Младшая сестра

Свадебные деньги

На другой день после свадьбы Хабибуллы в казарму для бессемейных явился Министрац. Он извлек из кармана длинный листок бумаги и молча сунул его Юнусу.

«Свадебные деньги Хабибулле-беку от сотрудников «Апшерона», — прочел Юнус.

Ниже шел список фамилий, против каждой из них — сумма и подпись.

— Свадебные деньги? — воскликнул Юнус недоумевая. — Здесь, на промысле? Да ведь такие деньги только в прежние времена, как подать, вносили бекам подвластные крестьяне!

— Говорят, старый добрый обычай можно равно соблюдать и сейчас, — ответил Министрац, пожав плечами.

Юнус усмехнулся:

— Старый добрый обычай!.. У Хабибуллы-бека это, видно, в крови: отец его, я слышал, тоже любил взимать подати и, кажется, плохо кончил…

— Свадебные деньги не подать, а подарок, — возразил Министрац.

«Подарок?»

Юнус пробежал взглядом список. Почти все фамилии были ему знакомы. Первой стояла фамилия владельца промысла — очевидно, тот считал нужным поощрить ретивого мусаватиста, стоящего на страже хозяйских интересов. Ниже шли фамилии людей из администрации, следующих примеру хозяина, и среди них Кулль. Затем фамилии мелких служащих и мастеров, угодливым подношением стремившихся снискать расположение мусаватиста, казавшегося им влиятельным. Немало фамилий в этом длинном списке принадлежало рабочим, и стоило сопоставить жертвуемые суммы с голодной, нищенской жизнью самих рабочих, чтоб без труда понять, что список этот — результат бесстыдного вымогательства со стороны Хабибуллы.

— Твой Хабибулла-бек, видно, воображает, что властвует в своих родных краях, — сказал Юнус. — Впрочем, сейчас он и там вряд ли многим бы поживился… Скажем, среди крестьян селения Геран-бой Ахмедлы.

Рискованно было произносить такие слова перед прислужником Хабибуллы — крестьяне селения Геран-бой Ахмедлы, во главе с Катыр Мамедом, организовав партизанские отряды, успешно вели борьбу против помещиков-мусаватистов. Но уж слишком разозлила Юнуса наглость Хабибуллы.

Злая усмешка скользнула по лицу Министраца.

— От крестьян Геран-бой Ахмедлы, ты говоришь? — переспросил он. — Немногого ж они теперь стоят: их вожак Катыр Мамед мертв.

— Не может быть! — вырвалось у Юнуса. Он еще не знал, что после долгой борьбы с мусаватскими войсками, посланными на усмирение восставших, Катыр Мамед, выслеженный ганджинскими кулаками, был пойман и убит.

— А как же иначе поступать с бунтовщиками? — спросил Министрац, пристально глядя в глаза Юнусу.

Угроза послышалась Юнусу в этих словах.

— Дашнаки, я вижу, ноют одну песню с мусаватистами! — сказал он в ответ.

Министрац сделал нетерпеливый жест.

— Ну, так как — окажешь уважение Хабибулле-беку? — спросил он.

Юнус решил быть стойким.

— Не буду я платить податей Хабибулле-беку! — ответил он, возвращая список.

— Свадебные деньги не подать, а подарок, — повторил Министрац заученные слова.

— И подарки я не вижу оснований делать Хабибулле!

— Странно: ведь ты, кажется, родственник его жены, его свояк?

— Нет! — отрезал Юнус. — Не родственник и не свояк!

Министрац кивнул на уголок газеты, выглядывавший из-под подушки на койке Юнуса. Это был номер полулегальной молодежной большевистской газеты на азербайджанском языке, начавшей выходить с осени того года.

— Не здесь ли ты вычитал то, о чем говоришь? — усмехнулся Министрац.

— Тебя не касается! А денег, повторяю, для Хабибуллы-бека не дам!

Министрац не стал настаивать.

— Как знаешь, — сказал он, пожав плечами, и, аккуратно сложив список, сунул его в карман.

Он действовал при этом согласно указанию Хабибуллы: не слишком напирать на отказывающихся, не озлоблять рабочих.

Выйдя из казармы и завернув за угол, Министрац вынул из кармана другой список и, приложив его к стене, нацарапал имя и фамилию Юнуса. Он и сейчас действовал согласно указанию Хабибуллы: заносить в особый список всех, отказывающихся платить, — разумно иной раз пренебречь грошами, зато узнать, кто твой друг и кто враг…

После ухода Министраца Юнус снова взялся за газету.

Он пробежал несколько строк. Насилия… Поборы… Несправедливость… Что только не творилось в царстве ненавистного «мусавата»! О многом можно было прочесть на страницах «Молодого рабочего».

Внезапно Юнуса осенило: что, если написать в газету об этих свадебных деньгах, о поборах мусаватских вожаков на промыслах, и выставить таких людей, как Хабибулла, в истинном свете? Юнус весело усмехнулся: Министрац, сам того не подозревая, подал ему недурную мысль!

Всю ночь просидел Юнус над листком бумаги — хотелось написать стихами, красиво, как Сабир. Перо не слушалось его мыслей, но правда вывела его в конце концов на верный путь — к утру лежали на столе два десятка стихов-частушек, написанных на всем знакомый мотив. Немало было в этих стихах фактов из жизни Хабибуллы, и об его делах немало было насмешливых, гневных, обличительных слов. Пусть рабочие получше узнают одного из тех, кто распинается перед ними в своей любви и дружбе и кто на самом деле их исконный враг!.»

Юнус относ стихи в редакцию.

Он был удивлен, увидя за одним из столов табельщика Кафара с соседнего промысла. Это был молодой человек лет двадцати пяти, с всклокоченными волосами и приятной, добродушной улыбкой. Юнус давно чувствовал к Кафару симпатию и, стремясь сдружиться с ним, несколько раз заходил к нему после работы на квартиру, но не заставал дома. Вот, оказывается, где проводит свои досуги Кафар — занимается, видно, теми же делами, что и он, Юнус!

— Пойдет завтра же! — сказал Кафар, внимательно прочтя стихи, и, зачеркнув подпись Юнуса, подписал вместо нее: «Рабочий».

— Я не боюсь — пусть знают, кто писал! — возразил Юнус.

— Никто из нас не боится, но мусаватистов особенно злит и тревожит, когда автор без имени: ведь за такой подписью может скрываться десяток и сотня имен, — ответил Кафар. — Пусть наш уважаемый Хабибулла-бек немного поломает голову над тем, кто этот «Рабочий»!

— По мне, пусть он ее хоть совсем сломает! — заметил Юнус.

— Скоро, наверно, так оно и будет… — многозначительно добавил Кафар.

Юнус понял его: Кафар намекал на массовое вооруженное восстание — с недавнего времени об этом стали поговаривать на промыслах почти открыто. И, поглядев на свой листок, исписанный стихами, Юнус почувствовал неловкость: люди с оружием в руках готовятся к схватке с мусаватистами, а он занимается писанием стишков.

— Может быть, нет смысла заниматься сейчас этими пустяками? — пробормотал он смущенно.

— В борьбе против разбойников-мусаватистов пустяков нет! Мусаватистов надо бить всюду, всегда и чем попало!

— Разве что так. — Помолчав, Юнус добавил: — Хорошо бы в таком случае продернуть в газете и их прислужника-дашнака Министраца.

Кафар задумался, затем хитро улыбнулся:

— Пока подождем. Министрац твой никуда от нас не убежит. — Встретив вопросительный взгляд Юнуса, он пояснил: — Иначе они сразу раскусят, что это твоих рук дело!

Юнус кивнул в ответ: пожалуй, Кафар прав. Неглупый, оказывается, он парень, этот тихий табельщик Кафар!..

Появление стихов в «Молодом рабочем» сразу сказалось на ходе сборов свадебных денег. Как ни старался Министрац, как ни распространялся он о добродетелях Хабибуллы и о необходимости жить с таким человеком в ладу и в дружбе, рабочие угрюмо переступали с ноги на ногу, что-то бормотали себе под нос, но денег не вносили. Сбор сошел на нет.

В глазах апшеронцев Хабибулла читал недружелюбие и насмешку. «Рабочий»… Кто знает, быть может обладатели именно этих глаз настрочили те злые стишки к газете и сейчас еще посмеиваются над ним? Выжечь следовало бы такие глаза каленым железом!

Впрочем, главная беда заключалась не в этом и даже не в том, что собранных по списку денег оказалось гораздо меньше, чем рассчитывал Хабибулла. Злополучные стихи появились как раз тогда, когда Хабибулла проводил работу по созданию «мусульманских рабочих союзов» и делал это, как ему казалось, небезуспешно. Правда, не раз приходилось ему покидать рабочие собрания под свист и улюлюканье, но случалось, он добивался известного успеха, который умел раздувать в мусаватских кругах, создавая себе репутацию ценнейшею агитатора-мусаватиста. А теперь вот появились ни стихи, и может пострадать с таким трудом добытый им политический авторитет.

Кто автор стихов? Кто скрывается за подписью «Рабочий», так много и вместе с тем ничего не говорящей? Разумеется, не кто иной, как только рабочий мог написать такие стихи. Но кто, кто именно?.. «Рабочий».. Эта подпись вызывала в Хабибулле страх. Необходимо было ее раскрыть, ибо нераскрытая она казалась еще страшней, словно за ней таилось все чуждое и ненавистное Хабибулле.

Хабибулла вызвал Министраца, и вдвоем они стали просматривать список тех, кто отказывался вносить свадебные деньги: несомненно, опасный стихотворец где-то здесь! Хабибулла и Министрац подолгу задерживались на каждой фамилии, Хабибулла заставлял Министраца припоминать, что и как говорил каждый из отказавшихся платить, и оба наконец пришли к выводу, что автор стихов этот дерзкий парень из казармы бессемейных, тарталыцик Юнус.

— Он уже не впервые бунтует! — сказал Министрац и припомнил все свои столкновения с Юнусом.

Было что припомнить и Хабибулле.

Все стало ясным: Юнус, мальчишка-большевик, его новый свояк — вот кто, оказывается, автор этих зловредных стишков!

«Жаль, что не убил его тогда, у крепостных ворот!» — подумал Хабибулла, в досаде и злобе сжимая кулачки.