Младшая сестра

Детский сад

Они долго и горячо обнимают друг друга.

— Ну и выросла ты, Баджи! — говорит тетя Мария, отступая на шаг и оглядывая гостью с головы до ног.

Все об одном! А как же ей не расти? Ведь она живой человек!

Они стоят, окруженные малышами. Это сироты, оставшиеся беспризорными после мартовских событий. Здесь, в маленьком детском саду, в помещении какого-то бывшего магазина, работает теперь тетя Мария. Кем? Всем, кем угодно: воспитательницей, няней, поваром.

— Плохо у нас с едой, — жалуется тетя Мария, беря на руки одного из малышей. — Пока сама не схожу в продовольственную директорию, продуктов не добьешься. А сегодня еще, как на беду, заболела помощница — не на кого оставить детей… Слушай, Баджи! Не в службу, а в дружбу — присмотри за детьми, пока я сбегаю в проддиректорию. Сумеешь?

Баджи улыбается. Она ли не сумеет?!. А кто, как не она, две зимы провозился с Балой?

Время обеда давно прошло, а тетя Мария не возвращается. Проголодавшиеся дети начинают хныкать. Один из них, черноглазый кудрявый малыш, поднимает плач на всю комнату. Баджи старается утешить его. Но вслед за ним принимаются плакать и остальные. Баджи стоит, окруженная двумя десятками голодных плачущих детей.

— Тише! — приказывает Баджи. — Сейчас буду с вами играть. А того, кто будет плакать, забавлять не стану. — Она делает строгий вид.

Дети, всхлипывая, стихают.

Баджи показывает им свою программу: «внутри ковра», «верблюда» и другие номера.

Дети смотрят с интересом. Лишь изредка раздается приглушенное всхлипывание или вздох.

Самый веселый номер программы — «пять хромых» — Баджи, как обычно, оставляет напоследок.

Смотрите, как переваливается с ноги на ногу малыш-толстяк, вроде ее племянника Балы. Глядите, как волочит ногу разбитый параличом старик-сосед. Обратите внимание, как ковыляет, стуча костылем, калека-нищий. А вот как трепыхают крылышки подбитого воробья. Смотрите, смотрите, как, поджав лапу и визжа, подпрыгивая, бежит бедняжка-собака, в которую мальчишка запустил камнем!

Взгляды ребят прикованы к Баджи. Голод на время забыт.

Баджи, в свою очередь, довольна ими: есть здесь, кроме ребят-азербайджанцев, армяне, русские, а вот поди ж — все ее хорошо понимают: умные, хотя и малыши!

Наконец приходит тетя Мария. В руках у нее каравай хлеба. Малыши, забыв о Баджи, устремляются к тете Марии.

Баджи обижена: она для них так старалась!.. Но вот хлеб съеден, и Баджи вновь испытывает удовлетворение — дети только и делают, что подражают ей: вот один переваливается с ноги на ногу: вот другой волочит ногу; третий стучит палочкой-костылем; четвертый машет руками, изображая раненого воробья; вот пятый визжит, изображая собаку с подбитой лапой… До самого вечера, к недоумению и беспокойству тети Марии, весь детский сад ходит прихрамывая.

На следующий день тетя Мария возвращается из продовольственной директории еще позже. Во время ее отсутствия, стремясь занять детей, Баджи танцует, поет. Зрители снова в восторге. И снова голод на время забыт.

Однажды тетя Мария возвращается с заплаканными глазами — она не получила ни хлеба, ни крупы.

Дети хнычут, стучат по столу ложками, плачут. Баджи пытается их унять, пуская в ход всю свою изобретательность. Тщетно: дети видят, что тетя Мария пришла с пустыми руками.

— Что ж теперь делать? — говорит тетя Мария в отчаянии.

Лицо Баджи сосредоточенно.

— Я знаю! — отвечает она и спешит к выходу.

Тетя Мария смотрит ей вслед, покачивая головой.

Она знает? В городе — ни крупинки!..

Стоя в подвале перед большим мешком, Баджи пригоршнями набирает рис, наполняет им корзинку. Что скажет дядя Шамси? По головке за это, конечно, не погладит!

Баджи удается проскользнуть мимо Дилявер-халы, но на углу она встречает Таги.

— Дай подсоблю! — говорит он и, не дожидаясь ответа, берет корзинку из рук Баджи.

«Еще наябедничает дяде…» — думает Баджи, искоса поглядывая на Таги, но корзинки не отнимает — поздно!

Баджи и Таги приходят в детский сад.

— Вот кого я сто лет не видела! — радостно восклицает тетя Мария, протягивая Таги руку.

— Вещь, говорят, хороша новая, а друг — старый! — отвечает Таги, ставя корзинку на пол и обеими руками пожимая руку тете Марии.

Тетя Мария заглядывает в корзинку. Рис? И так много? Вот это замечательно!

Положив на ладонь щепотку риса и перебирая его пальцами другой руки, Баджи с видом знатока изрекает:

— Белый, крупный, продолговатый — высший сорт, ханский.

Она ждет похвалы. Разве она не заслужила? Но неожиданно лицо тети Марии становится строгим.

— Где ты взяла?

Баджи понимает смысл вопроса: не украла ли она этот рис? Она молчит.

— Наверно, у дяди взяла?

Снова молчание: думайте что хотите!

Думать, однако, тете Марии некогда: плач малышей переходит в рев, и она поспешно насыпает рис в кастрюлю.

Таги стоит подле тети Марии. Лицо у него худое, потемневшее от солнца, виднеющаяся из-под расстегнутой рубахи влажная от нота грудь — впала. Плохо, очень плохо стало с едой.

— Дай-ка, я тебе отсыплю немного, — говорит тетя Мария, берясь за корзинку.

— Оставь лучше сиротам, — отвечает Таги, отводя глаза от риса.

— Хватит всем. Ну?..

Таги снимает папаху. Белые крупные зерна риса сыплются в старую засаленную папаху, застревают во влажных складках.

— Дай бог здоровья тебе и твоему сыну Саше! — говорит Таги с чувством.

— Не меня благодари, а ее! — отвечает тетя Мария, кивая на Баджи.

— И ей и ее брату Юнусу дай бог здоровья!.. А над отцом и матерью их да будет вечный мир.

— Хорошие были люди, — говорит тетя Мария, вздыхая.

— Лучших людей я на своем веку не видел. — В глазах Таги глубокая печаль.

Баджи смотрит на Таги. Так вот, оказывается, каков он, этот амбал! А она думала, что он только и знает, что тяжести таскать да шуточки отпускать.

— Насыпьте ему, тетя, полней — я еще принесу, — тихо шепчет Баджи на ухо тете Марии, но Таги слышит ее.

— Дай бог тебе доброго мужа! — говорит он растроганно.

— Замужняя равно стонет, что и девица! — отвечает Баджи, как принято в таких случаях отвечать, сама, впрочем, не слишком вдумываясь в смысл этих слов.

Каша сварена — аппетитная, вкусная, но Баджи не удовлетворена.

— Из такого риса надо варить не кашу, а плов! — замечает она критически.

— А кишмиш и масло нам с неба, что ли, упадут? — спрашивает тетя Мария с усмешкой.

С неба? О нет — кишмиш и масло пока существуют и на земле!

Стоя в подвале перед ящиком, Баджи отламывает тяжелые слежавшиеся куски изюма, бросает их в корзинку. Затем она отливает из пузатой глиняной посудины топленое масло. Пусть сироты едят, пусть угощаются! Пусть знают, какая она ловкая! Баджи уже вкусила сладость успеха у малышей, и добрые чувства — искреннее желание накормить малышей, помочь тете Марии переплетаются у нее с тщеславием. Что скажет дядя Шамси! Ну его, дядю! Может быть, он и вовсе не вернется?..

В кухне детского сада Баджи стоит с засученными рукавами, с двумя полотенцами накрест через плечо — как настоящий повар и готовит плов. Она чувствует себя в роли Ана-ханум. Тетя Мария низведена сегодня на роль помощницы.

Жирный, рассыпчатый, сытный азербайджанский плов!

Баджи наблюдает за перемазавшимися, облизывающимися малышами. На этот раз она вполне удовлетворена.

Но вдруг у нее мелькает мысль: если б отец узнал, что она ворует, он бы ее убил!

Ворует?

Она знает, что воровать дурно. Но вот, стоит взглянуть на сытых, довольных детей, и оказывается, что это не так уж дурно.

А может быть, это вовсе не воровство?

Вывозят же теперь из магазинов богачей добро, чтоб раздать бедному люду, и многие не называют это воровством. Вот и тетя Мария говорила: одно дело — брать для себя, другое — для бедных голодных детей. Это другое теперь называется «реквизиция». И только богатые называют это по-прежнему воровством.

И еще тетя Мария говорила, что несправедливо, чтоб богатые имели все, а бедные — ничего, и что богатые стали богатыми нечестно; значит, отнимать у них богатство — справедливо. Какая, в самом деле, польза, если рис и кишмиш будут лежать в подвале, пока не сгниют или пока их не пожрут крысы? Вот она и произвела у дяди Шамси маленькую реквизицию. Эта мысль приводит Баджи в восторженное состояние. Пусть посмеет кто-либо сказать, что она ворует! Просто — маленькая реквизиция!

Каждый день с утра приходит Баджи помогать тете Марии, принося что-нибудь из продовольственных запасов Шамси.

Тетя Баджи пришла! — радостно кричат ребята, бросаясь к ней навстречу.

— Да отстаньте вы! — отмахивается от них Баджи. Но в глубине души она растрогана и польщена.

Странные дела творятся теперь с нею!

Прежде она возилась с одним Балой, и было это, признаться, трудновато. А теперь ей приходилось возиться с двадцатью крикунами, и они ей не в тягость. Прежде она мыла посуду на шестерых и проклинала тарелки и горшки. А теперь она моет посуду всего детского сада и не ропщет. Прежде она только и думала, как бы ей увильнуть от непосильной работы. А теперь она сама просит работы у тети Марии.

Почему так происходит? Наверное, потому, что работает она теперь по своей доброй воле и помогает той, кого любит, кого уважает, и потому, что нельзя не помочь этим сиротам-малышам…

Иногда тетя Мария заводит речь о Саше.

И тогда Баджи вся обращается в слух, хотя делает вид, что погружена в работу — тщательно вытирает посуду, внимательно перебирает крупу. Порой ей самой хочется заговорить о Саше, по она не решается. Боится она, что ли, тетю Марию? Но чего ей бояться, ведь та не станет ругать ее за это? Стыдится, может быть? Но чего ей стыдиться? Разве она целовалась с Сашей, как целуются другие девчонки с мальчишками? Аллах упаси! Почему ж, в таком случае, едва она хочет заговорить о Саше, язык у нее словно прилипает к нёбу?..

Однажды приходит в детский сад женщина с портфелем, осматривает ребят, заглядывает во все уголки. Она шепчется с тетей Марией, время от времени бросает взгляд на Баджи. Перед тем как уйти, она подходит к Баджи.

— Это ты так хорошо помогаешь товарищу Филипповой? — спрашивает она приветливо.

— Я помогаю, — отвечает Баджи.

— Мы уже о тебе слышали, — говорит женщина, ласково улыбаясь.

— Я стараюсь, — отвечает Баджи, смущенная похвалой. Она берется за щетку и принимается с рвением подметать пол.