Младшая сестра

Клеенчатая тетрадь

Не так-то просто разобраться во многих сложных вопросах театра, хотя с некоторых пор Баджи не беспомощна, как прежде. Спасибо «Тетке Чарлея»!

Порой хочется поделиться своими мыслями. Увы, не всегда бывает рядом понимающий, чуткий слушатель. А вот толстая клеенчатая тетрадь, которую Баджи недавно приобрела, та готова предоставить для этого свои страницы в любую минуту.

Записи в тетради Баджи ведет вперемежку по-азербайджански и по-русски: излагать свои мысли на родном языке ей легче, но она считает, что ей необходимо совершенствоваться и в русском. Для этого есть много, очень много причин!

«Клянусь сердцей?..»

Так, правда, говорила она давно, и с тех пор она сильно продвинулась в русском языке, но, по совести говоря, она и сейчас еще далеко не великий грамотей, несмотря на «весьма успешно» по русскому языку в свидетельстве об окончании техникума. В отсутствии снисходительности экзаменаторов не обвинишь!

А стоит только взглянуть на любое ее писание, прошедшее через руки Саши, который интересуется ее успехами… Как и в тетрадях своих учеников в школе, Саша решительно действует красным карандашом и неумолимо подводит итог; ошибок — столько-то, исправить, переписать. Увы, следов от его красного карандаша больше чем достаточно!

Однако толстая клеенчатая тетрадь от всего этого избавлена, и не потому, что Баджи наконец стала писать без ошибок, а потому, что тетрадь эту она осмотрительно прячет в ящик стола, запирает на ключ, а ключ кладет на платяной шкаф. Пусть лучше таятся в этой тетради сотни грамматических и всяких других ошибок, чем заглянет в нее чужой нескромный глаз..

Страницу за страницей исписывает Баджи в своей толстой клеенчатой тетради. И кое-кому было б любопытно заглянуть в нее хотя бы одним глазком!

Не мало строк уделено здесь новым друзьям Баджи, особенно — Натэлле Георгиевне и Кюбре-хале, Али-Сатару и Юлии-ханум. Славные люди! Как хорошо, что она сошлась с ними, подружилась!

Не изменяет ли она этим своим старым друзьям, — ведь говорится же, что старый друг лучше новых двух? А как быть тому, чье сердце широко открыто для многих новых хороших людей? Но, может быть, эта пословица справедлива лишь для тех, чье сердце столь скупо и тесно, что не в силах вместить новых друзей без того, чтоб не изгнать старых?

Почему уже не впервые тянулась Баджи к пожилым хорошим людям? Разве не было достойных ее дружбы сверстников? Потому ли так происходило, что, с ранних лет осиротев, видела она от тех людей нечто, напоминавшее ей ласку матери и отца, которой она была лишена? Потому ли, что она уважала пройденный ими большой жизненный путь, нх седины? А может быть, просто потому, что стремилась узнать от них многое, чего еще не знала, многому научиться?

Разве не был, скажем, достоин ее дружбы Гамид, и разве не готова была она еще в годы, когда училась в техникуме, дружить с ним? Тогда Гамид помогал ей в учебе, теперь помогает в работе, дает умный, полезный совет, никогда не отказывает ей в любой ее просьбе.

Однако с Гамидом все было далеко не просто: Баджи чувствовала, что, внешне ведя себя только дружески, он в душе отвергал эту дружбу, молчаливо ища в ее сердце чего-то иного, чего он не мог найти и чего она не могла ему отдать.

Гамид не был назойлив, он не твердил ей о своих чувствах, о своей любви. Напротив, будто стремясь заменить слова нежности, а может быть, страсти, которые готовы были вот-вот сорваться с его губ и которые лишь гордость мужчины держала в плену из страха, что они останутся без ответа, он никогда не упускал случая подтрунить над Баджи, метко, а порой и зло высмеять ее недостатки, заблуждения.

Острое словцо, сказанное к месту, — оно, как говорится, словно гранатовый сок к плову! Нет ничего обидного в том, чтоб обменяться друг с другом смелым и даже дерзким словцом. Но с Гамидом и тут оказывалось не просто: Баджи не решалась отвечать ему в том тоне, каким он говорил с ней, опасаясь причинить его гордости боль, и, обычно находчивая, бойкая на слово, она подчас чувствовала себя скованной, неуклюжей, глупой.

Вот с Аликом — совсем иное дело!

С ним было легко и весело. Правда, он был много моложе Баджи и в иные минуты чем-то напоминал ей Балу. Но стоило заглянуть в его темные глубокие глаза Нед четкими дугами бровей, как разница в годах куда-то исчезала…

А с Сашей?

Баджи вспоминала книгу «Кавказский пленник», уроки русского языка, совместные прогулки, кино, беседы. Дружба? Да, в дружбе Саши, верной и бескорыстной, сомневаться не приходилось.

Но было, конечно, и в его отношении к Баджи нечто такое, чего она тоже никак не могла считать только дружбой. Разве не странным было смущение Саши, когда на уроке грамматики она заговорила о сердце женщины и мужчины? А как вспыхнул его взгляд на выпускном вечере, когда они стояли друг против друга с бокалами в руках? И что означают его частые посещения с тех пор, как она переехала в город? Да, и с Сашей, оказывается, не так просто! А вот как легко складывались у других женщин их отношения с мужчинами — у Сато с Юнусом, скажем, или у Ругя с Газанфаром, или у Телли с Чингизом…

Страницу за страницей исписывает Баджи в своей клеенчатой тетради.

Кто знает, быть может, из этих записок получится когда-нибудь целая книга воспоминаний, вроде тех, какие она недавно приобрела и какие теперь украшают ее книжную полку над тахтой?

М. Г. Савина. «Горести и скитания»… К. С. Станиславский. «Моя жизнь в искусстве»… А как она, Баджи, назовет свою книгу? «Записки актрисы азербайджанки»? «Моя жизнь на азербайджанской сцене»? «Полвека в театрах Азербайджана»?

Одно за другим придумывает Баджи названия для своей будущей книги воспоминаний, пока наконец не спохватывается: в двадцать три года, едва переступив порог театра, в первый сезон работы на сцене, рано, пожалуй, думать о таких вещах!

Не успевает Баджи закрыть тетрадь, как в комнату вваливается Телли.

— Специально тащилась к тебе — цени! — передать приглашение на вечеринку! — запыхавшись, возбужденно расхаживая по комнате, говорит она. — Там будут интересные люди, цвет искусства… Обещал прийти наш старик Сейфулла… Может быть, заглянет Хабибулла-бек из театрального управления, — ты ведь с ним близко знакома?

— О да!

— Там будет музыка, танцы… — Телли переходит на опасливый шепот: — и вино!

— А по какому поводу такое торжество?

— Просто так, решили повеселиться!

— Хорошее дело!

— В таком случае, одевайся и — пошли!

Телли подходит к платяному шкафу, бесцеремонно раскрывает его, разглядывает, ощупывает висящие там платья, кофточки. Небогатый, однако, у Баджи гардероб. Видать, не сумела она подладиться к Натэлле!

— Ну что же ты? — спрашивает Телли, видя, что Баджи медлит.

— Право, не знаю, смогу ли я пойти… — нерешительно говорит Баджи, кивая на тетрадь.

— Неужели предпочтешь тетрадь веселой вечеринке? — удивленно восклицает Телли.

— Сегодня, пожалуй, предпочту.

— А что так?

— Собираюсь записать кое-какие мысли.

— Запишешь завтра!

— Да и Саша, возможно, заглянет.

— Можешь оставить ему записку — пусть тоже придет на вечеринку, — великодушно предлагает Телли, — С тех пор как ты перебралась в город, вы, я вижу, неразлучны. Ни дать ни взять — Ромео и Джульетта!

Встречаемся мы не так уж часто и не подолгу — оба заняты, сама знаешь… — Баджи скрещивает руки над тетрадью, опускает на них подбородок, задумчиво устремляет взгляд в пространство. — Вот ты, Телли, смеешься: Ромео и Джульетта! Может быть, это в самом деле смешно, если речь идет о Саше и обо мне. Но я… Я, как ты знаешь, давно не девочка, была уже замужем и многое в моем проклятом замужестве повидала, пережила, а вот — стыдно признаться! — мне и сейчас хочется любить и быть любимой, как Джульетта!

— Такая любовь бывает только в книжках или на сцене.

— А мне верится, что и в жизни!

— Советую тебе поговорить на эту тему с моим Чингизом.

— Не все же так думают, как он.

— А по-моему, все мужчины любят на один лад!.. Не обижайся, если напомню тебе о твоем бывшем муженьке: он ведь тоже, как я поняла из твоих рассказов, любил тебя. Ну и как — был он похож на Ромео?

Баджи брезгливо отмахивается:

— Не о таких мужчинах идет речь!.. — Но, видно, вера в любовь сильней горечи опыта, если Баджи упрямо добавляет: — Есть, есть, Телли, в жизни настоящая любовь, настоящие Джульетты и Ромео!

— А я, признаться, ни в одном из них не встретила Ромео!.. — Внезапно спохватившись, что явилась она к подруге не для споров о Ромео и Джульетте, Телли восклицает: — Шайтан с ней, с этой вечной любовью, ты лучше скажи прямо: пойдешь на вечеринку или нет?

Баджи встает.

— Нет, Телли, не составлю я тебе сегодня компании! — уже решительным тоном говорит она. — Как-нибудь в другой раз — охотно. А сегодня — ты уж не сердись на меня, не обижайся!

Телли пожимает плечами: чего ей обижаться? Но, конечно, досадно: хотелось пойти вместе на вечеринку, развлечь подругу, а та… Да и вообще, неужели азербайджанка сбросила чадру лишь для того, чтобы снова сиднем сидеть в четырех стенах, как эта Джульетта со своей клеенчатой тетрадью?