Сестра Керри - английский и русский параллельные тексты

— Я хочу видеть мисс Маденда, — пытался он объяснить, пока его выталкивали.

"I'm all right. I- "

— Я ничего… Я…

The man gave him a last push and closed the door.

Швейцар толкнул его в последний раз и захлопнул дверь.

As he did so, Hurstwood slipped and fell in the snow.

Герствуд поскользнулся и упал в снег.

It hurt him, and some vague sense of shame returned.

Он больно ударился, и в нем проснулось смутное ощущение стыда.

He began to cry and swear foolishly.

Он заплакал.

"God damned dog!" he said. "Damned old cur," wiping the slush from his worthless coat. "I–I hired such people as you once."

— Собака! — бессильно бранился он, стряхивая снег с продранного рукава. — Грубиян проклятый… Я… у меня когда-то такие, как ты, служили…

Now a fierce feeling against Carrie welled up — just one fierce, angry thought before the whole thing slipped out of his mind.

Внезапно в нем вспыхнула бешеная злоба против Керри — вспыхнула и тотчас погасла в хаосе сбивчивых мыслей.

"She owes me something to eat," he said.

— Она должна дать мне денег, чтобы я мог поесть! — произнес он.

"She owes it to me."

— Она обязана это сделать.

Hopelessly he turned back into Broadway again and slopped onward and away, begging, crying, losing track of his thoughts, one after another, as a mind decayed and disjointed is wont to do.

С безнадежным видом поплелся он по Бродвею, плаксиво прося по дороге милостыню и каждый раз забывая, о чем он только что думал.

It was truly a wintry evening, a few days later, when his one distinct mental decision was reached.

Несколько дней спустя, в студеный зимний вечер в ослабевшем мозгу Г ерствуда определилось твердое решение.

Already, at four o'clock, the sombre hue of night was thickening the air.

Уже с четырех часов над городом стала сгущаться мрачная мгла ночи.

A heavy snow was falling — a fine picking, whipping snow, borne forward by a swift wind in long, thin lines.

Падал густой снег — колючий, хлещущий, подгоняемый быстрым ветром.

The streets were bedded with it — six inches of cold, soft carpet, churned to a dirty brown by the crush of teams and the feet of men.

Улицы на шесть дюймов покрылись холодным, мягким ковром, который вскоре конские копыта и ноги пешеходов взбили в рыхлую бурую массу.

Along Broadway men picked their way in ulsters and umbrellas.

На Бродвее шагали люди в теплых пальто и под зонтами.

Along the Bowery, men slouched through it with collars and hats pulled over their ears.

На Бауэри люди плелись с поднятыми воротниками, в шляпах, надвинутых на уши.

In the former thoroughfare businessmen and travellers were making for comfortable hotels.

По первой из этих артерий города дельцы и приезжие спешили в уютные отели.

In the latter, crowds on cold errands shifted past dingy stores, in the deep recesses of which lights were already gleaming.

По второй — озябшие толпы двигались мимо грязных лавок, в глубине которых уже горели тусклые лампы.

There were early lights in the cable cars, whose usual clatter was reduced by the mantle about the wheels.

На трамвайных вагонах рано зажглись фонари, а обычные лязг и грохот колес ослаблялись приставшим к ним снегом.

The whole city was muffled by this fast-thickening mantle.

Весь город закутался в толстую белую мантию.

In her comfortable chambers at the Waldorf, Carrie was reading at this time "Pere Goriot," which Ames had recommended to her.

А Керри сидела в это время в своих уютных комнатах в отеле "Уолдорф" и читала "Отец Горио". Это произведение Бальзака рекомендовал ей Эмс.

It was so strong, and Ames's mere recommendation had so aroused her interest, that she caught nearly the full sympathetic significance of it.

Роман был написан так сильно и рекомендация Эмса так много значила для нее, что Керри с огромным интересом поглощала страницу за страницей.

For the first time, it was being borne in upon her how silly and worthless had been her earlier reading, as a whole.

Впервые она начала понимать, какой вздор она читала до сих пор.

Becoming wearied, however, she yawned and came to the window, looking out upon the old winding procession of carriages rolling up Fifth Avenue.

Устав от чтения, она зевнула, подошла к окну и стала наблюдать за нескончаемым потоком экипажей на Пятой авеню.

"Isn't it bad?" she observed to Lola.

— Какая скверная погода! — обратилась она к Лоле.

"Terrible!" said that little lady, joining her.

— Ужасная! — ответила маленькая Лола.

"I hope it snows enough to go sleigh riding."

— Надеюсь, что снегу навалит достаточно, тогда можно будет хоть на санях покататься.

"Oh, dear," said Carrie, with whom the sufferings of Father Goriot were still keen.

— Ох, Лола! — воскликнула Керри, в памяти которой еще свежи были страдания отца Горио.

"That's all you think of.

— Ты только о пустяках и думаешь!

Aren't you sorry for the people who haven't anything to-night?"

А тебе не жалко тех, у кого нет ночлега в такую ночь?

"Of course I am," said Lola; "but what can I do?

— Конечно, жаль, — ответила Лола. — Но что я могу сделать?

I haven't anything."

У меня и у самой ничего нет.

Carrie smiled.

Керри улыбнулась.

"You wouldn't care, if you had," she returned.

— Тебя мало трогала бы чужая нужда, будь ты даже богата.

"I would, too," said Lola.

— Ошибаешься, — сказала Лола.

"But people never gave me anything when I was hard up."

— Но когда я была в нужде, мне никто ничем не помогал.

"Isn't it just awful?" said Carrie, studying the winter's storm.

— Это ужасно! — снова сказала Керри, глядя из окна на разыгравшуюся метель.

"Look at that man over there," laughed Lola, who had caught sight of some one falling down.

— Посмотри-ка на этого чудака! — смеясь, воскликнула Лола, указывая на поскользнувшегося прохожего.

"How sheepish men look when they fall, don't they?"

— До чего же глупый вид у мужчин, когда они падают.

"We'll have to take a coach to-night," answered Carrie absently.

— Придется сегодня ехать в театр в карете, — задумчиво сказала Керри.

In the lobby of the Imperial, Mr. Charles Drouet was just arriving, shaking the snow from a very handsome ulster.

В вестибюле отеля "Импириэл" только что вошедший Чарльз Друэ стряхивал снег со своего элегантного теплого пальто.

Bad weather had driven him home early and stirred his desire for those pleasures which shut out the snow and gloom of life.

Скверная погода рано загнала его домой и одновременно вызвала в нем жажду таких развлечений, которые заставляют забыть о холоде и мраке.

A good dinner, the company of a young woman, and an evening at the theatre were the chief things for him.

Хороший обед, общество интересной молодой женщины и кресло в театре — вот все, в чем он нуждался.

"Why, hello, Harry!" he said, addressing a lounger in one of the comfortable lobby chairs.

— Хелло, Гарри! — окликнул он молодого человека, сидевшего в одном из удобных мягких кресел.

"How are you?"

— Как живете?

"Oh, about six and six," said the other.

— Ничего! Жаловаться не могу, — ответил тот.

"Rotten weather, isn't it?"

— Какая дрянная погода!

"Well, I should say," said the other.

— Что и говорить!

"I've been just sitting here thinking where I'd go to-night."

Я вот сижу здесь и думаю, что бы такое изобрести?

"Come along with me," said Drouet.

— Пойдемте со мной, — предложил Друэ.

"I can introduce you to something dead swell."

— Я вас познакомлю кое с кем, спасибо скажете!

"Who is it?" said the other.

— Кто же это?

"Oh, a couple of girls over here in Fortieth Street.

— Двое девчонок, здесь поблизости, на Сороковой улице.

We could have a dandy time.

Чудесно проведем время.

I was just looking for you."

Вас-то мне и нужно.

"Supposing you get 'em and take 'em out to dinner?"

— Что ж, возьмем их с собой и поедем обедать! — подхватил приятель Друэ.

"Sure," said Drouet.

— Вот и отлично! — согласился последний.

"Wait'll I go upstairs and change my clothes."

— Подождите, я только схожу наверх и переоденусь.

"Well, I'll be in the barber shop," said the other.

— Ладно, вы меня найдете в парикмахерской, — сказал Гарри.

"I want to get a shave."

— Пойду побреюсь.

"All right," said Drouet, creaking off in his good shoes toward the elevator.

— Хорошо, — отозвался Друэ и тотчас же направился к лифту, поскрипывая изящными ботинками.

The old butterfly was as light on the wing as ever.

Мотылек по-прежнему порхал, не зная забот.

On an incoming vestibuled Pullman, speeding at forty miles an hour through the snow of the evening, were three others, all related.

В купе пульмановского вагона, мчавшегося сквозь метель к Нью-Йорку, сидели трое.

"First call for dinner in the dining-car," a Pullman servitor was announcing, as he hastened through the aisle in snow-white apron and jacket.

— Первый звонок к обеду! — возвестил официант вагона-ресторана, проходя по коридору и сверкая белоснежным кителем.

"I don't believe I want to play any more," said the youngest, a black-haired beauty, turned supercilious by fortune, as she pushed a euchre hand away from her.

— Я больше не хочу играть, — сказала черноволосая красавица, чей высокомерный вид был порожден богатством, и капризным жестом отодвинула карты.

"Shall we go into dinner?" inquired her husband, who was all that fine raiment can make.

— Может быть, пойдем обедать? — предложил ей молодой муж, одетый по последней моде.

"Oh, not yet," she answered.

— Нет, есть мне еще не хочется, — ответила жена.

"I don't want to play any more, though."

— Но играть надоело.

"Jessica," said her mother, who was also a study in what good clothing can do for age, "push that pin down in your tie — it's coming up."

— Джессика, — сказала ее мать, разодетая так, как только допускал ее возраст, — поправь булавку в галстуке! Она все время выползает.

Jessica obeyed, incidentally touching at her lovely hair and looking at a little jewel-faced watch.

Джессика поправила булавку и, проведя рукой по пышным волосам, взглянула на оправленные в бриллианты часики.

Her husband studied her, for beauty, even cold, is fascinating from one point of view.

Муж любовался ею, ибо красота всегда имеет над нами власть, как бы она ни была холодна.

"Well, we won't have much more of this weather," he said.

— Ну, нам недолго еще терпеть такую погоду! — сказал он.

"It only takes two weeks to get to Rome."

— Через две недели мы будем в Риме!

Mrs. Hurstwood nestled comfortably in her corner and smiled.

Миссис Герствуд улыбнулась, уютно устраиваясь в углу купе.

It was so nice to be the mother-inlaw of a rich young man — one whose financial state had borne her personal inspection.

Приятно сознавать себя тещей богатого молодого человека, состояние финансов которого она лично проверила.

"Do you suppose the boat will sail promptly?" asked Jessica, "if it keeps up like this?"

— А ты думаешь, что пароход отойдет вовремя? — спросила Джессика. — Такая погода не может помешать?

"Oh, yes," answered her husband.

— О нет! — успокоил ее муж.

"This won't make any difference."

— Для парохода это не имеет никакого значения.

Passing down the aisle came a very fair-haired banker's son, also of Chicago, who had long eyed this supercilious beauty.

Мимо купе прошел светловолосый молодой человек, сынок какого-то банкира из Чикаго. Он давно уже приглядывался к надменной красавице.

Even now he did not hesitate to glance at her, and she was conscious of it.

Даже сейчас он не постеснялся пристально посмотреть на нее, и Джессика это отлично заметила.

With a specially conjured show of indifference, she turned her pretty face wholly away.

Искусно изображая равнодушие, она медленно повернула к окну свою прелестную головку.

It was not wifely modesty at all.

Но это отнюдь не было вызвано скромностью, присущей молодой жене.

By so much was her pride satisfied.

Просто ее тщеславие было вполне удовлетворено.

At this moment Hurstwood stood before a dirty four story building in a side street quite near the Bowery, whose one-time coat of buff had been changed by soot and rain.

А в это время в одном из переулков, выходивших на Бауэри, перед грязным четырехэтажным зданием, чью некогда темно-желтую окраску сажа и дожди превратили в нечто неописуемое, стояла толпа бездомных и среди них — Герствуд.

He mingled with a crowd of men — a crowd which had been, and was still, gathering by degrees.

Толпа нарастала постепенно.

It began with the approach of two or three, who hung about the closed wooden doors and beat their feet to keep them warm. They had on faded derby hats with dents in them. Their misfit coats were heavy with melted snow and turned up at the collars.

Сначала перед запертой деревянной дверью топтались два-три человека в полинявших и мятых фетровых шляпах; не в меру широкие пиджаки отяжелели от талого снега, воротники были подняты.

Their trousers were mere bags, frayed at the bottom and wobbling over big, soppy shoes, torn at the sides and worn almost to shreds.

Штаны с бахромой, больше похожие на мешки, свисали над огромными дырявыми башмаками.

They made no effort to go in, but shifted ruefully about, digging their hands deep in their pockets and leering at the crowd and the increasing lamps.

Они не делали попыток войти и только грузно переступали с ноги на ногу, глубоко засунув руки в карманы и поглядывая то на прохожих, то на зажигавшиеся фонари.

With the minutes, increased the number.

С каждой минутой очередь все возрастала.

There were old men with grizzled beards and sunken eyes, men who were comparatively young but shrunken by diseases, men who were middle-aged.

Тут были и седобородые старики с ввалившимися глазами, и люди сравнительно молодые, но изнуренные болезнями, и люди средних лет.