Сестра Керри - английский и русский параллельные тексты

Он немного нервничал, ибо настал решительный час, но слабость и голод приглушали его нравственные муки.

At last he saw that the actors were beginning to arrive, and his nervous tension increased, until it seemed as if he could not stand much more.

Наконец он увидел, что артисты постепенно начинают съезжаться, и его нервное напряжение возросло до крайности.

Once he thought he saw Carrie coming and moved forward, only to see that he was mistaken.

Вдруг ему показалось, что приехала Керри. Г ерствуд бросился вперед, но убедился, что ошибся.

"She can't be long, now," he said to himself, half fearing to encounter her and equally depressed at the thought that she might have gone in by another way. His stomach was so empty that it ached.

"Ну, теперь уже недолго ждать", — подумал он. Герствуд со страхом ожидал встречи с Керри и в то же время боялся, как бы она не вошла в театр с какого-нибудь другого входа, — его желудок не переставал напоминать о себе тупой болью.

Individual after individual passed him, nearly all well dressed, almost all indifferent.

Один за другим проходили перед ним сотни пешеходов, почти все хорошо одетые, почти все равнодушные.

He saw coaches rolling by, gentlemen passing with ladies — the evening's merriment was beginning in this region of theatres and hotels.

Мимо проезжали экипажи, в которых сидели дамы со своими спутниками. Приближался час вечерних увеселений.

Suddenly a coach rolled up and the driver jumped down to open the door.

Вдруг к театру подкатил экипаж, и не успел Г ерствуд что-либо предпринять, как кучер соскочил с козел и распахнул дверцу.

Before Hurstwood could act, two ladies flounced across the broad walk and disappeared in the stage door.

Две дамы выпорхнули оттуда и тотчас же скрылись в здании театра.

He thought he saw Carrie, but it was so unexpected, so elegant and far away, he could hardly tell.

Г ерствуду показалось, что он видел Керри, но все произошло так неожиданно и красивое видение исчезло так быстро, что он не был вполне уверен.

He waited a while longer, growing feverish with want, and then seeing that the stage door no longer opened, and that a merry audience was arriving, he concluded it must have been Carrie and turned away.

Он подождал еще некоторое время, но так как ко входу для артистов больше никто не подъезжал, да и публика, видимо, вся уже собралась, он понял, что то была Керри и больше ждать уже нет смысла.

"Lord," he said, hastening out of the street into which the more fortunate were pouring,

"Боже, — пробормотал он, поспешно сворачивая с улицы, кишевшей более счастливыми людьми.

"I've got to get something."

— Ведь должен же я раздобыть чего-нибудь поесть!"

At that hour, when Broadway is wont to assume its most interesting aspect, a peculiar individual invariably took his stand at the corner of Twenty-sixth Street and Broadway — a spot which is also intersected by Fifth Avenue.

В тот час, когда Бродвей имеет особенно заманчивый вид, необычная фигура каждый вечер неизменно появлялась на перекрестке Двадцать шестой улицы и Бродвея, где проходит также и Пятая авеню.

This was the hour when the theatres were just beginning to receive their patrons. Fire signs announcing the night's amusements blazed on every hand.

В это время публика обычно начинает стекаться в театры и на каждом шагу яркими огнями загораются электрические рекламы и афиши.

Cabs and carriages, their lamps gleaming like yellow eyes, pattered by.

Кэбы и кареты, сверкая желтыми глазами фонарей, катятся мимо.

Couples and parties of three and four freely mingled in the common crowd, which poured by in a thick stream, laughing and jesting.

Парами и группами люди вливаются в густую толпу, которая движется сплошным потоком среди смеха и шуток.

On Fifth Avenue were loungers — a few wealthy strollers, a gentleman in evening dress with his lady on his arm, some club-men passing from one smoking-room to another.

По Пятой авеню медленно шагают хорошо одетые джентльмены — какой-нибудь щеголь во фраке, под руку со своей дамой, клубмены, переходящие из одного клуба в другой.

Across the way the great hotels showed a hundred gleaming windows, their cafes and billiard-rooms filled with a comfortable, well-dressed, and pleasure-loving throng.

На противоположной стороне улицы — манящие огни ярко освещенных шикарных отелей; их кафе и бильярдные набиты довольными, нарядными, падкими до развлечений посетителями.

All about was the night, pulsating with the thoughts of pleasure and exhilaration — the curious enthusiasm of a great city bent upon finding joy in a thousand different ways.

Кругом ключом бьет ночная жизнь большого города, ищущего веселья на тысячу ладов.

This unique individual was no less than an ex-soldier turned religionist, who, having suffered the whips and privations of our peculiar social system, had concluded that his duty to the God which he conceived lay in aiding his fellow-man.

Странный человек, о котором идет речь, — военный в отставке, который немало пострадал от недостатков современного социального строя, стал религиозен и поставил себе задачей помогать другим страждущим.

The form of aid which he chose to administer was entirely original with himself. It consisted of securing a bed for all such homeless wayfarers as should apply to him at this particular spot, though he had scarcely the wherewithal to provide a comfortable habitation for himself.

Эта помощь выражалась в весьма оригинальной форме: он считал своим долгом дать ночлег каждому бездомному, который обращался к нему, хотя его личных средств едва хватало на самое скромное существование.

Taking his place amid this lightsome atmosphere, he would stand, his stocky figure cloaked in a great cape overcoat, his head protected by a broad slouch hat, awaiting the applicants who had in various ways learned the nature of his charity.

Вот он занял место на углу, среди жизнерадостной толпы, высокий и худой, в плаще с капюшоном, в широкополой шляпе, и стал дожидаться своих будущих подопечных, которые уже знали о его деятельности.

For a while he would stand alone, gazing like any idler upon an ever-fascinating scene.

Некоторое время он стоял один, равнодушно взирая на ежеминутно меняющуюся вокруг картину.

On the evening in question, a policeman passing saluted him as "captain," in a friendly way.

Полисмен, проходя мимо, поздоровался с ним, величая его "капитаном".

An urchin who had frequently seen him before, stopped to gaze.

Мальчишка, часто видевший этого человека на одном и том же месте, остановился поглазеть на него.

All others took him for nothing out of the ordinary, save in the matter of dress, and conceived of him as a stranger whistling and idling for his own amusement.

Большинство прохожих не находили в нем ничего странного, кроме костюма, и принимали его за приезжего, который слоняется без дела, насвистывая удовольствия ради.

As the first half-hour waned, certain characters appeared.

Прошло полчаса, и отовсюду начали появляться какие-то таинственные фигуры.

Here and there in the passing crowds one might see, now and then, a loiterer edging interestedly near.

Там и сям в движущейся толпе можно было заметить бредущих без цели людей, которые с интересом проталкивались поближе.

A slouchy figure crossed the opposite corner and glanced furtively in his direction.

Какой-то оборванец перешел через улицу и как бы невзначай покосился на человека в плаще.

Another came down Fifth Avenue to the corner of Twenty-sixth Street, took a general survey, and hobbled off again.

Другой прошел по Пятой авеню до угла Двадцать шестой улицы, огляделся и опять заковылял прочь.

Two or three noticeable Bowery types edged along the Fifth Avenue side of Madison Square, but did not venture over.

Два или три явных обитателя Бауэри показались на Пятой авеню со стороны Медисон-сквер, не отваживаясь идти дальше.

The soldier, in his cape overcoat, walked a short line of ten feet at his corner, to and fro, indifferently whistling.

А военный в плаще с капюшоном все шагал, насвистывая, взад и вперед и точно ничего не замечал.

As nine o'clock approached, some of the hubbub of the earlier hour passed.

Часам к девяти шум вечернего города начал стихать.

The atmosphere of the hotels was not so youthful.

Отели уже не искрились весельем.

The air, too, was colder.

Да и воздух стал холоднее.

On every hand curious figures were moving — watchers and peepers, without an imaginary circle, which they seemed afraid to enter — a dozen in all.

Со всех сторон начали сползаться странные тени. Они прислушивались и приглядывались, видимо, не решаясь переступить черту некоего воображаемого круга. Было их около десятка.

Presently, with the arrival of a keener sense of cold, one figure came forward.

Но вот, вероятно, острее ощутив холод, кто-то выступил вперед.

It crossed Broadway from out the shadow of Twenty-sixth Street, and, in a halting, circuitous way, arrived close to the waiting figure.

Вынырнув из сумрака Двадцать шестой улицы, он пересек Бродвей и, то и дело останавливаясь, обходным путем приблизился к человеку в плаще.

There was something shamefaced or diffident about the movement, as if the intention were to conceal any idea of stopping until the very last moment.

В его движениях было что-то не то стыдливое, не то боязливое. Он до последнего мгновения делал вид, что у него и в мыслях нет останавливаться.

Then suddenly, close to the soldier, came the halt.

И вдруг, подойдя к отставному военному, человек замер на месте.

The captain looked in recognition, but there was no especial greeting.

Капитан взглядом дал понять, что видит его, — в этом и заключалось все его приветствие.

The newcomer nodded slightly and murmured something like one who waits for gifts.

Новоприбывший слегка кивнул и пробормотал что-то, походившее на просьбу.

The other simply motioned to-ward the edge of the walk.

Капитан просто указал ему на край тротуара.

"Stand over there," he said.

— Становись сюда, — сказал он.

By this the spell was broken.

Теперь чары были разрушены.

Even while the soldier resumed his short, solemn walk, other figures shuffled forward.

Не успел капитан возобновить свою короткую безмолвную прогулку, как другие фигуры, шаркая по мостовой ногами, вышли вперед.

They did not so much as greet the leader, but joined the one, sniffling and hitching and scraping their feet.

Они и вовсе не приветствовали своего предводителя, а прямо присоединились к первому пришельцу, сопя, спотыкаясь и переминаясь с ноги на ногу.

"Gold, ain't it?"

— Холодно, черт возьми!

"I'm glad winter's over." "Looks as though it might rain."

— Хорошо, что хоть зима кончилась.

The motley company had increased to ten.

Пестрая компания выросла до десяти человек.

One or two knew each other and conversed.

Некоторые уже знали друг друга и вступили в беседу.

Others stood off a few feet, not wishing to be in the crowd and yet not counted out.

Другие держались в стороне, не желая смешиваться с остальными и все же боясь, как бы их не обошли.

They were peevish, crusty, silent, eying nothing in particular and moving their feet.

Эти были угрюмы, замкнуты и стояли, ни на кого не глядя.

There would have been talking soon, but the soldier gave them no chance. Counting sufficient to begin, he came forward.

Начались было громкие разговоры, но капитан решил, что людей собралось уже достаточно, и, подойдя поближе, спросил:

"Beds, eh, all of you?"

— Всем нужен ночлег, а?

There was a general shuffle and murmur of approval.

В ответ шарканье усилилось и послышалось утвердительное бормотание.

"Well, line up here.

— Ну, ладно, выстраивайтесь как следует!

I'll see what I can do.

Посмотрим, что удастся сделать.

I haven't a cent myself."

У меня самого нет ни цента.

They fell into a sort of broken, ragged line.

Бездомные выстроились неровной, ломаной линией.

One might see, now, some of the chief characteristics by contrast.

Теперь при желании можно было хорошенько разглядеть каждого в отдельности.

There was a wooden leg in the line.

У одного, например, была деревянная нога.

Hats were all drooping, a group that would ill become a second-hand Hester Street basement collection.

Поля шляп у всех обвисли.

Trousers were all warped and frayed at the bottom and coats worn and faded.

Брюки были рваные, в заплатах, пиджаки изношенные и выцветшие.

In the glare of the store lights, some of the faces looked dry and chalky; others were red with blotches and puffed in the cheeks and under the eyes; one or two were rawboned and reminded one of railroad hands.

При ярком свете витрин у одних лица казались высохшими и мертвенно-бледными, у других на скулах багровели зловещие пятна. У большинства была дряблая кожа, под глазами висели мешки.

A few spectators came near, drawn by the seemingly conferring group, then more and more, and quickly there was a pushing, gaping crowd.

Несколько пешеходов, привлеченные этим зрелищем, остановились, за ними подошли другие, и вскоре собралась целая толпа любопытных.

Some one in the line began to talk.

Кто-то из бездомных заговорил.

"Silence!" exclaimed the captain.

— Тихо! — скомандовал капитан, водворяя молчание. Потом он обратился к толпе зрителей:

"Now, then, gentlemen, these men are without beds.

— Видите ли, джентльмены, у этих людей нет ночлега.

They have to have some place to sleep to-night. They can't lie out in the streets.

Вы понимаете, что спать им где-то нужно, не могут же они лежать на улице!

I need twelve cents to put one of them to bed.

Мне нужно двенадцать центов, чтобы оплатить ночлег одного из них.

Who will give it to me?"

Кто даст мне двенадцать центов?

No reply.

Молчание.

"Well, we'll have to wait here, boys, until some one does.