Младшая сестра

Власть хозяев

Однажды вновь появился на «Апшероне» старик кирмакинец. Он прошел в казарму для бессемейных к Юнусу, спросил Арама.

— Выслали его в Астрахань, — ответил Юнус кирмакинцу. — Когда вернется — никто не знает, думаю только, что нескоро.

Гость уныло покачал головой — зря он прошел столько верст, зря бил ноги.

Палас на стене между тем неожиданно зашевелился, отогнулся, и оттуда выглянула седая голова. Глаза кирмакинца удивленно раскрылись: такое бывает только в сказках!

— Вот я уже вернулся из Астрахани! — улыбаясь и выходя из убежища, сказал Арам и в ответ на молчаливо осуждающие и беспокойные взгляды товарищей шепнул: — Не тревожьтесь, друзья, старик не выдаст… — Затем он подошел к кирмакинцу и, приветливо поздоровавшись, спросил: — Чем, старик, порадуешь?

— Готов бы отдать тебе все свои радости, если б они у меня были, а есть только беды! — ответил кирмакинец.

— А что случилось?

— Затаил хозяин против меня злобу за то, что я ходил к вам учиться уму-разуму — летом, помнишь, товарищи меня послали? И дождался он своего часу — прогнал меня сейчас с промысла. А когда я сказал, что при Коммуне жить лучше, чем при турках и мусаватистах, дал мне еще вдобавок по шее. Сорок лет проработал я в тех краях, а теперь вот остался без работы. Жить негде, есть нечего… Может быть, найдется у вас здесь для меня работа? Ты ведь здесь, я помню, был летом большой человек, промыслово-заводский комитет…

Арам вздохнул:

— То-то, старик, что летом… А теперь у нас — осень! Понимаешь?

— Понимать-то я понимаю, да, может быть, все же работенка, какая ни на есть, найдется? Руки у меня, не смотри, что я старый, еще крепкие. Гляди!..

Он протянул вперед заскорузлые, лоснящиеся от нефти руки.

Обитатели казармы переглянулись — надо бы помочь старику кирмакинцу. Но как?

Арам понял их.

— Насчет работы, старик, скажу тебе прямо: не рассчитывай. Не то теперь время, чтоб найти на промысле работу даже и с сильными руками. Сам видишь, какая теперь работа!.. Но хлеб наш, какой он ни есть скудный, и кров, какой он ни есть убогий, мы с тобой разделим по-братски, — ответил Арам кирмакинцу за всех обитателей казармы и по лицам их понял, что слова его пришлись им по душе.

Не успел старик кирмакинец обжиться в казарме, как однажды на рассвете весь промысел был разбужен сильным гулом. Сотрясалась земля. Ветхое здание казармы, казалось, вот-вот развалится на куски.

Все выскочили наружу.

Гигантский темный фонтан нефти, с гулом вырываясь из вышки, устремлялся к небу, на мгновение замирал в вышине, словно обессилев, и с шумом низвергался на землю, образуя вокруг буро-зеленое маслянистое озеро нефти.

Громко звонил пожарный колокол у промысловой конторы, сзывая апшеронцев на аврал: нужно сберечь хозяину добро. Вскоре все рабочие, по колено в нефти, с лопатами и кирками в руках, уже рыли канавы и стоки, сгоняя нефть в наспех сооруженные земляные амбары.

— Посылает аллах нашему хозяину счастье! — услышал Юнус позади себя голос и, обернувшись, увидел тартальщика-ардебильца, прилежно орудовавшего лопатой. — Ты только смотри! — кивнул ардебилец в сторону бушующего фонтана.

Юнус нехотя взглянул на темные, клокочущие на фоне голубого неба клубы нефти и газа.

Была в них сила и красота стихии, которой склонен любоваться человек, но, как лесной пожар или река, покинувшая свои берега, несли они сейчас беду и горе.

— Шайтан его побери, этот фонтан! — сказал Юнус угрюмо. — Кому он теперь нужен? Нам здесь, в Баку, нефти и так хватает по горло, а в Советскую Россию, где в ней нуждаются, вывоза нет. Хозяевам, немцам и туркам нефть, конечно, нужна, и они, насколько сил хватает, вывозят ее в Турцию и Германию…

Ардебилец взглянул на Юнуса с недоумением.

— Мне-то что… — промолвил он, равнодушно пожимая плечами. — Я приехал сюда с родной стороны на заработки, семья у меня большая, восемь душ, все голодные; заработаю — уеду в родной Ардебиль… Хозяин мне уже немало должен, но я свои деньжонки брать не тороплюсь, чтобы не соблазниться и зря их не растратить.

К полудню прибыли из города на богатых фаэтонах какие-то важные мусаватисты и охрана из конных аскеров. Прошел слух, что взглянуть на новый фонтан явится сам Нури-паша.

Среди приехавших был и Хабибулла.

Сойдя с фаэтона, он не стал терять времени и принялся совместно с другими прибывшими и с администрацией «Апшерона» украшать ворота и вывеску гирляндами цветов, привезенных из города в честь ожидаемого знатного гостя.

Вид у Хабибуллы был сосредоточенно деловой, но увидя неподалеку в нефтяной луже Юнуса с лопатой, Хабибулла отошел от ворот и с радостной улыбкой на лице, как если б он встретил лучшего друга, осторожно ступая с камня на камень по мокрой земле, направился к Юнусу.

— Ну, кто же был прав тогда, у крепостных ворот, помнишь? — спросил он, остановившись перед Юнусом, заложив руки в карманы и притворно улыбаясь.

«Незачем мне с ним говорить», — решил Юнус, отворачиваясь и продолжая сгонять нефть в канаву.

— А ты все не верил, что мы победим! — продолжал Хабибулла с притворно мягкой укоризной, точно огорченный былыми заблуждениями Юнуса, но вместе с тем уверенный, что теперь, разумеется, Юнус эти заблуждения преодолел.

«Царство перепелки — до уборки проса», — готов был ответить Юнус словами Арама, но сдержался: он чувствовал, что Хабибулла стремится втянуть его в разговор, затеять спор, может быть — ссору.

— Видишь, даже земля за нас! — не умолкал Хабибулла и протянул свою короткую руку по направлению к фонтану.

Юнус не отвечал.

Улыбка сошла с лица Хабибуллы.

— Молчишь? — спросил он злобно. — Раньше, я помню, ты был разговорчивей. Язык, что ли, у тебя присох к нёбу, большевик?

В ответ Юнус только сильнее сжал лопату и стиснул зубы.

Хабибулла решил истолковать это молчание в свою пользу.

— Хорошо еще, что молчишь: видно, сознаешь свою неправоту, — сказал он снисходительно. — Благодари бога, что ты племянник моего друга, не то я разделался бы с тобой так, как ты того заслуживаешь, изменник!.. Кстати, пора вернуть револьвер, который ты у меня украл!

«Украл?»

Еще мгновенье, и Юнус ответил бы Хабибулле лопатой. Но вдруг послышались возгласы мусаватистов: «Нури-паша!» — и Хабибулла, шлепая по лужам, поспешно засеменил к воротам…

Владелец «Апшерона», держа на вытянутых руках большое серебряное блюдо с пышными гроздьями лучшего белого винограда, низко кланяясь, подошел к серому автомобилю, где сидел Нури. Чуть поотстав от своего хозяина, шагал Кулль. На голове у Кулля, вместо кепки, которой он в свое время заменил инженерскую фуражку с кокардой, теперь красовалась папаха, похожая на те, какие носили турецкие офицеры.

— Всем своим счастьем, — начал владелец промысла, кивнув на неугомонный фонтан и украшенные цветами ворота и вывеску, — я обязан Турции и ее лучшему сыну — великому полководцу Нури-паше, прибывшему сюда, чтобы спасти своих братьев-мусульман от большевиков! В честь великого гостя я жертвую в пользу семей турецких офицеров, павших в этой войне, двадцать пять тысяч рублей!

Он коверкал родной азербайджанский язык на турецкий лад. Рабочие переглядывались, не скрывая насмешливых улыбок.

— И столько же обязуются дать мои рабочие! — добавил он неожиданно, обводя недобрым торжествующим взглядом людей, стоявших по колено в нефти с лопатами в руках. Теперь он был на своем «Апшероне» полновластным хозяином; аскеры и полицейские были его опорой.

— Мы оценим ваш труд и помощь! — поощрительно ответил Нури владельцу «Апшерона», выплевывая виноградную кожуру.

Нури пробыл на промысле недолго.

Владелец «Апшерона» прокричал вслед отъезжавшему серому автомобилю:

— Да здравствует Нури-паша!.. Ур-ра!

Кое-кто из администрации и несколько рабочих под сверлящими взглядами офицеров и полицейских нестройно и вяло подхватили этот крик.

Вслед за пашой устремились и фаэтоны с мусаватистами. В фаэтон Хабибуллы полетел ком нефтяной грязи. Хабибулла высунулся было, но увидя гневные лица рабочих, вновь торопливо спрятался в фаэтон и поднял воротник.

К Юнусу подошел тарталыцик-ардебилец.

— Неужели хозяин отдаст туркам деньги и из тех денег, что я оставил ему на сохранение? — пробормотал он растерянно.

Не хотелось Юнусу огорчать ардебильца утвердительным ответом, но не было нужды скрывать правду.

Всю неделю ардебилец ходил мрачный: не очень-то будешь веселым, если твои денежки, добытые в ноту, ни за что ни про что уплыли в турецкие карманы!

— Пропади они пропадом, этот Нури-паша, и эти турки, и наш хозяин с ними заодно! — ворчал он со злобой и отчаянием, не в силах расстаться со своими мыслями: там, за мутным Араксом, ждала его жена, старуха мать и шестеро детей.