Младшая сестра

Вывоз нефти

Поток бакинской нефти, ранее устремлявшийся на север, в Россию, с приходом к власти мусаватистов и особенно с появлением англичан насильственно повернут был на запад и на юг.

Зацокали нефть и керосин в трубах, тянущихся через все Закавказье к Черному морю, один за другим поползли туда грузные составы поездов с цистернами, наполненными нефтью и нефтепродуктами; одно за другим отплывали из Бакинской бухты в Персию нефтеналивные суда.

Па промыслах и на заводах вопрос о вывозе нефти вызвал оживленные разговоры.

— Дали мы обещание делегатам-питерцам из Совнархоза вывозить нефть в Советскую Россию, а завладели нефтью английские капиталисты, враги России, — говорили рабочие.

— А много ль эти шайтаны английские вывозят? — спросил однажды старик кирмакинец.

— Много, старик, много… — вздохнув, ответил Арам. — Есть слух, что в ближайшие дни выйдет распоряжение о вывозе полумиллиона пудов.

— Полумиллиона?.. Это сколько же будет?

— Пятьсот тысяч.

— Пятьсот тысяч! — ахнул старик.

— Да… Разгулялись аппетиты гостей.

— Пятьсот тысяч!.. — не мог успокоиться старик. — Да зачем им столько?

— Снабжают свой флот в Средиземном море, — есть такое море, захваченное ими в свои руки.

— Своей нефти у этих англичан нет, что ли?

— Есть, и немало! Да только глаза у них зарятся на чужое. Взяли они всю нашу нефть под свой контроль, организовали здесь «Британскую нефтяную администрацию»… — Арам помедлил и с волнением произнес: — Вспомните, товарищи, прошлое лето, когда у нас был свой Совет Народного Хозяйства во главе с Иваном Тимофеевичем…

Тень легла на лица присутствующих: еще в начале года стало известно о кровавой злодейской расправе, учиненной англичанами в закаспийских песках над двадцатью шестью бакинскими комиссарами. Невозможно было поверить, что Ивана Тимофеевича — Вани, Ванечки Фиолетова, как его все попросту звали на промыслах, уже нет в живых… Нет в живых и Степана Шаумяна, Алеши Джапаридзе, Мешади Азизбекова…

Со всех сторон послышалось:

— Будь они прокляты, эти английские убийцы!

— Уже второй раз на нашу беду приходят они в Баку!

— Они, говорят, даже нефтепромышленников не слишком жалуют — обложили вывоз такой большой пошлиной, что разлюбезные наши хозяева от непривычки раскошеливаться застонали во всю ширь глоток!

— Мне такое пение по душе, — вставил кирмакинец.

— Я сам ничего против него не имею, — заметил Арам, — да только дело в том, что отзывается это пение в конце концов на рабочей шкуре!..

Разговорами дело не ограничилось.

Зная, какую острую нужду испытывает Красная Армия в горючем, бакинские большевики развернули борьбу за снабжение Советской республики нефтью. Стремясь избавиться от нефтяной блокады, организованной интервентами, бакинцы-рабочие потребовали вывоза нефти в Астрахань. Англичане и мусаватисты, разумеется, отказались. В ответ Рабочая конференция объявила всеобщую стачку.

Остановились в буровых тартальные барабаны, перестала цокать нефть в трубах, погас огонь в топках нефтеперегонных заводов, утих стук в подсобных механических мастерских. В порту опустели пароходные трюмы, кочегарки, машинные отделения. В доках клепальщики отбросили в сторону клепки и молотки, подъемные краны замерли, вытянув шеи. На пристанях грузчики скинули с плеч мешки, тюки, ящики. На станции, у задымленных окон депо, паровозы выпустили пар и остановились как вкопанные. Была прекращена подача света в город. Телефонная трубка стала глухонемой…

Стачка!

Это была не первая стачка, в которой участвовали апшеронцы, — третья после прихода англичан.

Первая вспыхнула вскоре после их появления — в связи с массовыми арестами среди рабочих. Тогда, несмотря на объявленное англичанами военное положение, рабочие потребовали освобождения арестованных, свободы слова, собраний, неприкосновенности личности. К бастующим присоединились матросы торгового флота. Английское командование вынуждено было пойти на уступки — требования рабочих были удовлетворены.

Вторая стачка произошла спустя три месяца после первой, в день полугодовщины со дня злодейского убийства англичанами двадцати шести бакинских комиссаров. Стачка выразила единодушный и гневный протест против совершенного интервентами злодеяния, сорвала с палачей маску. Недешево обошлась она, эта стачка, британским оккупантам: она подорвала их престиж не только в Азербайджане, но и во всем мире, перед лицом всего передового человечества. Недаром еще за два дня до траурного шествия стачечников и демонстрантов британский штаб поместил в газетах сообщение, «опровергающее» участие капитана Тиг-Джонса в расстреле бакинских комиссаров.

«Вы производите необоснованные и ложные нападки на английских офицеров…» — беспомощно лепетал в этом «опровержении» британский штаб.

И вот теперь, через два месяца, началась третья стачка бакинцев, вдохновляемая тревогой за судьбы Советской России.

Эта третья, майская стачка превосходила своим размахом первую и вторую. Участвовать в таком мощном движении апшеронцам еще никогда не доводилось, и, ощущая его размах и силу, все испытывали подъем, всем хотелось верить, что стачка завершится победой рабочих.

С первого дня стачки Газанфар стал членом районного стачечного комитета. Усилившаяся опасность ареста заставила его покинуть «Апшерон» и казарму для бессемейных и каждую ночь предусмотрительно менять место ночлега. Людей, готовых предоставить ему кров, было в промысловом районе много — рабочие считали для себя честью оказать гостеприимство и помочь товарищу из стачечного комитета, особенно такому человеку, как Газанфар. Целые дни проводил теперь Газанфар в районном стачечном комитете и ночевал где придется и все же находил время, чтоб поделиться последними новостями со своими друзьями-апшеронцами, вселить в них бодрость.

Был день, который хорошо запомнился апшеронцам.

Газанфар пришел в казарму поздно вечером, но никто еще не спал — не было нужды укладываться, по обыкновению, на отдых после трудового дня, не нужно было вставать спозаранок на работу. Газанфара, как всегда, окружили плотным кольцом, только возбуждены были люди в этот вечер сильнее, чем обычно.

Газанфар горячо призывал товарищей к упорству и солидарности в стачке, еще и еще раз подчеркивал, какое значение имеет бакинская нефть для Советской России, для революции.

— Мы должны добиться своего! — говорил Газанфар. — Вспомним все, что делала и делает для нас Советская Россия! Сколько раз обращалось российское Советское правительство к английскому командованию, требовало освобождения наших товарищей в обмен на пленных англичан, но английское командование всякий раз отмалчивалось. Пусть же эта наша третья стачка вдохновится ненавистью к английским оккупантам и их меньшевистским и эсеровским прислужникам-рабам!.. Вот дослушайте, что пишет о них наш товарищ Сталин!

Газанфар вытащил из внутреннего кармана куртки экземпляр газеты, в которой была напечатана статья товарища Сталина «К расстрелу 26 бакинских товарищей агентами английского империализма», и прочел эту статью, пронизанную гневом и скорбью.

— Таковы они, эти людоеды «цивилизованной» и «гуманной» Англии! И вот против них-то направлена наша стачка! — закончил Газанфар, сложив газету и потрясая ею в воздухе.

Апшеронцы были глубоко взволнованы.

— Скажи в стачечном комитете, что мы будем бороться до тех пор, пока бакинская нефть не повернет русло и не потечет на север, к нашим русским братьям! — дружно заверяли они Газанфара и крепко жали ему руку.

Однажды вечером Хабибулла зашел в казарму для бессемейных. Так как работа на промысле замерла из-за стачки, большинство обитателей казармы оказалось дома. Одни беседовали, другие, лежа на койках, отдыхали, третьи чинили свою одежду, обувь, кое-кто читал. Юнус с ардебильцем играли в шашки.

Хабибулла оглядел невзрачное помещение казармы и громко поздоровался. Ему ответили вяло: слишком памятно было его пребывание среди прихвостней Нури-паши. Хабибулла, тем не менее, бесцеремонно сел на табуретку и начал:

— Хочется мне, уважаемые, побеседовать с вами насчет стачки, хочется поделиться кое-какими мыслями!

На этот раз ответа вовсе не последовало. Что хорошего можно услышать из уст этого прожженного мусаватиста? Каждый продолжал заниматься своим делом.

Хабибулла подавил досаду и продолжал:

— Я много размышлял насчет требований стачечного комитета и скажу, уважаемые, прямо: пришел к выводу, что они неразумны и несправедливы!

В казарме насторожились. Рука Юнуса, занесшая шашку, чтоб со стуком, как принято, опустить ее в одно из гнезд доски, повисла в воздухе… Неразумны и несправедливы? Что за чушь болтает этот наемный агитатор!

— Подумайте сами, — сказал Хабибулла, — англичане воюют с Советской Россией…

Юнус прервал его:

— А значит, и с нами!.. Мы помним, что гибель двадцати шести наших товарищей — дело кровавых английских рук.

— Это еще не доказано, — бросил Хабибулла мимоходом и продолжал: — И вот наши рабочие требуют, чтоб англичане выдали Советской России такой ценный продукт питания военной мощи, как нефть, то есть, по сути дела, требуют, чтоб англичане помогли своему врагу оправиться и окрепнуть.

Сам того не сознавая, он каждым сказанным словом восстанавливал против себя обитателей казармы. Да, именно нефть необходима была сейчас Красной Армии для того, чтоб дать ей возможность быстрее перебрасывать войска, сражающиеся против английских ставленников — Деникина и Колчака. Да, именно нефть необходима была сейчас Советской России для того, чтоб ожили фабрики и заводы, железные дороги и водные пути, чтоб ожило все, что только способно усилить и укрепить большевистский фронт.

Довольный своей аргументацией, Хабибулла завершил:

— Пропусти англичане нефть в Москву и в Петроград — они выковали бы меч, который поднимется против них же! Выгодно ли это англичанам? Выгодно ли это нашему правительству? Конечно, нет! Кто враг самому себе?

— Ну и мы себе не враги! — воскликнул Юнус. — Вывозить нефть надо не за границу, а только в Россию! И мы добьемся этого!

— Можно, конечно, вывозить и в Россию… — неожиданно согласился Хабибулла, но тут же осторожно добавил: — Скажем, на юг России.

Он сказал это не случайно, а руководствуясь приказом штаба британских войск, предписывавшим мусаватскому правительству не только не предпринимать враждебных действий против деникинской армии, но и снабжать ее нефтью; невыполнение этого приказа угрожало мусаватскому правительству лишением поддержки со стороны англичан.

Юнус понял его:

— Ты хочешь сказать — к Деникину?

А старик кирмакинец, сделав наивное лицо, переспросил:

— Это к белому генералу, что ли, Деникину?

Все переглянулись, заулыбались: ай да старик! А еще любит поныть да поплакать: «Я человек темный».

Рагим крикнул из глубины комнаты:

— Что ж, попробуйте, если сумеете!..

Хабибулла начинал терять терпение.

— Да неужели вы не понимаете, что требование стачечного комитета — пощечина нашим друзьям и защитникам, англичанам? — патетически воскликнул он. — Да и не только англичанам, но и американцам!.. — добавил он многозначительно.