Младшая сестра

Вопрос о призвании

Услышав звонок в передней, Баджи отворила дверь. На пороге стояла Мариам.

«Сначала папаша устроил мне сцену на улице, сейчас его дочка продолжит ее у меня дома», — было первой мыслью Баджи.

Она только что вернулась из театра с головной болью, устав от споров вокруг новой постановки «Севили», собралась было прилечь, и вот — надо же…

— Я к вам, Баджи-ханум, можно?

— Входи… — Баджи холодно указала на дверь в свою комнату.

Мариам вошла и осталась стоять у дверей.

— Я слушаю тебя, — сказала Баджи.

И гостья решилась:

— В театре у нас, как вам, Баджи-ханум, известно, идут споры, кому поручить роль Гюлюш в новой «Севили». Я знаю, Баджи-ханум, что вы не за меня. И вот я пришла поговорить с вами об этом.

Столь прямой постановки вопроса Баджи никак не ждала. Всегда тихая, скромная девушка, и вдруг… Наверно, папаша подбил ее на подобный шаг. Не обошлось, разумеется, и без участия Телли и Чингиза.

— Такая бестактность, Мариам, тебе совсем не к лицу, — строго начала Баджи, чтобы сразу пресечь неприятный разговор, но Мариам, словно защищаясь, протянула вперед руки, не дала договорить:

— Нет, нет, Баджи-ханум, вы меня не так поняли!

Баджи пожала плечами:

— А как можно иначе тебя понять?

— Если мое мнение имеет для вас какое-нибудь значение, позвольте мне высказаться… Прежде всего: я согласна с вами. Я помню, как у нас в институте прекрасно исполняла роль Гюлюш наша Делишад. И вот теперь… Если бы мне и поручили эту роль, я все равно отказалась бы: Делишад сыграет лучше!

Мариам говорила, открыто глядя в лицо Баджи, и Баджи невольно опустила глаза. Да, не нужно торопиться дурно думать о человеке. А уж если так случилось…

— Я неверно тебя поняла, извини… — сказала Баджи, обняв Мариам за плечи. — К сожалению, многое в жизни наталкивает нас на дурные мысли… Еще раз прошу, извини… — Баджи хотелось загладить свою ошибку, сказать этой милой, честной девушке что-нибудь приятное, ободряющее. — Я уверена, Мариам-джан, что вскоре и для тебя найдется у нас в театре хорошая, интересная роль!

К ее удивлению, на лицо Мариам набежала тень.

— И об этом я хотела с вами поговорить… — тихо начала Мариам и вдруг замолчала.

Баджи погладила ее по голове:

— Рада буду, если смогу тебе помочь.

И тогда Мариам едва слышно произнесла:

— Я хочу уйти из театра.

Баджи показалось, что она ослышалась. Мысль, что по своей воле можно покинуть сцену, представлялась ей столь нелепой и кощунственной, что Баджи, не поверив своим ушам, в ужасе переспросила:

— Уйти из театра? Но почему? Так, вдруг! Что заставляет тебя?

Никак, ничем не могла объяснить Баджи странное намерение Мариам. Неужели на девушку подействовала вся эта долгая и непристойная возня вокруг роли Гюлюш?

— В свое время я пошла в театральный, уступив желанию отца, а не по призванию, — виновато промолвила Мариам.

— Но ведь в школе, в драмкружке, ты была одной из лучших!

Мариам невесело улыбнулась:

— Как видно, этого было недостаточно, чтоб стать настоящей актрисой.

— Но ведь ты и в театре неплохо сыграла в двух спектаклях.

— Неплохо сыграла! — невеселая, чуть виноватая улыбка не покидала лица Мариам. — А играть актриса должна отлично, ну, по крайней мере, хорошо.

— Не все дается сразу, пойми! Многие замечательные актрисы годами добивались своего настоящего места на сцене. — Баджи стала приводить примеры, какими Виктор Иванович обычно ободрял воспитанников, когда они теряли веру в себя.

— Да, конечно… — вежливо соглашалась Мариам.

Баджи подошла к полке, взяла книгу воспоминаний Савиной:

— Вот, прочти, и убедишься, что я права.

— Вы правы, конечно… — признала Мариам, вертя книгу в руках. Она помолчала, собираясь с мыслями, а затем, словно возражая самой себе, отложила книгу в сторону и твердо сказала: — Нет, Баджи-ханум. Нет! Я никогда не стану хорошей актрисой! Я чувствую это. Я знаю.

Честный, открытый взгляд. Баджи даже растерялась, не находя что ответить.

— Отцу льстило: его дочь станет актрисой, может быть даже знаменитой, — продолжала Мариам. — А я, на свою беду, оказалась слишком послушной дочкой. И вот — расплата.

— На беду! Расплата! Какие страшные слова!

— Баджи-ханум, а ведь еще не поздно все это исправить и осуществить мою мечту.

Мариам замялась, и Баджи поспешила успокоить ее:

— Будь откровенна, можешь мне довериться.

— Я хочу стать педагогом, учительницей в школе. И я уверена, что принесла бы там гораздо больше пользы и людям и самой себе…

— Но ведь для этого нужно иметь соответствующее образование, диплом.

— Я поступлю в педагогический — мне не так уж много лет.

— А как посмотрит на это отец?

— Конечно, он будет против, будет огорчен. Он старался сделать меня счастливой. И вот теперь… Вы, Баджи-ханум, не представляете себе, какой он добрый, как он любит меня… — Голос Мариам дрогнул, на глазах показались слезы.

— Правда, с тех пор как он… подружился с Телли-ханум!..

— А Телли-ханум как к тебе относится?

— Ничего плохого я от нее не видела.

— А хорошего?

— Она ко мне внимательна.

— Как она расценивает твои планы?

— Я с ней не делилась ими. Когда-то она поддерживала желание отца определить меня в театральный. Вряд ли похвалит она меня теперь за уход из театра. Да и не станет она противоречить отцу: он ведь только с виду покорен, а на самом деле верховодит ею… Вот я и решила посоветоваться с вами. Я, по правде говоря, уже приняла решение, но хотела, чтоб вы одобрили его. Как вы скажете, Баджи-ханум, так я и поступлю!

Это означало, что будущее девушки, перед которой только-только открывается жизнь, — в руках Баджи.

— Я подумаю и отвечу тебе, — сказала Баджи на прощанье, ласково поцеловав Мариам…

Хотелось сделать все, чтоб удержать девушку в театре… Если смотреть правде в глаза, нельзя не признать, что большого дарования у нее нет, но актерская искорка, несомненно, есть.

Согласиться с доводами Мариам, одобрить ее решение?.. А годы учебы в театральном институте, а затраченные государственные средства, усилия педагогов и, наконец, хоть и недолгая, быть может, и не очень талантливая, но добросовестная работа в театре? И еще разговоры, что молодая профессиональная актриса с благословения своей преподавательницы покинула сцену? Кто смирится с фактом, что родная сцена, еще и сейчас небогатая актрисами, лишится одной из них?

Быть может, посоветовать Мариам пойти на компромисс: пусть поработает в театре еще два-три сезона, а там время и жизнь все определят?

Да, не так-то просто было дать ответ Мариам! Надо посоветоваться с кем-нибудь из друзей. И, как обычно, Баджи обратилась к Гамиду.

— Я давно присматриваюсь к этой славной девушке, выслушав, задумчиво сказал Гамид. — Скажу откровенно: таланта я в ней не вижу и не в восторге от ее игры.

— Не могут же все актрисы вызывать восторг! Согласись, какая-то искорка в ней все же есть?

— Не искорка должна гореть в душе актера, а костер! И где уверенность, что она разгорится в пламя, а не будет лишь тлеть, чтобы в конце концов погаснуть?

Он видел, что Баджи огорчилась, но тем не менее продолжал:

— Конечно, никто не может с уверенностью предсказать завтрашний день Мариам на сцене. Но если учесть кое-какие «за» и «против», то можно сделать довольно верный вывод.

— Какой же именно?

— Я попытаюсь изложить мою мысль… Человек, избравший тот или иной жизненный путь, должен как бы присягнуть на верность ему. Это, конечно, в полной мере относится и к людям искусства. Вспомни, через какие муки прошла Халима, прежде чем стала такой замечательной актрисой. Вспомни и ее подруг-узбечек, не покидавших сцену даже под угрозой смерти… А как обстоит дело с нашей Мариам? Я рад, конечно, что ее путь не трагичен. Но если она не держится за театр мертвой хваткой, если может жить без него, значит, из этой искорки вряд ли разгорится пламя… Мариам — славная молодая девушка, все в жизни у нее впереди. К чему настойчиво выращивать из нее нечто средненькое? А что, если ее настоящее призвание в другом? Зачем отговаривать девушку от того, что ей больше по душе? Хочу думать, даже уверен, что наша Мариам будет отличной учительницей и дети будут ее любить!

Баджи слушала не перебивая: как ни печально — пожалуй, он нрав.