Младшая сестра

«Лейли и Меджнун»

— Если будешь хорошей женой, возьму тебя с собой в театр!

Как решился Теймур вымолвить эти слова? Ведь он знал, что азербайджанке нет доступа не только на сцену, но даже в зрительный зал, и что в театре бывают только немногие богатые и знатные азербайджанки, да и то в особых ложах, задрапированных прозрачной тканью, сквозь которую можно видеть сцену, самой оставаясь невидимой. Знал, наконец, Теймур и то, что любая чадра и драпировка плохо спасают от мужских взглядов женщину, перешагнувшую порог театра, и опасался, что взгляды мужчин коснутся Баджи, но вместе с тем хотел, чтоб видели, какая у него красавица жена, и чтоб завидовали ему.

«Если будешь хорошей женой, возьму тебя с собой в театр!» — долго звучит в ушах Баджи.

В театр?

В большой красивый дом, куда она однажды проводила артиста Гусейна и куда так мечтала попасть? В дом, где, как она слышала от Зийнет-ханум, поют, танцуют, что-то изображают? Неужели Теймур в самом деле возьмет ее с собой в театр?..

С утра до вечера мечтает Баджи об этом заветном дне. Идя на базар, она делает крюк, чтобы взглянуть на здание театра. Она пытается представить себе, что ее там ожидает. Наверно, что-нибудь еще более интересное, чем «шебих» — представления из жизни имама Хуссейна и его семидесяти приверженцев, какие показывают во дворах мечетей в десятый день месяца махаррам и какие ей довелось видеть однажды, заглянув через ограду мечети. Каждый день подходит Баджи к зданию театра, словно для того, чтобы удостовериться, что оно стоит на месте цело и невредимо.

Наконец долгожданный день наступает.

С утра Баджи не отходит от зеркала. Она примеряет все свои наряды и останавливается на яркой шелковой кофте, сборчатой юбке и алых туфельках с позолотой. Браслеты звенят на запястьях, все кольца нанизаны на пальцы.

Оглядывая себя в зеркале, Баджи остается довольна собой. Вот бы увидели ее Ана-ханум и Фатьма, пожалуй, не сразу узнали бы, а если б узнали — сошли бы с ума от зависти! Баджи берется за утюг, чтобы прогладить чадру. Вот жаль только, что вся красота будет упрятана под этой чадрой.

К дому Теймура подкатывает Рамазан.

На улице еще светло, но электрические фонарики на фаэтоне зажжены — для шика. Кони нетерпеливо бьют копытами. Восторг наполняет сердце Баджи: она поедет в театр на фаэтоне, как настоящая барыня! Баджи хочется шалить, дурачиться. Заметив, что Рамазан лихо крутит ус и не сводит с нее глаз, она слегка приоткрывает чадру и бросает ему в ответ лукавую улыбку.

Рамазан берется за вожжи, и кони вмиг доставляют супругов в театр.

Теймур ведет Баджи в задрапированную ложу Баджи садится в кресло и, прильнув к занавеске, рассматривает зрительным нал. Какое огромное помещение, больше мечети!

Занавес еще не поднят, но зал уже полон — в этот вечер идет излюбленная зрителями опера Узеира Гаджибекова «Лейли и Меджнун».

В театре жарко, душно, но особенно жарко и душно под чадрой в тесной ложе, задрапированной тюлем. Есть ли в зале женщины? Ни одной. Во всяком случае, в партере их не видно. И задрапированных лож очень мало. Это наполняет Баджи чувством собственного достоинства и гордостью.

— Видишь? — спрашивает Теймур, указывая на два незанятых кресла в первом ряду партера. На одном из кресел лежит папаха. — Это папаха Наджафа-Кули! — поясняет он благоговейным шепотом.

— А где же он сам? — спрашивает Баджи.

— Сегодня его в театре не будет, но горе тому, кто сядет на его место или хотя бы тронет папаху!

К удивлению Баджи, на другом конце первого ряда она видит подобную же картину: два незанятых кресла, на одном из них лежит папаха.

— А это чья, тоже Наджафа-Кули? — спрашивает Баджи.

Лицо Теймура выражает пренебрежение.

— Нет, это папаха Ашурбека.

Ашурбек — тоже кочи, соперник и лютый враг Наджафа-Кули. Оба они ревностные посетители театра. Их, правда, привлекает сюда не столько искусство, сколько возможность развлечься в зрительном зале.

Не успевает Баджи отвести взгляд от этих кресел, как в первых рядах партера поднимается возня — кто-то из шайки Ашурбека осмелился тронуть папаху Наджафа-Кули.

— Жди меня! — приказывает жене Теймур и, заперев ложу снаружи, спешит вниз, где уже столпились и ощерились друг против друга люди из шаек Наджафа-Кули и Ашурбека.

Начинается перебранка, она переходит в драку и поножовщину. Зрители в панике устремляются к выходу. Проклятые кочи! Не дадут спокойно посидеть в театре — подобные скандалы повторяются изо дня в день! Баджи в ужасе следит за происходящим: еще, чего доброго, начнется стрельба!

Но вот скандал прекратился. Теймур возвращается в ложу. Лицо его сияет удальством: люди из шайки Наджафа-Кули не только отстояли «честь папахи» своего вожака, но сбросили с кресла и затоптали дорогую папаху его соперника и врага.

Наконец, с опозданием на час, занавес поднимается. Взгляд Баджи прикован к сцене. Все в мире забыто.

Там, на сцене, прекрасная Лейли и юный Гейс, влюбленные друг в друга… Но почему так тревожно звучит музыка, почему так печальны песни, которые они поют? Родители Лейли сватают дочь за другого… Гейс потрясен, его объявляют безумным — Меджнуном — и он уходит в пустыню… Как весело все поют, танцуют и шутят на свадьбе Лейли, и только сама невеста невесела: ей слышится голос Меджнуна, упрекающего ее в измене… Проходят годы, судьба вновь сталкивает влюбленных, но безумный Меджнун уже не узнает своей любимой. Не вынеся страданий, Лейли падает замертво… Вот ее могила и надгробный камень. Сюда приходит Меджнун и печально поет о своей неугасимой любви.

Широко раскрытыми глазами, с замирающим сердцем следит Баджи за каждым движением на сцене. Как нежны и прекрасны песни Лейли!.. Роль Лейли исполняет мужчина. Он поет хорошо. Баджи в восторге. И все же… Разве может мужчина петь так, как поет о любви женщина?.. Баджи пылает гневом к родителям Лейли и Гейса, разлучившим два любящих сердца. Безумный блуждающий взгляд Меджнуна приводит Баджи в содрогание. Нет сил сдержать слезы, когда Меджнун поет на могиле Лейли…

Спектакль окончен. Супруги возвращаются домой пешком.

— Ну, как понравилось в театре? — спрашивает Теймур.

Взволнованная спектаклем, Баджи отвечает не сразу.

— Наверно, ничего не поняла! — бросает Теймур.

Баджи с трудом возвращается к действительности. О нет, она все хорошо поняла!

— А я думаю, что у тебя в голове было другое… продолжает Теймур многозначительно.

— Другое? Что же еще? — недоуменно спрашивает Баджи.

— Рамазан, фаэтонщик! Видел я, как вы переглядывались на улице!.. Точно Лейли и Меджнун! — Голос Теймура звучит злой издевкой.

Баджи вспоминает Рамазана на облучке, его нафабренные, лихо закрученные усы, наглый взгляд… Рамазан — Меджнун?.. Баджи разражается звонким смехом.

— Ты еще смеешься? — вспыхивает Теймур. — Не видать тебе больше театра. Никогда!