Младшая сестра

Вокруг роли Гюлюш

Кажется, еще вчера были эти девушки ее ученицами в театральном институте, а сегодня они уже актрисы. Смена!

Баджи вспоминает, как некрасиво вела себя Телли, дожидаясь, когда Юлия Минасян уступит наконец свое место на сцене ей, молодой актрисе-азербайджанке.

И разве не заслуживает Телли еще большего порицания теперь, когда придирчиво критикует каждый шаг, каждое слово молодых актрис, особенно если те талантливы и хороши собой? Не может, видно, забыть то время, когда была на сцене одной из немногих и — как ей казалось — незаменимой.

А что скажет она, Баджи, о молодежи?

Положа руку на сердце, она может сказать, что смена не страшит ее, а радует: когда она вступала на сцену, актрис в театре было так мало, что это являлось препятствием для постановки ряда талантливых пьес. А теперь в театр пришло молодое поколение одаренных актрис. Очень хорошо!

Вот почему, когда возник вопрос, кому поручить роль Гюлюш в новой постановке «Севили», Баджи сразу вспомнила Делишад. Почему бы не поручить эту роль молодой талантливой актрисе?

— Поражаюсь твоему прекраснодушию! — восклицает Телли, когда Баджи делится с ней своими соображениями. — И, как всегда, буду с тобой откровенна… Вспомни, каким большим трудом, каким упорством добилась ты права на эту роль. Неужели для того, чтоб скороспелки вроде Делишад вытесняли нас, опытных, заслуженных актрис?

— Годы наши уже не те, чтоб претендовать на роли молодых героинь! — с грустной улыбкой возражает Баджи.

— Наши годы? — вскидывается Телли и с завидной осведомленностью приводит примеры из истории театра, когда роли юных девушек исполняли актрисы старшего поколения.

— Уж не хочешь ли ты в роли Гюлюш порадовать зрителя? — лукаво спрашивает Баджи.

— Я не прочь!

Телли не может согласиться с Баджи: если уж та взялась покровительствовать молодежи, то почему бы не остановить внимание на Мариам, дочери Мовсума Садыховича, своего человека? Однако мысль эту Телли не решается выразить вслух.

— Допустим, насчет возраста ты права… — вяло соглашается она. — Но в гораздо более важном… В свое время твоя Гюлюш имела огромный успех, и образ этот на нашей сцене стал — скажу не льстя — почти классическим. Как же ты решаешься теперь его разрушить?.. — Лицо Телли принимает скорбное выражение.

— А может быть, молодые творческие силы найдут, создадут более глубокий образ? Неужели нужно цепляться за свои прошлые удачи? Слепо следовать тому, что когда-то было хорошо, и упрямо отвергать новое? Это было бы эгоистично, мелко и недостойно нас!

— Бережно относиться к уже достигнутым успехам — не значит цепляться за прошлое! И хотя ты, Баджи, бодришься — не забывай, нам с тобой не так уж долго оставаться на сцене, чтоб позволить себе такую роскошь: в нашем театре, на нашей сцене, без боя, уступить свое место другим.

— Недавно ты придерживалась иного мнения — говорила, что нет расчета работать в театре, что ты готова расстаться со сценой.

— Я и не отказываюсь от своих слов! Нужно только правильно их понимать… Я уйду из театра, когда сама захочу, а не тогда, когда меня сбросит со сцены какая нибудь девчонка!

Баджи всплескивает руками:

— Что за обывательский разговор! Разве мы не обязаны растить смену?

— Красиво сказано, но в действительности далеко не так!.. — Успокоившись, Телли готова признать: — Для тебя, в каком-то смысле, это, может быть, и так: Делишад и другие девицы, поступившие к нам из института, — твои воспитанницы. Но для меня… Поскольку я такими не обзавелась…

Вечером Телли рассказала Мовсуму Садыховичу о беседе с Баджи.

— А про мою Мариам на роль Гюлюш она не говорила? — спросил он, внимательно выслушав рассказ Телли.

— И не подумала!

— Забыла, видно, твоя подруга, как внимательны мы были к ее дочке, когда та жила у нас.

— Особенно как чуток был к Нинельке ты, поднося ей подарки! — не преминула уколоть Телли. Она готова была развить эту тему, но Мовсум Садыхович, сделав вид, что не расслышал, с горечью заключил:

— Забывают люди добро… Принимают как должное… — И тяжело вздохнул…

Спустя несколько дней он встретил Баджи на улице. Расспросив о здоровье, о настроении, осведомился также о Нинель, об Абасе, даже о Сашке. Узнав, что все у молодых хорошо, он с удовлетворением воскликнул:

— Славная у нас молодежь! Здоровые, способные ребята!.. — И поскольку речь шла о молодежи, он, как бы невзначай, заметил: — Моя Мариам до сих пор вспоминает о вас как об отличной преподавательнице, восхищается вами как актрисой и как человеком.

Баджи замахала руками:

— Мариам говорит так по доброте сердца. Она прекрасная девушка. Ничего, кроме хорошего, о ней не скажешь.

— Мои слова! — радостно воскликнул Мовсум Садыхович. — И хотя мне, как отцу, не следовало бы произносить их, признаюсь, иной раз трудно удержаться. — Почувствовав, что наступил момент перейти к главному, он спросил: — А каковы успехи Мариам в театре? — И тут же вкрадчиво добавил: — Кому, как не вам, Баджи-ханум, судить об этом! Вы ведь дали ей путевку на сцену!

— Мариам, — развитая, интеллигентная девушка. Не без способностей, трудолюбивая. Будем надеяться, что со временем из нее выйдет толк! — ответила Баджи: она искренне симпатизировала Мариам.

— Не без способностей, говорите вы?.. — Мовсум Садыхович кисло улыбнулся. — Отцу приятно слышать такое! Но… — выдержки у него не хватило, и он изменившимся голосом спросил: — Чем же объяснить, что вы так дурно относитесь к моей Мариам?

— Я?.. Дурно — к Мариам?.. — Баджи была поражена неожиданным поворотом беседы.

— Именно так.

— Вы заблуждаетесь, Мовсум Садыхович!

— Увы — нет! Я никогда не обвиню человека зря. У меня есть факты.

— Какие же факты?

— Мне известно, что у вас в театре намечаются новые постановки, в частности — постановка «Севили»… — начал Мовсум Садыхович, но Баджи, поняв, куда он клонит, не дала ему договорить.

— И вы решили, что я дурно отношусь к вашей дочери, потому что считаю справедливым поручить роль Гюлюш другой молодой актрисе? — Кивок Мовсума Садыховича показал, что она не ошиблась. — Конечно, родителям вполне естественно желать, чтоб их дети успевали, продвигались. И поверьте, Мовсум Садыхович, я сама от души желаю того же вашей славной дочке, моей ученице…

— Так чего же вы не даете ей ходу? — воскликнул Мовсум Садыхович.

— При всей симпатии к Мариам, я нахожу, что для роли Гюлюш у другой нашей молодой актрисы есть больше данных.

— Не уверен! — буркнул Мовсум Садыхович. — И надеюсь, вы убедитесь, что я прав! — добавил он угрожающе.

— Боюсь вас огорчить, но я не вижу оснований менять свое мнение, — сказала Баджи и сделала шаг в сторону. — Извините, я спешу на репетицию. До свидания!..

Мовсум Садыхович проводил ее недобрым взглядом: слишком зазнается женщина! Не соображает, что он нашел бы, чем отблагодарить ее, если бы она поддержала кандидатуру Мариам: в неблагодарности его еще ни один человек не посмел упрекнуть! У той девки, о которой рассказывала ему Телли, больше данных, по мнению Баджи? Так на то и существует опытная преподавательница, чтоб внедрить в Мариам еще больше данных, чем у другой, натаскать до нужного уровня!.. Так или иначе — Мариам должна получить роль Гюлюш. Это — дело чести отца! Конечно, придется приложить усилия, похлопотать. Но кому же, как не родному отцу, заботиться о счастье своей дочки?