Младшая сестра
- Автор: Лев Вайсенберг
- Жанр: Современная проза
- Дата выхода: 1970
Читать книгу "Младшая сестра"
Гости
Дадаш лежал в мертвецкой. А на квартиру к нему с раннего утра шли гости.
Первым пришел следователь. Он был в форме, и Баджи решила: большой начальник, больше околоточного.
— Враги у покойного были? — допрашивал следователь соседей.
Все показывали, что сторож был человек мирный.
— Вот разве что не ладил в последнее время с Теймуром, старшим охранником, — добавляли некоторые.
«Нет, не охранник», — решил следователь.
Один только Саша на вопрос следователя твердо ответил:
— Были.
Следователь насторожился. Тогда Саша добавил:
— Друзья-то ведь не убивают.
— Имеешь подозрение на кого-нибудь? — спросил следователь.
Саша помедлил.
— Нет, — ответил он, — не имею.
— Тогда не болтай зря! — прикрикнул следователь.
«Кровная месть, типичная», — все более убеждался он.
Много лет занимал он место участкового следователя, нередко сталкивался с подобными убийствами, и они представлялись ему однообразными, неинтересными. Он считал, что создан для большой, сложной работы, и мечтал выдвинуться.
Приходили соседи и без вызова следователя.
Женщины с детьми на руках толпились у порога, говорили вполголоса, точно боясь нарушить чей-то покой.
Приходили рабочие, угрюмо топтались в комнате и в коридоре. Семнадцать лет встречал у заводских ворот этих людей сторож Дадаш приветственным словом «Здравствуй!» или на родном языке — «Салам!», и бодрей входили они в заводские ворота. А теперь вот пришли они к нему на квартиру сказать печальное слово — «прощай!» Хороший человек был сторож Дадаш, пусть мирно спит…
Пришел из города амбал Таги, не побоявшийся на этот раз угроз Теймура. Проходя через кухню, он оглядел черные стены и потолок, еще не выбеленные со дня пожара, и толстую струю мазута, переполнявшую форсунку.
«У них еще будут пожары!» — подумал он со злобой.
Приехал с промыслов и Газанфар. Его всегда веселые глаза сейчас глядели строго, губы, обычно раскрытые в приветливой улыбке, были сурово сжаты.
Войдя в комнату, он вспомнил, как рассуждал Дадаш о разных деревьях, растущих рядком в одном саду, и с горечью подумал: «Вот ты и срублен, бедняга!..»
Вскоре комната Дадаша и коридор переполнились так, что не могли вместить всех, кто хотел услышать или сам высказать слова печали и гнева. Кто-то предложил перейти к заводским воротам. Людей прибывало все больше и больше, с соседних заводов и даже с других концов Черного города, — кто же не знал сторожа Дадаша? Выступавшим приходилось становиться на скамью подле ворот, чтоб голос их слышен был всем.
О, если бы мог услышать и Дадаш, о чем говорили сейчас люди, стоящие на той самой скамье, у ворот, где просидел он в безмолвии и кротости семнадцать лет!
Захотелось сказать прощальное слово и Таги.
Он встал на скамью, чтоб поведать стоящим вокруг него людям, какой души человек был его друг Дадаш, но сердце его внезапно сжалось, в горле застрял ком, и Таги не смог ничего сказать.
— Теперь уже поздно говорить… — только и вымолвил он, вздохнув и смахивая слезу. — Дадаша не вернуть…
Сквозь тесные ряды протиснулся к воротам Газанфар и, встав на скамью во весь свой рост, со страстью воскликнул:
— Нет, друзья, нет! О таких делах никогда не поздно говорить!.. Вспомните, как мы хоронили когда-то Ханлара Сафаралиева, — его убили по указке хозяев наемные кочи, убили из-за угла! Вспомните, как двадцать тысяч рабочих пошли по призыву товарища Кобы за гробом Ханлара, в знак протеста против хозяев-убийц, и похороны превратились в бой за лучшую жизнь!.. Семнадцать лет честно служил Дадаш на заводе, и вот хозяева выбросили его с завода, из квартиры, как ненужную ветошь, как сор, и бедный Дадаш, наш брат рабочий, погиб. Кто, как не хозяева, виновны в его гибели? Заклеймим же позором презренных убийц и в знак протеста не выйдем на работу!
Все вокруг одобрительно зашумели, послышались гневные возгласы против хозяев, в воздух поднялись кулаки. Долго еще толпились рабочие у заводских ворот, и никто из них в этот день не вышел на работу.
Перед тем как расстаться, Газанфар подошел к Юнусу и, положив ему руку на плечо, сказал:
— Вот что, Юнус… Тебе с сестрой, видно, придется покинуть квартиру — на то хозяйское право. Где вы будете жить?
Юнус угрюмо молчал. Где? Если б ему самому могли указать!
— Может быть, переедете на промысла? — продолжал Газанфар. — Я бы помог тебе устроиться на работу в буровой, тартальщиком.
«На работу?»
Юнус вспомнил о шапочке, купленной покойным отцом по совету муллы, о низенькой, персидского типа папахе из сукна, какие обычно носили богатые купцы и образованные люди, а также подражавшие им ученики городских русско-татарских училищ, надеявшиеся стать образованными и богатыми. Неужели придется расстаться с книжками, с тетрадями, с этой шапочкой?
— Я не знаю… — ответил Юнус нерешительно.
Газанфар его понял.
— Обдумай все хорошенько, Юнус, не торопись, и если решишь переехать — приезжай! Во мне всегда найдете друга ты и сестра.
На прощанье он крепко пожал руку Юнуса, как мужчина мужчине, а Баджи отечески ласково погладил по голове.
Почтить память покойного явился и Шамси.
Он приехал вместе с другом своим, муллой хаджи Абдул-Фатахом, на парном фаэтоне, таком же красивом, как фаэтон управляющего.
Дядя Шамси был среднего роста, плотный, с небольшой округлой черной бородой. Он был в длинном сюртуке, в темной бархатной рубашке с наглухо за-стегнутым воротником. Совсем не таким представляла его Баджи по рассказам отца. Но он все же понравился ей: видно, богатый, важный человек.
Дядя Шамси оглядел комнату, вещи, племянника и племянницу и произнес как полагается:
— Аллах дал — аллах взял; да будет благословенно имя его!
На виду у всех он вытащил из кармана кошелек и послал Таги за сладостями. И бедный черный поднос знавший только стаканы с чаем и блюдечко с мелко наколотым сахаром, украсился большими кусками халвы из пшеничной муки с медом, и любой человек мог брать с подноса сколько душе угодно, чтоб умерить свою печаль по умершему.
«Хороший дядя!» — восхищалась Баджи, набив рот халвой, искоса поглядывая на Таги.
Мулла хаджи Абдул-Фатах ей тоже понравился.
У него, как и у дяди Шамси, была небольшая округлая борода, только края ее были подкрашены хной. Он был в коричневой, верблюжьей шерсти абе, чалма у него была зеленая, пышная, пояс — широкий, темно-красный. Разве можно было сравнить его с муллой Ибрагимом?
Шамси пошептался со своим другом, и тот приступил к заупокойной. Громко пел мулла. Хорошо пел.
«Бильбили, вильвили, сильвили!» — вспомнила Баджи с пренебрежением.
Она была огорчена, что мулла быстро закончил заупокойную. Она не знала, что нет нужды долго тревожить аллаха из-за бедного человека.
— Пусть дети заплатят мулле из своих денег сами — не то отец в раю может подумать, что они для него поскупились, и омрачит свое райское блаженство, — шепнул дядя Шамси Таги.
— А сколько нужно платить? — спросил Таги озабоченно.
— Сколько дадут, — ответил Шамси с достоинством. — Мулла хаджи Абдул-Фатах — божественный человек, денег ему не нужно, но только издавна порядок такой.
Таги передал Юнусу слова Шамси.
— Нет у меня денег, — сказал Юнус растерянно.
«Мешочек!» — подумала Баджн, и первым порывом было отдать мулле синий мешочек, чтобы отец в раю не думал дурно о ней и о ее брате и не омрачил бы своего райского блаженства. Но ей было жаль расстаться с мешочком, и она медлила.
Таги тронул Юнуса за руку:
— Я заплачу за тебя, Юнус. Я был должен Дадашу.
И Таги внес плату за угол в доме Дадаша, который он, Таги, потерял, а Дадаш обрел спокойный угол в раю.
Перед тем как уйти, мулла обратился к сиротам:
— Ваш отец ушел в сад аллаха, и вы должны теперь слушаться брата его, дядю Шамси, который заменит вам отца. Так велит нам святой коран.
«Вот мой новый отец!» — подумала Баджи и, не зная, к добру это или к худу, вопросительно взглянула на Юнуса, но не прочла в его лице ответа.
— Вы теперь мои дети, — сказал Шамси, оценивал взглядом Юнуса и Баджи. — Баджи будет жить в моем доме. А ты, Юнус, приищешь себе работу, — ведь ты уже почти взрослый.
Баджи заволновалась. Она будет жить в доме дяди Шамси! Там, где зеркала, картины, ковры.
— Я не хочу расставаться с сестрой! — промолвил Юнус хмуро, и Баджи насторожилась: брат становился ей поперек пути.
— Ты едва прокормишь себя самого, — сказал Шамси. — А у меня твоя сестра будет есть досыта, будет спать на мягкой подстилке, в хорошем доме, в тепле. У меня твоя сестра будет играть с моей дочкой Фатьмой, и через три зимы я выдам ее замуж за богатого человека… Вы теперь мои дети, и я сам хотел бы жить с вами не расставаясь, но я боюсь, что не смогу прокормить вас обоих так, как того заслужил ваш покойный отец. Тебе, Юнус, придется поступить на работу.
Юнус молчал. Быть может, правильно говорит Шамси и сестре у этого дяди будет лучше, чем у бедного брата?
«Чего он молчит?» — недоумевала Баджи.
— Слушай, дядя, — сказал наконец Юнус и, сделав шаг к Шамси, взглянул ему прямо в глаза. — Если ты памятью моего отца обещаешь беречь и любить мою сестру, как родную дочь, — клянусь, и я буду беречь и любить тебя, как отца, и все, что ты захочешь, я для тебя сделаю. Ведь твой сын еще маленький, — отец нам рассказывал, — разве не нужен ему верный брат?
— Мулла хаджи Абдул-Фатах свидетель, что я поступлю по совести, — молвил Шамси, приложив правую руку к сердцу.
— Я верю тебе, — сказал Юнус спокойней, и Баджи с радостью поняла, что брат отпустил ее к дяде Шамси.
Шамси отломил кусок халвы и сказал:
— А ты, Юнус, не медли насчет работы — ведь денег после себя твой отец не оставил.
Юнус решился спросить:
— А как же, дядя, с учением?
И, словно ища поддержки, бросил взгляд на муллу.
— Без хлеба учение в голову не пойдет! — ответил мулла хаджи Абдул-Фатах за себя и за Шамси.
Юнус смолк.
«Твой сын будет стройной пальмой!..» — вспомнил он с горечью и, снова подумав о шапочке, понял, что она ему больше не нужна.
Отломил кусок халвы из пшеничной муки с медом и мулла хаджи Абдул-Фатах.
— Я вижу, твоего отца здесь уважали как честного мусульманина, доверяли ему многое, — сказал он, жуя халву. — Ты бы мог помогать у ворот новому сторожу, и если будешь вести себя кротко и безропотно, как твой покойный отец Дадаш — да пребудет он вечно в раю! — тебя будут так же уважать хозяева и через год-два доверят тебе сторожить завод.
«Помогать сторожам из Теймуровой шайки?.. Стеречь добро убийц отца?..» — думал Юнус, перебирая в памяти то, о чем говорили люди у заводских ворот.
— Нет! — сказал Юнус твердо. — Я не хочу помогать стеречь ворота, не хочу быть сторожем чужого добра! Я не хочу жить в Черном городе. Я уйду на промысла!
Мулла хаджи Абдул-Фатах пожал плечами:
— Доброму мусульманину в любом месте должно быть хорошо!
— Вот и отцу теперь в гробу, наверно, тоже хорошо!.. — молвил Юнус с недобрым огоньком в глазах.
Шамси и мулла переглянулись и поднялись с мест.
— О вещах я позабочусь, — сказал Шамси на прощанье, хозяйским взглядом окидывая домашний скарб. Шамси был ближайший родственник, опекун, — именно он должен был взять на себя заботу об имуществе сирот.