сильно похолодало.

Hurstwood took the alarm of the paper and sat still.

Считаясь с предупреждениями газет, Г ерствуд сидел дома.

Now he volunteered to do a few other little things.

Однако он вызывался теперь кой-чем помочь Керри.

One was to go to the butcher, another to the grocery.

Раз он пошел вместо нее в мясную лавку, в другой раз — в зеленную.

He really thought nothing of these little services in connection with their true significance.

Эти маленькие услуги нисколько не тяготили его.

He felt as if he were not wholly useless — indeed, in such a stress of weather, quite worth while about the house.

Они создавали у него ощущение, что он не совсем бесполезен; напротив, шутка ли — ходить по лавкам в такую погоду!

On the fourth day, however, it cleared, and he read that the storm was over.

На четвертый день прояснилось, и газеты сообщили, что буран миновал.

Now, however, he idled, thinking how sloppy the streets would be.

И все же Г ерствуд по-прежнему сидел дома, оправдываясь тем, что улицы непроходимо грязны.

It was noon before he finally abandoned his papers and got under way.

Лишь в полдень он наконец расстался с газетами и двинулся в путь.

Owing to the slightly warmer temperature the streets were bad.

Слегка потеплело, и снег на тротуарах развезло.

He went across Fourteenth Street on the car and got a transfer south on Broadway.

Г ерствуд направился к Четырнадцатой улице, сел в трамвай и взял пересадочный билет на Бродвей.

One little advertisement he had, relating to a saloon down in Pearl Street.

Он нашел в газете объявление об одном питейном заведении на Перл-стрит.

When he reached the Broadway Central, however, he changed his mind.

Однако, подъезжая к отелю "Бродвей-Сентрал", Герствуд вдруг передумал.

"What's the use?" he thought, looking out upon the slop and snow.

"Какой смысл ехать туда, — рассуждал он, глядя на снег и слякоть.

"I couldn't buy into it.

— В долю я все равно не могу вступить.

It's a thousand to one nothing comes of it.

Тысяча шансов против одного, что все это будет напрасно.

I guess I'll get off," and off he got.

Выйду, пожалуй". И вышел.

In the lobby he took a seat and waited again, wondering what he could do.

В вестибюле отеля он сел в кресло и опять задумался над тем, что бы предпринять.

While he was idly pondering, satisfied to be inside, a well-dressed man passed up the lobby, stopped, looked sharply, as if not sure of his memory, and then approached.

В то время, как Герствуд сидел, углубившись в свои мысли, довольный тем, что находится в тепле, в вестибюле показался хорошо одетый джентльмен, остановился, пристально посмотрел на Г ерствуда, точно желая проверить свою память, и подошел ближе.

Hurstwood recognised Cargill, the owner of the large stables in Chicago of the same name, whom he had last seen at Avery Hall, the night Carrie appeared there.

Г ерствуд сразу узнал Карджила, владельца больших скаковых конюшен в Чикаго. В последний раз он видел этого человека в день выступления Керри в любительском спектакле.

The remembrance of how this individual brought up his wife to shake hands on that occasion was also on the instant clear.

Он вспомнил, как этот самый Карджил вместе с женой подошел поздороваться с ним.

Hurstwood was greatly abashed.

Герствуд был чрезвычайно смущен.

His eyes expressed the difficulty he felt.

По выражению его глаз чувствовалось, что он переживает тяжелые минуты.

"Why, it's Hurstwood!" said Cargill, remembering now, and sorry that he had not recognised him quickly enough in the beginning to have avoided this meeting.

— Да ведь это Герствуд! — воскликнул Карджил. Он узнал своего бывшего приятеля, но искренне пожалел, что не узнал его раньше, ибо тогда мог бы избежать неприятной встречи.

"Yes," said Hurstwood.

— Да, это я, — сказал Герствуд.

"How are you?"

— Как поживаете?

"Very well," said Cargill, troubled for something to talk about.

— Очень хорошо, — ответил Карджил, стараясь придумать, о чем бы заговорить.

"Stopping here?"

— Вы остановились в этом отеле?

"No," said Hurstwood, "just keeping an appointment."

— Нет, я только назначил здесь свидание одному человеку.

"I knew you had left Chicago.

— Я слышал, что вы покинули Чикаго.

I was wondering what had become of you."

Я все удивлялся, куда это вы пропали.

"Oh, I'm here now," answered Hurstwood, anxious to get away.

— О, я уже давно живу здесь, — ответил Г ерствуд, думая лишь о том, как бы поскорее отделаться от своего собеседника.

"Doing well, I suppose?"

— Дела идут хорошо, надеюсь?

"Excellent."

— Прекрасно.

"Glad to hear it."

— Очень рад слышать, — сказал Карджил.

They looked at one another, rather embarrassed.

Несколько секунд они смущенно разглядывали друг друга.

"Well, I have an engagement with a friend upstairs. I'll leave you.

— Ну, я пойду наверх. Меня там ждут, — сказал наконец Карджил.

So long."

— Будьте здоровы!

Hurstwood nodded his head.

Герствуд кивнул на прощание.

"Damn it all," he murmured, turning toward the door.

— Проклятие! — пробормотал он, направляясь к двери.

"I knew that would happen."

— Я так и знал, что это случится!

He walked several blocks up the street.

Г ерствуд прошел несколько кварталов и посмотрел на часы.

His watch only registered 1.30.

Было только еще половина второго.

He tried to think of some place to go or something to do.

Он старался придумать, куда бы пойти, где бы еще поискать работы.

The day was so bad he wanted only to be inside.

Погода была скверная, и Г ерствуду хотелось поскорее очутиться дома.

Finally his feet began to feel wet and cold, and he boarded a car. This took him to Fifty-ninth Street, which was as good as anywhere else.

Наконец, почувствовав, что ноги у него озябли и промокли, он сел в трамвай, который доставил его на Пятьдесят девятую улицу. Куда ехать, ему было безразлично.

Landed here, he turned to walk back along Seventh Avenue, but the slush was too much.

Выйдя из вагона, он направился в обратную сторону по Седьмой авеню.

The misery of lounging about with nowhere to go became intolerable.

Но слякоть была совершенно невозможная, и бродить без всякой цели стало невыносимо.

He felt as if he were catching cold.

Герствуду казалось, что он простудился.

Stopping at a corner, he waited for a car south bound.

Подойдя к углу, он стал дожидаться трамвая, направлявшегося на Южную сторону.

This was no day to be out; he would go home.

Нет, в такой день нельзя ходить по улицам. Он поедет домой.

Carrie was surprised to see him at a quarter of three.

Керри была изумлена, увидя его уже в четверть третьего дома.

"It's a miserable day out," was all he said.

— Погода мерзкая, — только и сказал он.

Then he took off his coat and changed his shoes.

Потом он снял пиджак и переобулся.

That night he felt a cold coming on and took quinine.

Ночью у Герствуда начался сильный озноб, и он принял хинин.

He was feverish until morning, and sat about the next day while Carrie waited on him.

Его лихорадило до утра, и он, естественно, сидел весь день дома, а Керри ухаживала за ним.

He was a helpless creature in sickness, not very handsome in a dull-coloured bath gown and his hair uncombed.

Во время болезни он становился беспомощным; к тому же вид у него на сей раз был весьма неприглядный: он лежал нечесаный, в каком-то бесцветном халате.

He looked haggard about the eyes and quite old.

Тусклые глаза глядели мрачно, и он казался теперь почти стариком.

Carrie noticed this, and it did not appeal to her.

Керри все видела, и, конечно, это не могло ей нравиться.

She wanted to be good-natured and sympathetic, but something about the man held her aloof.

Ей хотелось проявить доброту и сочувствие, но что-то в нем удерживало ее на расстоянии.

Toward evening he looked so badly in the weak light that she suggested he go to bed.

К вечеру у Г ерствуда был такой ужасный вид, что Керри сама предложила ему лечь в постель.

"You'd better sleep alone," she said, "you'll feel better.

— Ложись-ка ты сегодня один, — посоветовала она. — Ты будешь лучше себя чувствовать.

I'll open your bed for you now."

Я сейчас постелю тебе.

"All right," he said.

— Хорошо, — согласился Герствуд.

As she did all these things, she was in a most despondent state. "What a life! What a life!" was her one thought.

А Керри возилась с постелью и в отчаянии спрашивала себя: "Что же будет? Что это за жизнь?"

Once during the day, when he sat near the radiator, hunched up and reading, she passed through, and seeing him, wrinkled her brows.

Еще днем, когда Герствуд сидел, сгорбившись, у батареи и читал газеты, Керри прошла мимо и, взглянув на него, нахмурилась.