Младшая сестра

Турки на «Апшероне»

Не прошло недели, как мусаватское правительство объявило бакинскую нефтяную промышленность возвращенной собственникам.

Владелец промысла «Апшерон» приказал рабочим водрузить вывеску на прежнее место — над воротами. Рабочие отказались: их дело — добывать нефть, а с вывеской пускай повозятся слуги хозяина, их у него немало; рабочим же такая вывеска ни к чему!

Тогда хозяин обратился за помощью к туркам: кто, как не они, могут защитить его от бунтовщиков?

— Если через пять минут вывески не будет над воротами, повешу там, где ей надлежит висеть, пять рабочих! — объявил турецкий офицер, явившийся на промысел с отрядом аскеров и в сопровождении переводчика-мусаватиста. — Обещаю вам это я, Вали-бей, офицер оттоманской полиции!

И вынул из кармана часы.

Вешать турки умели — в этом бакинцы уже убедились. Не оставалось ничего иного, как выполнить приказ.

«Теперь все пойдет как в прежние времена…» — сокрушенно думал Юнус, стоя подле ворот среди других рабочих и угрюмо поглядывая на старую ржавую вывеску, вновь водруженную над воротами промысла.

И верно: отменен был восьмичасовой рабочий день, уничтожены коллективные договоры с хозяевами, добытые бакинцами-нефтяниками долголетней упорной борьбой; разогнаны были не только революционные рабочие организации, но даже культурно-просветительные учреждения; рабочая печать запрещена; аннулированы не только постановления советской власти, но даже Временного правительства. На промыслах были восстановлены порядки царского самодержавия.

Вскоре турецкое командование издало приказ по войскам, в котором предлагало принять меры, чтобы предупредить возможное восстание бакинских рабочих. На промыслах и на заводах начались массовые обыски и аресты. С особой яростью преследовали турки и прислуживавшие им мусаватисты большевиков-азербайджанцев, объявляя их врагами и изменниками «священного дела объединения мусульман в лоне Оттоманской империи с халифом султаном Магометом VI во главе».

И все же в один из этих дней, идя на работу, апшеронцы увидели, что вывеска снова сорвана и брошена в придорожную канаву.

К полудню явился на «Апшерон» Вали-бей с отрядом аскеров вдвое большим, чем в первый раз. Вали-бей созвал к воротам рабочих-апшеронцев и потребовал, чтобы они выдали большевиков.

Апшеронцы ответили угрюмым молчанием.

— У них тут орудует один старый большевик-армянин, — шепнул Вали-бею переводчик-мусаватист. — Это он всегда здесь мутит народ… Такой невысокий, седой.

— Где он, этот ваш седой? — спросил Вали-бей рабочих.

Ответа не последовало.

— Где он, я спрашиваю? — повысил голос Вали-бей.

— Уехал вместе с другими в Астрахань, — промолвил пожилой рабочий, стоявший вблизи Вали-бея.

— Я вам покажу, как скрывать врагов оттоманской армии, негодяи! — заорал турок и ударом кулака сбил на землю рабочего.

Избив еще нескольких рабочих, упорно твердивших, что Арам уехал в Астрахань, Вали-бей стал расспрашивать людей из промысловой администрации. Но и от них он ничего не услышал: многие действительно не знали о местопребывании Арама, другие хотя и догадывались, где он, и рады были бы выдать его туркам, но опасаясь гнева рабочих, благоразумно молчали.

— Найти во что бы то ни стало! — приказал Вали-бей аскерам.

Аскеры с винтовками в руках разбрелись по промыслу.

«Неужели пойдут и в нашу казарму?» — с тревогой думал Юнус, видя, как турки рыщут по промыслу, заглядывают в буровые, в подсобные мастерские, в жилые помещения, разбросанные на территории промысла.

Мысль Юнуса лихорадочно работала: как предотвратить беду?

Он незаметно отошел от ворот, направился к казарме — надо во что бы то ни стало спасти Арама!

Неожиданно взгляд Юнуса упал на прикрепленную к столбу дощечку с надписью «За куренье — расчет!» и с изображением страшного черепа и костей крест-накрест — обычного на нефтепромыслах предостережения: огонь здесь грозит смертью. Быстрая мысль мелькнула в голове Юнуса. Он огляделся — поблизости никого — и побежал к казарме. Прикрепив дощечку к входной двери, он стал на пороге в позе охранника.

Вскоре группа аскеров приблизилась к двери казармы. Юнус замахал руками и истошным голосом закричал:

— Стой!

Аскеры замедлили шаг, взяли ружья наизготовку. Юнус рукой указал на табличку и сделал предостерегающий жест. Опасливо поглядывая на изображение черепа и костей, на непонятную надпись, турки потоптались перед дверью казармы и, переглянувшись, пошли назад.

Вечером в казарме для бессемейных только и было, что разговоров о турках.

— Ну и разбойники же! — возмущались обитатели казармы.

— Особенно этот Вали-бей, послал бы ему бог чесотку и при этом лишил бы ногтей!

— Видать, недаром наши русские ребята прозвали его: «Вали, бей»! — горько заметил один из рабочих, потирая свои избитые бока.

Немало говорилось и о чудесном спасении Арама, но сам Арам неожиданно заявил:

— А я, друзья, в своем спасении никакого чуда не вижу. Просто: наши люди умней и смелей турок! Смелей и находчивей аскеров окапался и наш Юнус. Парень — молодец!

Послышались остроты и насмешки по адресу врагов. Впрочем, любое слово, направленное против турок, находило здесь сейчас живой отклик. Все принялись хвалить Юнуса. И только ардебилец скептически заметил:

— Сегодня умней оказался Юнус, а завтра его могут перехитрить Вали-бей и турки. Теперь их царство!..

— Царство перепелки, как говорится, до уборки проса, — возразил Арам. — И рабочим людям надо крепче против этого царства бороться — не то склюют турецкие перепелки наш последний хлеб!

— Бороться… — вздохнул кто-то и смолк.

Все его поняли: где теперь те испытанные товарищи, которые могли бы повести рабочих на борьбу? Где Степан Георгиевич? Где инженер Мешади Азизбеков? Где Алеша Джапаридзе? Где Ваня Фиолетов? Ходят слухи, что попали они в руки англичан. Что с ними? Живы ли они?.. Бороться!.. Райкома партии нет, ячейки распались. Куда ни глянь — всюду Вали-бей и его аскеры. Не очень-то при таких условиях поборешься!..

— Бороться теперь, конечно, нелегко… — признал Арам, словно следя за мыслями обитателей казармы. — Я, товарищи, не первый год в партии, а, признаться, такого разгрома не помню даже в столыпинские времена… Был такой лиходей, царский министр Столыпин, — пояснил он, встретив недоуменный взгляд ардебильца. — И все же, друзья, нужно бороться! Нужно — если б даже на промысле остался один большевик!

— Нужно! — горячо подхватил Юнус. — Нужно!.. Но только скажи, Арам Христофорович, не ты ли частенько говорил, что, борясь в одиночку, не победить?

— Не так, друзья мои, нужно понимать слова «в одиночку». Пока на промысле есть хоть один большевик — он не одинок: с ним — рабочие!